Крестоносец из будущего. Самозванец - Герман Романов

Молодой напарник ветерана стал забегать с другой стороны дуба и допустил тем самым большую ошибку, на которую рассчитывал Андрей, планируя схватку. Разве враги могли предположить, что жертва сама станет на них охотником и будет бить врагов по отдельности.

Сжимая в руке кистень, Андрей рванулся вправо и оказался перед самым неопытным противником. Тот взмахнул мечом, пытаясь ударить Никитина в голову, однако битый жизнью спецназовец мгновенно сделал плавный уход в сторону. Попытка рубящего удара, да еще на встречном движении, дорого обошлась воину.

— Молокосос! Это тебе не мирных поселян рубить, сволочь! — Андрей свирепо оскалился и взмахнул кистенем.

По инерции юнца протащило пару метров, цена расплаты за рубящий удар, пришедшийся в пустоту. Гирька обрушилась врагу на бедро, и тот сразу свалился на землю, заорав от боли.

Сильный удар Андрея каблуком по затылку пресек жалобный крик, погрузив противника в беспамятство на полчаса, не меньше. Если бы этот удар он провел в полную силу, то его врагу гарантировался бы вечный сон.

Однако ветеран оказался намного проворнее, чем рассчитывал офицер, — его клинок сверкнул в воздухе, и Андрей еле успел увернуться от стремительного удара. Отпрыгнув в сторону, Никитин сразу же перешел в контратаку, целя в руку воина.

Тот с похвальной быстротой отскочил, его клинок резанул серебристый полукруг и, попав по ремешку кистеня, разрубил кожу.

«Хорошая штука у воина, сразу не поймешь — то ли искривленный меч, то ли не совсем загнутая сабля, острая, и руки, ее державшие, тоже не из худших», — Андрей мгновенно оценил врага.

Но в резерве у него еще имелась секира, без нее пришлось бы очень худо. Но он находился к ней намного ближе, чем противник, и успел не только вооружиться, но и встать в боевую стойку.

В этот момент Андрей сильно пожалел о своей самодельной алебарде — будь такое оружие в руках, он сейчас бы чувствовал абсолютную уверенность в полной победе.

Ветеран остановился и внимательно посмотрел на Никитина. Клинок держал прямо, глаза смотрели пристально, было видно, что воин уже прикинул шансы на исход боя, заодно восстановив дыхание. Ничего не говорил, был очень спокоен.

Да и к чему все разговоры — оба прекрасно знали, что кто-то из них сейчас победит, а противник будет убит в этом поединке. Меч против секиры почти беспомощен, если у противников щиты.

Боевой топор развалит даже очень крепкий щит за десяток ударов, а вот любой клинок здесь почти бессилен и щит прорубить не в состоянии.

Андрей тоже успокоился — он успел понять, что перед ним далеко не мастер, хотя добрый вояка. Но Пал Палычу воин крепко уступает в умении. С инструктором Андрей сходился много раз, но тот его лупцевал нещадно, все же только тем на хлебушко и зарабатывал.

Потому сейчас шансы напополам, пожалуй, у ветерана даже чуточку меньше — утяжеляет хоть и примитивная, но все же довольно надежная железная защита, хорошая против скользящих ударов меча или попадающих на излете стрел, но стоящая не больше картона под ударом секиры, что проломит эти железки, как консервную банку. Правда, нужно вначале попасть удачно, а до этого замах сделать…

Андрей стремительно сделал два шага вперед, тут же нанеся сильный удар в голову. Очень коварный удар, когда в последнюю долю секунды секира резко меняет направление и вместо головы обрушивается супостату на ногу.

Воин отпрыгнул в сторону и сам ударил саблей по руке. Однако Андрей заблаговременно ушел от этой контратаки.

Через десяток секунд ожесточенной схватки Андрею стало ясно, что победа близка, слишком было очевидно его преимущество в скорости движения и быстроте реакции.

Его противник побледнел и хрипло дышал — воин никак не мог понять, почему, владея секирой совершенно неумело, враг постепенно стал настолько опасен. Понятно, что арбалетчик не дерется на уровне мечника, но стать настолько опасным…

ГЛАВА 8

Андрей молча стоял над телом второго убитого им в этом чуждом времени врага — страшный удар секиры пришелся тому в голову, разрубив череп и запятнав одежду кровавыми ошметками.

Немного отдышавшись, Андрей оглянулся, сплюнул и спокойно вытер лезвие о холстину, отбросив потом ее в сторону. В эту минуту он хотел только одного:

«Мне необходимо разыскать хорошего учителя фехтования на мечах и секирах. Сейчас пролезло, но если попадется опытный противник, не уступающий в быстроте реакции, то будет худо».

У врагов он не стал брать ни оружия, ни денег, ни доспехов — зачем, если у него всего необходимого в полном достатке имеется. Мимоходом вырезал только арбалетный болт из тела лучника, к чему оставлять лишние улики следствию.

— Или оно называется здесь инквизицией?

На заданный себе вслух вопрос Андрей не мог найти ответа — ведь историю он изучал только в военно-прикладном аспекте. И тут же вспомнил, что инквизиция занималась вероотступниками, еретиками, а вот такими, насквозь «мокрыми» делами заправлял княжий суд.

На лошадей он даже не посмотрел, они нужны, если торопишься куда-то ехать, а тут какая, к лешему, спешка, если не знаешь даже, куда и идти.

В настоящий момент Андрею хотелось только одного — честной и полной информации. И намеревался ее безжалостно выбить из валявшегося в отключке молодого воина.

Однако перед допросом он проделал желанную процедуру — подошел к ведру с водой, скинул с себя одежду и тщательно умылся, а следом обтер тело намоченной холстинкой.

Потом присел в тенечке под дубом и машинально набил трубочку травой. Засмеялся и решительным броском зашвырнул ее за деревья.

«Вредное это дело курить, тем паче здесь, где здоровье и „дыхалка“ главную роль в схватках играют».

После «перекура» Никитин поволок беспамятного пленного в тень и привязал к дереву. Крепенько привязал, шутки кончаются там, где начинает литься кровь. Не он начал первым, его захотели убить — а потому не до сопливых сантиментов.

Парнишка был молод, на вид шестнадцать лет, усы еще не пробиваются, но крепкий телом не по возрасту.

Андрей подавил в себе жалость — а-ля герр, ком а-ля герр! На войне, как на войне — именно так говорят французы. Жалость к жестокому врагу совершенно неуместна, вредна и даже очень опасна. Такой гуманизм для него самого боком выйти может.

Никитин щедро плесканул на лицо пленного пару кружек воды, которые и привели парня в сознание.

— Ты скоро ответишь за свои дела, холоп! — с горящей в глазах ненавистью процедил слова юноша, пытаясь разорвать веревки, стянувшие сзади за деревом руки.

— Так вот ты какой, северный олень?! Мне грозишь?! Ты меня плохо знаешь? Тогда у тебя все впереди! — с наигранным удивлением произнес Андрей и тут же хлестко провел несколько молниеносных ударов по нервным узлам, причинивших пленнику жуткую, но кратковременную боль.

— Я отрежу твой поганый язык и засуну тебе в задницу, чтобы ты, сволочь, знал, как за словесный понос отвечают, — зловеще прошипел Андрей, склоняясь к лицу хамоватого пленника.

— Да пошел ты, не запугаешь, гад про…

Отчаянный выкрик застрял в горле у юнца, лицо смертельно побледнело, челюсть отвисла. Испуг был так очевиден, что Андрей, не раздумывая, сразу же обернулся — а вдруг парень что-то увидел за его спиной непонятное. Но за спиной никого не было, и он снова обернулся к своему пленнику.

И поразился произошедшей с тем разительной переменой — перед Никитиным сидел смертельно испуганный пацан, причем старухи с косой он вряд ли боялся.

«Но что же так его испугало, если он мгновенно изменился?»

— Пан рыцарь! Прости меня, бога ради! Убей, я не пикну, ваша милость! Режь меня как хочешь! Перетерплю любые пытки, это мне будет достойное наказание, но прости!!! — отчаянно взывал пленник, на его глазах появились слезы. Мальчишку просто трясло, как больного лихорадкой, зубы постоянно клацали друг о друга, по лицу лился пот вперемешку со слезами.

Андрей оторопел, он ожидал чего угодно, но не такой быстрой перемены от гнева к раскаянию.

Никитин многое повидал в этой жизни и понимал, что пленник сейчас искренен, но не знал причины такой молниеносной перемены. Но твердо уверился в одном — его приняли за кого-то другого, но вот на основании чего?

— Если бы я знал, на какое отцеубийство пошел, то вначале убил бы своих спутников, потом сам упал бы на свой клинок, но не допустил бы позора! Я достоин лютой смерти, убей меня, но прости!

Юноша уже плакал, совершенно не стесняясь своих слез. И тут Андрея окончательно проняло:

— Успокойся, сынок!

Никитин развязал пленника, попытался дать ему кружку воды. Но тот ее не взял, а принялся целовать его руку. Кое-как он успокоил юнца, ведь надо же было начинать его осторожно расспрашивать.

— Тебя как звать?