Неделя странного лета… - Наталья Баклина

– Вовка, а много уже твоя корреспондентка наснимала? Ну та, которая под прицелом? – спросила она Умницкого, стараясь не упустить забрезжившую мысль.

– Да порядочно. Год уже передача идёт. Между прочим, с хорошим рейтингом, после каждого эфира писем мешок и звонков куча. Благодарные телезрители сообщают очередные факты и зовут приехать к ним на съёмки.

– А эта твоя Люся Ложкина…

– Олеся Лужина.

– Ну да! Она действительно толковая девчонка?

– Да она репортёр от Бога! Нахальная, шустрая, никого не боится, везде пролезет, Когда в нашем роддоме старшую накрыли, которая младенцев заграницу продавала, Олеська умудрилась в родильное отделение пробраться и интервью взять у санитарки и одной из этих малолеток, что от младенцев отказывались! Эксклюзив, между прочим, получился, журналистов туда вообще-то не пускали!

– Скажи, а может твоя Лужина потрясти архив и проанализировать, что там до сих пор актуально и что в эфире прогремит, как следует?

– Сможет, конечно, – кивнул Вовка, всё ещё не понимая, к чему клонит Анна.

– Ань, ты что, хочешь таким образом снизить расходы на передачу? Но это всё равно геморрой страшенный! – Кирилл тоже не понимал.

– Нет, Кирюш. Я думаю, нам с тобой надо сделать фильм. Помнишь, у Говорухина был в конце восьмидесятых «Так жить нельзя»? Вот и нам нужно сделать нечто подобное. На местном материале. И проанонсировать его в центральной прессе. И не платить за эфир, а продать фильм кому-нибудь. Тому же НТВ. Или первой кнопке.

– Ань, но это должен быть очень хороший фильм, – Кирилл перестал поигрывать ручкой, сел прямо и внимательно смотрел на жену.

– Будет. Я вместе с Вовкиной Ложкиной…

– Лужиной!

– Не важно. Я вместе с этой твоей девочкой просмотрю материал, подумаю, напишу примерный сценарий. Кирюха выпишет хорошего оператора, например, того же Бориса Степанова, который прошлый фильм снимал, поездит с ним на съёмки, в кадре поработает. Кир, помнишь, как Парфенов в своём «Намедни» ходил? Вот что-то в этом роде, дашь эффект личного присутствия. Чиновников потрясёшь, надо будет, снимешь скрытой камерой. Представляешь, какая штука может получиться?

– Представляю! – Кирилл опять откинулся в кресле и смотрел на жену с ошеломлённой улыбкой. – Ань, по-моему, это потрясающая идея. И по деньгам вполне подъёмная.

– Да, – кивнула Анна. – Так что, Вовка, на следующей неделе я приезжаю в наш город, ты знакомишь меня с Лужиной, и мы начинаем с ней добывать изюм.

– Какой изюм? – опять не понял Умницкий.

– В передаче должна быть основная идея, изюминка, стержень, на который нанизывается сюжет. Вот я и посмотрю, что в материалах твоей репортёрши может стать такой изюминкой.

***

На обед Арсений вместе с тихой смуглянкой – как выяснилось, её звали Оленька – сварили гречку с соевым фаршем. Добавил в котёл приправы из пакетика, плеснул душистого масла из бутылки, и каша получилась на удивление вкусной. Анна положила немного на дно своей литровой кружки – жестяная и очень лвзята с собойза вес и была выбрана – съела пару ложек, оценила вкус и с удивлением обнаружила, что совершенно не голодна. Однако! Попить чайку в поезде, затем пройти по перевалу километров двадцать, за весь день съесть пару кружочков кураги и не чувствовать голода! Определённо, с ней что-то происходит. Может быть её организм, измученный затяжным обжорством, решил сделать паузу?

После того ужасного звонка она вдруг стала много и часто есть. Просто запихивала в себя, как в топку, бесконечные конфеты, сырки, куриные крылышки, будто надеялась, что вместе с едой переварятся все те тоскливые и тёмные мысли, что донимали днями и не давали спать по ночам. И действительно, после приступов обжорства тоска ненадолго отступала. Но не переваривалась, а откладывалась складками на боках и животе – всего за две недели Анна прибавила четыре килограмма и не влезала в джинсы. Пришлось в поход старые Жанкины брать, а она, между прочим, носит пятидесятый размер.

Анна съела ещё ложку каши – вкусно, но не лезет! – и поискала, куда бы вывалить остаток.

– Народ, – сказал Арсений, накладывая себе добавки, – предлагаю подумать, кто с кем будет дежурить. Дежурим по двое, один отвечает за костёр, второй, а лучше – вторая, за кашу. И ещё нужно решить, кто отвечает за дрова.

– Чур, я, чур, – я за дрова! – Янка отвлеклась от своего горшочка (её пузатенька фаянсовая чашка-кружка именно на него и походила – на ночной горшок) и, словно школьница, затрясла поднятой вверх рукой. – Обожаю рубить дрова и ненавижу готовить!

– Ладно, отвечай, – согласно моргнул белёсыми ресницами Арсений. – Да, вот ещё что. У меня предложение устроить круг прямо сейчас.

– Что устроить? – переспросил Андрей, примеряясь доложить каши себе и сыну Павлику.

– Круг, круг, подведение итогов дня. Обычно мы такие вещи вечером перед сном устраиваем, но я предлагаю сделать это прямо сейчас. Во-первых, познакомимся, а во-вторых тот, кто устал, сможет лечь спать пораньше.

– Давайте, давайте устроим, – захлопала в ладоши блондинка. – У меня уже столько впечатлений!

– Тогда можем начинать. Кстати, если кто-то хочет на время похода назваться другим именем, хочет прожить этот кусочек жизни как другой человек, он может это сделать. Я, например, предпочитаю, чтобы в лесу меня звали Лесовик.

– А меня зовите Ида, я буду Ида, – мечтательно сказала блондинка. – Я буду идти по берегу этого замечательного озера, идти, идти, всё останется позади, и звать меня будут Ида…

– А я беру себе имя Медея, – сказала девушка с бесстрастным лицом и обвела всех спокойным холодным взглядом.

– Отличное имя, – кивнул Арсений-Лесовик. – Вась, а ты у нас теперь кто?

– А я теперь буду Климентий, – задумчиво сказал Вася-«испанец». – Что-то я тут подумал, подумал и решил, что пора мне побыть Климентием.

– Климентий! – попробовала новое имя Янка и развеселилась. – Слушай, а давай я тебя буду Ментиком звать!

– Не надо меня звать Ментиком, я Климентий, – не согласился бывший Вася.

– Янка, а ты у нас кто будешь? – прервал Янкино веселье Лесовик-Арсений.

– Янка и буду, меня моё имя устраивает, – пожала плечами та и вдруг заорала в сторону Анны: – Ой, ой, пока не знаю, как тебя зовут, оставь покурить, а?

Анна оглянулась – за её спиной попыхивал трубочкой отец семейства, муж Риммы.

– Женя меня зовут, Евгений Верещагин, – невозмутимо сказал он и протянул Янке трубку. Та сделала затяжку и, щекастая, приземистая, с «ночным горшком» в руках и трубкой в зубах стала похожа на атаманшу из какой-то сказки в стиле «сюр».

– Я Римма, это Дина, – остальные Верещагины тоже решили оставить себе родные имена.

– А я хочу поменять имя. – девушка, которая недавно купалась голышом в озере и стеснялась говорить Анне «ты», смотрела в огонь напряжённым взглядом. – Есть одно имя, с которым у меня связаны очень неприятные воспоминания и переживания. Я хочу избавиться от этой зависимости. И поэтому пока я здесь, пусть я буду Майя.

«Ого!» – внутренне охнула Анна. Надо же, как она с именем угадала! Майя из племени майя!

– Анна, а ты? – спросил Арсений. Пришла её очередь представляться.

– А я Анна. Я не хочу быть кем-то другим. Пусть всё, что здесь случится, случится со мной.

Арсений кивнул, а народ продолжал называться:

– Андрей.

– Павел

– Сергей

– Оля.

– Кирилл

«Ох, лучше б ты назвался Филимоном!»

Глава 5

– Мне нужна модель, – Лесовик огляделся и сделал жест, отказываясь от радостно подавшихся к нему Иды и Оленьки. – Нет, девчонки, не вы. Мне нужен мужик поздоровее. Вот, Андрей, например ты.

– Пожалуйста, – пожал плечами Андрей и вышел на середину.

После обеда прошло какое-то время и Арсений – Анна старательно себе напоминала, что он Лесовик, но новое имя в голове никак не укладывалось – теперь показывал, как работать с перегруженными мышцами спины и плеч.

– Вот, смотрите, – Лесовик положил Андрею между лопаток свой довольно увесистый на вид кулак и плотно прижал руку к спине. – От локтя до кулака у вас как бы рычаг, и вы им двигаете по спине, как бы раздвигая мышцы. Двигаете по окружности или по восьмёрке. Андрей, а ты не сопротивляешься моим движениям, а принимаешь их и пропускаешь, позволяя мне двигаться. Давай!

Лесовик задвигал кулачищем по спине Андрея, и тот начал поддаваться, покряхтывая от, по всей видимости –болезненных, – разминаний.

– Не терпи, звучи! – велел Лесовик, и Андрей закряхтел погромче, явно стесняясь орать в голос при всём честном народе. – Вот так мы стесняемся и консервируем в себе всяческие зажимы, – прокомментировал Лесовик. – А их надо выпускать, и если требуется – орать.

Он как-то особенно тщательно провёл локтем по пояснице Андрея, тот аж присел, поддаваясь траектории, и вдруг рявкнул во весь голос.

– Вот! – обрадовался Лесовик, прорываясь через общий смех и аплодисменты. – Наконец-то проняло. Ну, как ощущения?