Новый Мир ( № 4 2011) - Новый Мир Новый Мир

— Гэбисты, я слышал, кой-где сделали популистские районные отделения. Офис как офис. Как бы ближе к народу. И дверь прорублена — прямо на улицу. Прямо в объятия к народу… Заходи хоть все!

— А что? Демократизация. Правильно.

— У входа сидит расслабленный гэбист. Мужичок-канцелярист с милым лицом. Как в жэке. Заходи, народ!

— И что?

— А ничто — принимает жалобы.

Телохран и Хозяйчик все еще перешептываются.

— Это же, можно считать, корпоративная встреча!.. Цена другая! Цена соответственно встрече…

— Если ты еще раз разинешь…

— Я разину свой рот столько, сколько я захочу.

— Это правда. Но ты захочешь его разинуть ровно столько, сколько я тебе разрешу.

— Я…

И наконец вместо слов — тихий стон часто обижаемого человека. Это телохранитель, упрощая разговор, стиснул трепещущую руку Хозяйчика. Своей заждавшейся клешней. И дальше — шепотом:

— Видишь тот темный уголок возле той двери?

— Ви-и-ижу.

— Хорошо видишь?

— Хо-о-рошо.

— Иди туда, сядь и думай о женщинах.

*

Это правильно, — Босс, он же спонсор, главный в застолье и зачем ему париться?.. Правильный человек сам собой держится в теньке.

Политика для Босса — недавний, но кой-где в перспективе уже зрелый плодоносящий бизнес. Конечно, подстраховка. В параллель он поддерживает сразу трех таких выдвиженцев, как Артем. И за один только этот бурный летний месяц три митинга.

И соответственно — три таких застолья.

Да, да, да, он продвигает Артема Константу во власть. Да, вложил в Константу свои честные деньги. Да, пришел поощрить, порадеть за своего выдвиженца, который так дразняще удачно выступает на митингах… Импровизирует под открытым небом. На ветерке. А с каким блеском врывается на экран ТВ!

Свой-1 и Свой-2 сидят рядом. Им наплевать на знаковое молчание Босса. И, если уж до конца, на самого Босса тоже сейчас наплевать. С пятой-то стопки перестроечный гражданин может почувствовать себя свободным?!. Ну хоть с шестой!

— А нужен ли Пал Палычу в нынешней Думе именно Артем Константа? как мыслишь?.. За него уже проплатили? Много ли?

— Потратились.

— Однако народу, если про сегодня, было маловато.

— Но не потому, что поутру!.. Пал Палыч мог бы и светлым утром собрать стадион. Но он четко сказал, как отрубил, — пока что только “свои”. И плюс немного быдла.

— Не любит лишние уши?

— Лишние языки.

А вот еда хороша. Оба почти одновременно отмечают, что курочку запекли славно!.. К тому же, ха-ха, в разделке им повезло — у разбежавшейся и тормознувшей на этой части стола курицы четыре… нет, пять ножек!

— Кто там рядом с Константой?

— Какой-то пацан.

— Может, сын его?

— Вряд ли… Какой-то заика.

Уйти бы к Ольге…

Помалу завелись. Опрощаются.

— Да, да… Артем, как не поздравить тебя, дорогой. Вот это был улёт! Потрясающее выступление.

— Но ты, Артемка, сейчас должен ответить на наши тосты и на такую нашу любовь!

— Мы не митинг. Мы хотим тебя послушать открыто и по-домашнему!.. Как своего!

— Устал?..

— А выпей! А взбодрись!

— Обещал же о переменах!

— Ну, пожалуйста, Артемчик. Помечи сегодня еще немножко бисеру — перед нами, свинюшками!

С расширенными зрачками!

Артем пружиной встает в рост, нависая над торцом стола… Хотите о переменах?!

— Погоди, Константа!.. Наливаем!.. Что? Перешли все на водку?

Артем дал время… Заодно поощрил сидящего с ним рядом Колю Угрюмцева. Дружески, туда-сюда, треплет стриженую голову жующего пацана:

— Вот, господа! Получите!.. С нами за одним столом начинающий художник… Как имя? Напомни.

— К-коля.

— Нет, друг мой!.. Ты художник. Привыкай называть фамилию, когда у тебя спрашивают имя. А Коля и Вася здесь никого не интересует.

— У-у-угрюмцев я.

— Принято… У нас, господа, некоторые проблемы с речью. К тому же волнение.

— Ура, Константа!

— Тихо! Наш Николай Угрюмцев совсем юнец. Обычный пацан, мальчишка!..

Артем легко разгоняет крепкие и нарядные, послушные ему слова. Артема Константу, если он этого не хочет, не перебить:

— А знаки перемен — совсем рядом… Да, пацана выгнали из школы… Но из какой школы? Это потрясает!.. Вам, господа, не угадать. Ну-ка?.. Слабо?.. Так вот — его выставили из некоей самодельной гэбэшной школы… лучше сказать, его выгнали… изгнали из славных рядов ГБ.

— О!

— О!

— Ого!..

Застолье хохочет.

— Однако, господа, что смешного?.. В школе ГБ мальчишке развили и остро отточили именно зрительную память. Главное оружие как для будущего художника, так и для будущего гэбиста — глаз.

— О да!

— О да!.. На всю жизнь память!

— А меж тем, — продолжает, балуясь, Артем, — а меж тем духовное рождение юного художника Угрюмцева, обрыв его духовной пуповины увязан… косвенно… с Водометной выставкой. Которую мы только-только поминали… Такие нынче времена. Знаки новизны, как ручьи, стекаются издалека!

Артем еще раз поощрительно похлопывает юнца по стриженой башке:

— Молодец! Был на выставке!

И вот ведь вновь ожила недавняя Водометная выставка художников.

Случайно или нет?.. Как знать!.. В отвязном, пьяно-победном застолье так бывает, что некий необязательный факт (или, к примеру, чье-то случайное чужеватое имя) вдруг возникает повтором… дважды!.. словно бы напрашиваясь зачем-то к нам в питейный разговор. Словно бы просясь войти… Словно бы легкий стук-стук в дверь. В нашу дверь.

*

Но Артем как-то не угадал. Слишком спокойный, он попросту сбавил голос до проторенно застольного трепа:

— Возможно, на Выставке были серьезные люди в теневых погонах. Но я не о них. Я лишь о той школе ГБ, в которую затесался наш голодающий Коля Угрюмцев. Всего лишь самодельная, домашняя школка… Ее организовал какой-то тусклый майор Семибратов. Пользуясь общей неразберихой… Самого майора из рядов ГБ как раз турнули, чистка, вот обойденный майор и слепил свою собственную школу. С энтузиазмом слепил и в пику! Хотел деятельности!.. Хотел во благо!.. Время Семибратовых, господа!

Артем не спешил:

— Да, господа, о выставке как раз тогда начали писать-шуметь, и наш майор зажегся интересной мыслью. В самый скандальный день он надумал послать в залы с проблемной живописью свой творческий молодняк. Для практики. Потолкаться среди интеллектуалов. Что-то записать, кого-то запомнить… Святое дело! Нашего Колю и еще нескольких обучаемых мальчишек майор остро нацелил и, благославив, отправил в жизнь…

Застолье внимало.

— Да, господа, случай!.. Внедренные майором мальчишки час в час совпали с задымлением — с акцией ментов по силовому закрытию Выставки… Представьте картинку!.. Угроза пожара… Сотня зрителей. Толчея. Подростки с рвением вынюхивают в уже слегка задымленном зале. Записывают либеральные реплики и запоминают несогласные лица. Школа!.. Начальная школа, господа!.. Коля Угрюмцев один из них — из посланных вынюхивать… А что случается заодно?.. А заодно, господа, наш юнец впервые в своей жизни оказался в залах, увешанных картинами, — вот оно что! Носом в краски! Впервые в своей жизни мальчишка попал на… вернисаж!.. Крикливый, задымленный, уже кашляющий, однако же вернисаж!

Артем наращивает интерес:

— Нет, нет, вы не морщьтесь! Вы представьте себе этот выворот сыскной овчинки!.. Вместо того чтобы пробираться, шастать из зала в зал и прислушиваться к разговорам изгоняемой и разгневанной (особенно брандспойтами) нашей интеллигенции, юный гэбист ходит слепыми шагами, забыв, зачем он здесь… Забыв, зачем его прислали! Забыв Семибратова! Он ходит спотыкаясь. Он ходит, потрясенный, от картины к картине. И то там, то здесь замирает от незнакомой ему пьянящей силы искусства!

— Артемчик! Класс!.. Сработала живопись!.. И душа у мальчишки перевернулась!

— Артем?!. Пацана ударило по башке?