Упрямое время - Игорь Вереснев

– Год две тысячи восьмой?

– Да.

Вот так. А мечтал – неделька, и всё исправлю! Всё хорошо будет… Исправил, мать твою…

Всю дорогу просидел я в какой-то прострации. Не помню, куда она меня везла. И как из машины вышли, как на лифте поднимались, не помню. Ничего не видел, ни подъезд, ни квартиру её. Тоска была – хуже серости из межвременья. Хуже… Сравнил! Да серость та мне милее милой показалась. Что угодно отдать готов был, чтобы ещё раз её увидеть. Руку? Берите руку. Глаз? Да пожалуйста! Богу готов был молиться – а ведь не молился никогда. «Господи, зачем ты так надо мной издеваешься? Дал надежду, и тут же её забираешь! Ничего у тебя не прошу, никакого чуда. Только пусть хронобраслет снова заработает. А дальше я сам…»

Очнулся я от этих разговоров с богом, когда Ирина – так женщину звали – потребовала, чтобы раздевался. Пиджак, свитер, брюки, рубаху – всё чтобы снимал, до исподнего. «Раны обрабатывать будем». Ну разделся. Что мне, трусов своих перед бабой стесняться, что ли?

Промыла она мне ссадины, йодом намазала, забинтовала. И всё время боялась, что больно мне делает. Эх, милая, не знаешь ты той боли, что мне вытерпеть пришлось!

Не отпустила меня Ирина и после того, как «лечение» закончила. Брюки, мол, зашивать нужно, рубаху стирать, и так далее. Я не спорил. Спешить мне теперь было некуда и незачем. Натянул предложенные взамен изъятых вещей шорты – думал мужнины, оказалось дочкины – и поплёлся на кухню обедать. А потом улёгся на диван, «отдыхать после пережитого стресса». Не заметил, когда закимарил.

Проснулся – за окном вечер. На балконе сушились выстиранные рубашка, свитер, носки. А на спинке стула рядом с диваном красовался костюм, тёмно-серый, добротный, по всему видать – не из «секонд хенда».

Костюм меня возмутил. Тут и считать не надо – оставшихся у меня денег не хватит на такую покупку. Но Ирина была неумолима. Мол, виновата, из-за неё человек пострадал, покалечился, чуть не погиб. Должна хоть как-то компенсировать. И материальные потери и… вообще.

Что там за «вообще», она не распространялась. Но я посмотрел в её тёмно-карие глаза, и понял – застрял. Не просто в этом времени – в квартире этой женщины застрял.

Вскоре я знал, что Ирина жила в пусть достаточно просторной и современной, но однокомнатной квартире вдвоём со взрослой дочерью-студенткой. Сейчас дочь отсутствовала – уехала на соревнования. Квартиру они купили в кредит пять лет назад. «Да так удачно получилось – всё погасить успели, и за квартиру, и за машину. Как раз перед этим дурацким кризисом последние взносы выплатили. Не пострадали». Работала она переводчиком в одной богатенькой фирме, «с иностранным инвестором». Оттуда и квартира, и машина, и обстановочка недурственная. А прежде жили они в городке одном мелком, в Штеровске. Ирина там в школе работала, учительницей. «Но разве на те гроши можно ребёнка вырастить, на ноги поднять? Тем более, в одиночку?»

Учительница… Как сказала об этом, сразу будто роднее стала. Почти сестра. И теплом потянуло из моего прошло, такого далёкого уже… Нет, в школе я работал не из-за каких-то там высоких идеалов и прочей дребедени, которой нас на педсоветах начальство потчевало. Какой из меня Ушинский-Песталоцци? Сами понимаете – никакой. Физрук я, этим всё сказано. Но работа была по душе. Положа руку на сердце – нравилось с ребятнёй возиться. Это же здорово, когда на твоих глазах вчерашняя мелкота сопливая превращается в парней и девушек. И от тебя во многом зависит, чтобы парни вырастали сильными и крепкими, а девушки – гибкими и стройными. Никогда не жалел о выбранной профессии. А что платили гроши… Это да, было, и никуда не делось, к сожалению. И подрабатывать приходилось, где и кем – не упомнишь даже всего. Но не жалел. И если бы всю жизнь так прожить позволили, счастлив был бы. Не позволили…

О муже Ирина не упомянула ни разу. Если и существовал он когда в природе, то памяти о себе не оставил. Зато о дочери могла рассказывать часами. Та и умница, и отличница, и красавица. Насчёт красавицы уверен я не был. С фотографий на стене смотрела девушка с серьёзным, чуть скуластым лицом, коротко стриженными тёмными волосами, тонкой ниточкой упрямо сжатых губ. Тёмные волосы, собственно говоря, единственное, чем она походила на мать. Всё остальное взяла от своего неизвестного папаши. И рот, и нос, и скулы. Хорошее лицо получилось, выразительное. Но не красивое. А разве красота – это главное? Вот то, что и спортсменка, и отличница – замечательно. Стало быть, правильным человеком выросла, самостоятельным.

…Уже на вторую ночь мы с Ириной спали в одной постели. Как это получилось? Не знаю, я особенно не задумывался. Получилось. Может, и неправильно, что так быстро и не задумываясь…

Вот со Светланой у нас всё правильно происходило. Она в молодости красавицей писанной была. Королева. Волосы – что твоё золото, губы, глаза, фигура. Хоть и деревенская, а королева! И познакомились мы правильно – на дискотеке в городском парке. Она только-только приехала, в институт поступала. В воскресенье с подругой на дискотеку пошли, а там к ним какая-то шпана малолетняя задираться полезла – этого «добра» у нас во все времена хватало. Мы с парнями неподалёку гуляли, заметили, подошли. Шпана сразу отвяла, даже учить не пришлось. Так и познакомились, глаз друг на дружку положили. Я, конечно, не красавец, но парень был видный, плечистый. Спортсмен. Городской, опять же.

Затем свидания пошли, цветы, стихи, прогулки при луне. До свадьбы – ни-ни! Всё по правилам. Затем семейная жизнь, как говорится, «в любви и согласии». Во всём друг другу помогали, всё друг о друге знали. Доверяли, больше, чем себе самому. Всё у нас было замечательно… неполных пятнадцать лет. А потом закончилось.

Об Ирине я знал лишь то, что она мне рассказала. Она обо мне – и того меньше. И ничего не расспрашивала. Кто я, откуда, зачем? Принимала, какой есть. Уходила на работу, оставляя самого в квартире. Не опасалась, что обнесу до нитки? Что рецидивист или маньяк какой-нибудь? Разве можно так доверять человеку, которого никогда прежде не видела, которого знаешь считанные часы? Разве вообще можно доверять человеку? Когда-то и я умел. Разучился.

Ирина была словно не от мира сего. Странная, похожая на выросшего, но не повзрослевшего до конца ребёнка. Но мне было хорошо с этой странной женщиной. Тепло, уютно. Покойно. Забыть я успел, что так бывает. Она позволяла мне, человеку, у которого отобрали и прошлое, и будущее, пожить одним днём, сегодняшним.

Ирина ничем не походила на мою бывшую жену. И любовью занималась не так. Жадно, страстно, будто несколько лет мужика в постели не имела. И вместе с тем – настороженно. Страшилась, что не по-настоящему это? Шутка какая-то глупая? Или сон? Сделает она что-то не так, слово скажет невпопад, и всё закончится? Потому молчала? Лишь на третью нашу ночь совместную она решилась спросить: