Борьба генерала Корнилова - Антон Деникин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если события, предшествовавшие корниловскому выступлению, определять по терминологии Керенского словом заговор, то на протяжении августа месяца в чрезвычайно сложной и переплетающейся обстановке внутренней политики таких «заговоров» история отметить несколько[38]. Корнилов (с Крымовым), Керенский и Савинков – против власти большевистских советов – в те дни, когда министр-председатель решился принять корниловские законопроекты и недвусмысленное назначение 3 конного корпуса и тем вступил на путь открытой борьбы не только с большевизмом, но и с прикрывающими его советами. Корнилов (с Крымовым) и Савинков – против Керенского, когда последний колебался и брал обратно свои обещания. Наконец, Корнилов и Крымов против советов и Керенского, когда не было никакой надежды на соглашение. В этой последней комбинации не находилось места Савинкову, которому плохо верил Корнилов и вовсе не верил Крымов. Только поэтому Савинков и оказался на противоположном берегу.
Во всех этих перепитиях сложной борьбы оставался совершенно в стороне источник всероссийской верховной власти – Временное правительство. От имени его говорили или имя его поносили главные персонажи разыгравшейся исторической драмы в тех лишь случаях, когда торжественность обстановки, юридическая терминология или стилистическая форма того требовали.
Глава V. Провокация Керенского: миссия В. Львова, объявление стране о «мятеже» Верховного главнокомандующего
И так, к концу августа Керенский все еще не решался – идти ли с Корниловым против советов или с советами против Корнилова; Савинков взвешивал все возможности для себя от неизбежного конфликта; Корнилов, твердо решив вопрос о необходимости изменения конструкции власти, колебался еще в выборе методов его осуществления. Лишь один Крымов не сомневался и не колебался, считая, что вести с «ними» переговоры или ждать выступления большевиков не следует и что только силою оружия можно разрубить завязавшийся узел.
Обстоятельства, непосредственно вызвавшие корниловское выступление, изложены в книгах Керенского, Савинкова, В. Львова и во многих свидетельских показаниях, сделавшихся достоянием гласности. К сожалению, эти источники, за исключением непосредственного по своей наивной простоте рассказа В. Львова, носят отпечаток «следственного производства» и лишены поэтому надлежащей объективности. Неполнота в области фактов и аргументации присуща и показанию Корнилова. Зная хорошо его характер, я убежден, что это обстоятельство вызывалось соображениями чисто объективными: Корнилов мог сказать стране всю правду и не постеснялся бы сделать это с полной прямотой и искренностью, если бы… эта правда своими последствиями угрожала только ему лично, а не сотням людей, доверивших ему свою судьбу.
Попытаюсь разобраться в этом материале, внеся его оценку то понимание, которое создалось на основании личного общения со многими важнейшими участниками событий и очертив лишь главнейшие этапы корниловского выступления.
Поводом к развязке событий послужило несомненно роковое вмешательство в них б. члена правительства В. Львова – человека, которому В. Набоков дал следующую характеристику: «он был одушевлен самыми лучшими намерениями… поражал своей наивностью да еще каким то невероятно легкомысленным отношением… к общему положению… Он выступал всегда с большим жаром и одушевлением и вызывал неизменно самое веселое настроение не только в среде правительства, но даже у чинов канцелярии»… Попав в общество г. г. Аладьина и Добрынского, с их трагикомической конспирацией, инсценировавшей важность участия их в назревающем перевороте, Львов проникся страхом и воспылал желанием спасти положение, приняв от них[39] поручение переговорить с Керенским. Эти переговоры должны были привести к примирению между Корниловым и Керенским, к предоставлению полной мощи над всей вооруженной силой страны Верховному главнокомандующему и к созданию нового правительства на национальной основе.
22 августа между Керенским и Львовым произошел разговор, содержание которого установить трудно, так как он велся без свидетелей, а передача его обоими собеседниками совершенно не согласована. Поэтому я приведу выдержки из их показаний по важнейшим вопросам в параллельном изложении.
Керенский (Из следственного дела. «Прелюдия большевизма». Англ. изд.)
1. «Я не помню подробностей разговора, но суть его сводилась к следующему»…
Львов («Последние Новости» 1920 г. N 190.)
1. (Львов передает разговор с большими деталями).
Керенский
2. «Он (Львов) продолжал повторять „мы можем сделать то или другое“… Я спросил его – кто „мы“ и от чьего имени он говорит.
– Я не имею права сказать вам. Я только уполномочен спросить, согласны ли вы войти в переговоры».
Львов
2. «– Я пришел по поручению.
– От кого? – Живо спросил Керенский.
– От кого, я не имею права сказать. Но доверьтесь мне, что раз я пришел, значит дело важное».
Керенский
3. «Львов пытался доказать мне, что я не имею поддержки».
Львов
3. «– Скажите, пожалуйста, на кого вы опираетесь?… У вас Петроградский совет уже состоит из большевиков и постановляет против вас.
– Мы его игнорируем – воскликнул Керенский.
– С другой стороны, продолжал я, негодование на совет растет… (оно) переливается через край и выразится в резне.
– Вот и отлично! – воскликнул Керенский, вскочив и потирая руки. – Мы скажем тогда, что не могли сдержать общественного негодования, умоем руки и снимем с себя ответственность.
– (Но) первая кровь прольется ваша…
Керенский побледнел.
– Что же вы хотите, чтобы я сделал?
– Порвите с советом.
– Вы хотите, чтобы я быль изменником?
– Нет… Я желаю, чтобы вы подумали о России, а не о революции».
Керенский
4. «Он выразительно добавил:
– Я уполномочен спросить вас, хотите ли вы включить в правительство новые элементы и обсуждать этот вопрос?
Я ответил:
– Перед тем как дать ответ, я должен знать, с кем я имею дело. Кто те, кого вы представляете и чего они желают?
– Они общественные деятели.
– Бывают разного сорта общественные деятели… Хорошо, допустим, я не имею поддержки. Какими же реальными силами вы располагаете?
Он возразил, что я введен в заблуждение, что они опираются на серьезные силы, которых нельзя игнорировать».
Львов
4. – Кто же это вы? Союз георгиевских кавалеров? – саркастически улыбнулся Керенский.
– Это во первых конституционно – демократическая партия. Во вторых это торговопромышленники, в третьих это казачество, в четвертых – полковые части, наконец союз офицеров и многие другие.
– Что же вы хотите, чтобы я сделал?
– Протяните руку тем, которых вы от себя отталкиваете… Включите (в правительство) представителей правее кадет, с другой стороны пусть в нем будут социалисты-государственники, а не исключительно представители Совета.
– Ну все же нельзя обойтись без представителей Совета, – сказал Керенский.
– Я не спорю, пусть так».
Керенский
5. «Конечно, я не дал ему никаких инструкций, никаких полномочий. Я считаю, что он, говоря от моего имени в Ставке так, как он это сделал, допустил „превышение полномочий“. Это несомненно, так как ничего подобного я ему не говорил… Львов не окончил разговора. Он спросил:
– Вступите ли вы в переговоры, если я вам скажу. (От кого прислан)?
– Скажите более определенно, что вы желаете слышать от меня и для чего.
Он ответил:
– До свиданья! И ушел».
Львов
5. «Керенский был тронут.
– Хорошо, – сказал он. Я согласен уйти. Но поймите же, что я не могу бросить власть;
я должен передать ее с рук на руки.
– Так дайте мне поручение, сказал я, войти в переговоры от вашего имени со всеми теми элементами, которые я сочту необходимым.
– Я даю вам это поручение, – сказал Керенский. – Только прошу вас все держать в секрете.
И крепко пожаль мне руку».
(В оригинале – таблица. Прим. составителя fb-книги).
Предоставляя читателям разобраться в этих противоречиях, я не могу, однако, не указать, что диалог, изображенный на левой половине листа, в особенности в заключительной части своей, представляется чрезвычайно странным. Ясно чувствуется, что так нелепо закончиться он не мог. Хотя Керенский в своем показании усиленно подчеркивает, что разговору со Львовым он не придал никакого значения, но тут же рядом неоднократно заявляет, что вопрос – от чьего имени сделано было предложение и та таинственность, которой облек его Львов, в связи с имевшимися у премьера ранее сведениями о заговоре, «произвела большое впечатление»… Что касается меня, я убежден в правильности версии Львова и считаю, что в этот день, если не свершилось грехопадение Керенского перед лицом революционной демократии, то развернулась окончательно нить «великой провокации».
