Ленинградская бойня. Страшная правда о Блокаде - Владимир Бешанов

1 июля у острова Вормси от взрыва донной мины затонула М-81, спаслось два человека, у острова Саарема — «приватизированный» в 1940 году вместе с Латвией тральщик Т-299 «Иманта». 6 июля подорвался на мине и мгновенно затонул Т-216, 7 июля — ТЩ-101 «Петрозаводск», 9-го — Т-890 «Налим». 16 июля подорвался эсминец «Страшный», взрывом была полностью разрушена носовая часть, корабль с трудом удалось отбуксировать в Кронштадт, до конца войны в море он не выходил. 18 июля на собственной мине подорвался СКР «Туча», корабль лишился руля и винтов, погибло 8 человек. При атаке на конвой противника артиллерийским огнем был уничтожен ТКА-123. Сутки спустя в Моонзундском проливе, получив прямое попадание авиабомбы в котельное отделение, взорвался и затонул эсминец «Сердитый», погибло 35 членов экипажа, ранения получили более 100 человек. 10 июля подорвался на мине и выбросился на берег транспорт «Расма» водоизмещением 3200 тонн. 21 июля немецкой подлодкой была торпедирована М-94 старшего лейтенанта Н.В. Дьякова, чудом спаслось одиннадцать моряков. В тот же день на минах погиб танкер «Железнодорожник». 22 июля в Рижском заливе в бою с немецкими катерами погиб ледокол «Лачплесис» и сопровождавший его ТКА-71, экипаж которого проявил исключительный героизм. На следующий день подорвался, но остался на плаву заградитель «Ристна». 26 июля финская канонерская лодка артиллерийским огнем потопила МЩ-238. 27 июля в Ирбенском проливе, прикрывая корабли, ставившие минные заграждения, подорвался и был добит торпедами эскадренный миноносец «Смелый». 29 июля подорвался на мине и затонул со всем экипажем ТЩ-51 «Змей», 30 июля — Т-201 «Заряд». 31 июля финской артиллерией был тяжело поврежден Т-203 «Патрон».

Удрученное каждодневными потерями, флотское начальство, в том числе и флагманский минер (!), никак не могло найти ответ на вопрос, почему корабли взрываются, даже если следуют непосредственно за тральщиками? И пребывали в глубокой задумчивости, пока вызванные из Ленинграда «самые квалифицированные специалисты» по борьбе с минной опасностью не разъяснили, что есть, мол, у врага (да и у нас тоже, на складе у того же флагманского минера) такие мины — электромагнитные и акустические, а для борьбы с ними нужны специальные тралы.

Вот оно как! — удивилось «командование». Где же нам взять эти тралы?

«Выяснилось, — вспоминает адмирал Пантелеев, — что Морским научно-техническим комитетом давно разработаны отечественные электромагнитные и акустические тралы. Они уже прошли все испытания и получили самые высокие оценки. Сейчас оба трала еще более совершенствуются. Эта справка поразила нас всех. Мы, оказывается, имеем хорошие тралы, но хотим сделать их еще лучше, а тем временем подрываются и тонут наши корабли, гибнут люди! Командующий флотом затребовал через Москву хотя бы два экземпляра тралов…»

2 августа на донных минах погибла подлодка С-11, которой командовал капитан-лейтенант А.М. Середа, 3 августа на минах погиб Т-212 «Штаг», 7-го пикировщики утопили танкер «Спиноза» и повредили эсминец «Энгельс». Ушла в боевой поход и никогда уже не вышла на связь подлодка С-6. 8 августа авиация противника потопила ТЩ-76 «Вал», эсминец «Карл Маркс», на котором погибло 38 человек. Рядом с эсминцем погиб малый «охотник» МО-229 со всем экипажем. 10 августа затонул транспорт ВТ-572 «Бартава». 11 августа подорвался на мине и погиб Т-213 «Крамбол». Тяжелые повреждения от подрыва на минах получили эсминец «Стерегущий» и транспорт «Вячеслав Молотов». Авиация утопила транспорт «Алтай». В Ирбенском проливе со всем экипажем погиб заградитель «Суроп» и обеспечивающее судно «Вал». 13 августа немецкими и финскими торпедными катерами потоплен транспорт и ТЩ-41 «Ленводпуть-12». Подорвался на мине и затонул ТЩ-68. 15 августа погиб на мине Т-202 «Буй» и транспорт «Креченга», 16 августа — посыльное судно «Артиллерист». 18 августа от подрыва на минах погибли эскадренный миноносец «Статный» и его командир капитан 3 ранга H.H. Алексеев, 19-го торпедными катерами был потоплен ледокол «Мерикару» и ТЩ-80. 20 августа погиб на минах МО-207, 21-го — транспорт «Леени» и гидрографическое судно «Норд». От удара с воздуха затонуло госпитальное судно «Сибирь», погибло более 600 человек. 23 августа в Выборгском заливе, получив повреждения, выбросился на берег и попал в руки финнов бронекатер БКА-215. Еще через сутки, сопровождая конвой, на минном заграждении у мыса Юминда погибли эсминец «Энгельс», спаслось 11 человек из 180 членов экипажа; тральщики Т-209 «Кнехт» и Т-214 «Бугель»…

За этот же период Балтийской флот смог записать на свой боевой счет вспомогательное судно и танкер, потопленные лодками С-11 и С-4, германскую подлодку U-144, уничтоженную «щукой»-307, а также погибшие на минах вражеский тральщик и сторожевик.

Быстрый отход Красной Армии из Прибалтики создал для флота чрезвычайно тяжелую обстановку. Вслед за Либавой пали Виндава и Рига, вся система базирования оказалась нарушенной и находилась под непрерывными ударами, в руки противника попало две трети запасов топлива. Положение 50-тысячного советского гарнизона в Таллине, блокированном частями четырех немецких пехотных дивизий, тоже не вызывало оптимизма. Уже в первой декаде августа стало очевидно, что войска и флот придется выводить, но тем не менее задача подготовиться к эвакуации перед морским командованием не ставилась.

19 августа противник вышел на передовой рубеж обороны Таллина. Утром следующего дня после артиллерийской подготовки немцы перешли в наступление по всему фронту. Главный удар наносился с востока на прибрежном участке обороны. В течение трех дней при поддержке авиации и 270 орудий корабельной, береговой, железнодорожной, корпусной и зенитной артиллерии защитники базы отражали атаки противника. 25 августа советские войска отошли на главный рубеж обороны. С этого времени город и порт простреливались на всю глубину. Прямые попадания артиллерийских снарядов получили лидер «Минск» и эсминец «Славный», затонул транспорт «Луначарский». Положение становилось безнадежным, однако Трибуц имел на руках строжайший приказ Ворошилова: об отходе не может быть и речи, а даже совсем наоборот, «нанести удар во фланг и тыл». В этот день Военный совет Балтфлота, докладывая обстановку главкому направления, вновь запросил указаний на случай прорыва немцев в город, специально отметив, что при подобном раскладе посадка сухопутных войск на транспорты будет уже невозможна. Ворошилов переадресовал вопрос в Кремль. Сталин удивился: «А что, разве корабли еще в Таллине?»

На свой страх и риск флотское командование постепенно вывозило из Таллина материальные средства на одиночных судах и мелкими конвоями. Чтобы не попасть в списки «паникеров», эти перевозки приходилось скрывать не только от противника, но и от бдящих органов. Таким образом удалось почти полностью вывезти арсенал, часть судоремонтного предприятия, около 15 тысяч тонн технического имущества и другие грузы, эвакуировать около 17 тысяч женщин и детей, до 9 тысяч раненых военнослужащих. Тем не менее в главной базе оставалось много береговых учреждений, больших и малых гражданских судов, совершенно ненужных для ведения боевых действий.

Утром 26 августа адмирал Трибуц получил, наконец, запоздавшую, по крайней мере на неделю, директиву эвакуироваться в Кронштадт. На подготовку операции отводились одни сутки.

При разработке плана перехода предстояло выбрать один из трех существовавших фарватеров. Южный проходил между берегом и южной кромкой немецкого минного заграждения «Юминда». До середины августа по этому маршруту прошло свыше 220, транспортов, из которых только один подорвался на мине. Но 12 августа директивой Военного совета Северо-Западного направления, не спрашивая мнения моряков, маршал Ворошилов, опасаясь возможного наличия артиллерийских батарей противника в районе поселка Кунда, закрыл этот район для плавания. Северный фарватер, проходивший по кромке финских шхер, был наиболее безопасен: здесь имелось некоторое количество малых боевых кораблей противника и почти не было мин. Однако предложивший этот маршрут автоматически попадал под подозрение в желании сдать советские корабли противнику. Кроме того, флотская разведка понятия не имела, какие силы немцы успели сосредоточить в финских шхерах.

Поэтому особенно дебатировать было не о чем и выбор пал на центральный фарватер, проложенный в средней части Финского залива, наиболее опасный в минном отношении. Здесь было выставлено заграждение «Юминда», которое немцы постоянно усиливали. За период с 11 по 27 августа по фарватеру прошло 9 конвоев. При этом из 40 кораблей и судов 14 (35 %) было потеряно и повреждено от подрыва на минах и действий авиации противника. Заграждение «Юминда» ни разу советскими кораблями не протраливалось и не разведывалось, границы его были неизвестны, количество мин «нам никто не мог сообщить».

Гигантскому каравану предстояло «в лоб» форсировать минное заграждение из 30 линий мин и минных защитников. Плотность его на намеченном пути движения была не менее 150 мин и 105 минных защитников на милю фронта, на каждый кабельтов тральной полосы приходилось не менее 15–16 мин. Заграждение такой плотности могло быть нормально форсировано только при условии проводки в светлое время суток, позволявшее обнаруживать и уничтожать подсеченные мины, за двумя-тремя рядами контактных тралов с обязательным обвехованием кромки тральной полосы. Но обеспечивавших переход 10 базовых, 18 мобилизованных и 26 катерных тральщиков для этого явно не хватало (по прикидкам минеров, для такой операции тральщиков требовалось не менее ста). Реально корабли и суда могли проводиться только за одним-двумя рядами тралов, а некоторые из них вообще должны были следовать самостоятельно. Фарватер из соображений секретности не был обвехован, и сделать это по ходу прорыва не представлялось возможным, так как тральные вехи, в том числе светящиеся, уже были погружены на один из транспортов. Причем никто не знал, на какой именно. Не имелось и необходимого количества запасных тралов. Из 26 катеров типа «Рыбинец», вооруженных тралами Шульца, и нескольких катеров типа КМ и КЛТ с катерными тралами по прямому назначению было использовано только два. Что касается подсчета вероятного количества потерь в корабельном составе в ходе прорыва, то, по признанию адмирала Пантелеева, «под грохот рвущихся в гавани снарядов мы не особенно старались заострять внимание на столь неприятных цифрах».