Криминалистика: теоретический курс - Айгуль Фаатовна Халиуллина

исследований «обязательным их элементом». А вот то, что действительно присутствует и может быть легко обнаружено в подавляющем большинстве авторефератов криминалистических диссертаций, профессор Александров А. С., увы, предпочел не заметить. Незамеченными остались материалы правоохранительной практики, без обобщения которой не может состояться ни одно диссертационное исследование по криминалистической тематике. При этом всякий, кто брался за изучение практики, вполне отдавал себе отчет в том, что любое её обобщение есть средство выявления не только проблем, но и закономерностей познаваемой наукой действительности. Полученные результаты и становились тем своеобразным «отчётом» соискателей ученых степеней об обнаруженных ими закономерностях, знание которых давало авторам диссертационных исследований основания формулировать теоретические выводы и вносить обоснованные предложения по решению проблем современного следствия, а значит и по совершенствованию практики. Нужно быть очень далеким от исследований, которые ведут криминалисты, и не видеть их результатов, чтобы с категоричностью, походящей на навязчивую идею, утверждать о продуцировании криминалистикой «никому не нужных знаний».

Впрочем, в том, что профессор-процессуалист затрудняется назвать «последствия» криминалистического изучения закономерностей и преступления и процедуры его познания, нет ничего удивительного. Чтобы такие закономерности обнаружить в результатах криминалистических исследований, нужно, по крайней мере, понимать, о чем идет речь. Повторю еще раз: результаты изучения и любого обобщения практики раскрывают именно закономерности той деятельности, о которой получены статистические данные, поскольку в них находит отражение то, что, как говорил Аристотель, «есть всегда или то, что бывает в большинстве случаев».

И если, к примеру, учеными получены данные о том, что из общего числа опрошенных следователей только 10 % в текущем году овладели знаниями и навыками применения новейших разработок криминалистики, а десять лет назад тот же показатель составлял 20 %, то это не просто статистика. Это показатель, раскрывающий закономерность снижения уровня профессионализма следственного аппарата, поскольку в нём отражается не только общий уровень криминалистической осведомленности следователей, но ещё и их способность вести расследование уголовных дел на уровне современных достижений криминалистики. Без теоретического осознания такого рода закономерностей немыслимо повышение эффективности следственной, экспертной, судебной и т. д. деятельности, чьи недостатки обнаруживаются по результатам изучения практики. Понятно, что «последствиями» учения о таких закономерностях в обслуживаемой криминалистикой сфере деятельности, может и должна стать научная разработка криминалистических рекомендаций, ориентированных на устранение недостатков и исправление систематически допускаемых практическими работниками ошибок.

Как верно заметил О. М.Глотов более 40 лет назад, формирование криминалистической теории «вытекает из практических потребностей»[76], поскольку именно теория призвана указывать «пути совершенствования практики».[77]

Именно так понимали суть взаимосвязи научной теории и практики многие, в прошлом весьма авторитетные ученые, считавшие, что практика во все времена нуждалась в теории не меньше, чем теория в эмпирических обобщениях. И если верно то, что теоретик в своих рассуждениях не может не опираться на данные опыта, то также справедливо и утверждение о том, что любой практик, хочет он того или нет, вынужден по результатам своей практической деятельности приходить к общетеоретическим выводам.[78]

О функциональной взаимосвязи теории и практики много говорилось и в отечественной философской литературе. «В принципе, — писал, к примеру, В. В.Степин, — теоретические знания создаются именно для того, чтобы объяснять и предсказывать результаты опыта, и поэтому они должны сопоставляться с эмпирическим материалом».[79]

Весьма доходчиво объяснил значение теории, но уже для юридической практики основоположник современного науковедения Фрэнсис Бэкон, написав в конце 16-го века: «В равной мере мы считаем, что неверно поступают те, кто для ведения судебных дел и тяжб приглашает стряпчих, имеющих известные практические навыки, но неопытных в теории юриспруденции. Ведь их легко заставить умолкнуть, как только речь зайдет о чем-то новом, что выходит за пределы их привычной практики».[80]

Возможно, именно из-за непонимания сути познаваемых криминалистической наукой закономерностей поборники её исключительно практической целесообразности и одновременно беспощадные критики теоретических увлечений криминалистов, ничего не смогли сказать про то, как ученые должны разрабатывать тактико-технические средства для нужд следствия и суда, не прибегая к теоретическим обобщениям накопленного опыта. То есть без выявления закономерных связей познаваемых явлений и без осознания актуальных проблем практики по результатам изучения этих закономерностей.

Обвиняя криминалистов и вообще криминалистическую науку, в том, что, увлекаясь теорией, она перестала заботиться о нуждах практики, отдельные представители, в основном смежных отраслей знания забывают, что практика, не восприимчивая к теории, способна воспитывать работников правоохранительной сферы исключительно на ставших им известными примерах. А значит, ограничивающих их кругозор только известным опытом. И этот опыт, оставаясь поучительным лишь на уровне позитивных примеров, всякий раз, когда практические работники столкнутся с ситуациями, выходящими за известные им рамки, будет ставить практику в тупик. Что вполне естественно, ибо каждый из них в поисках ответа на возникающие вопросы будет руководствоваться исключительно личным или ставшим ему известным опытом коллег, которого окажется недостаточно.

Можно, конечно, понять разочарование Александрова А. С. по поводу обеспеченности уголовного процесса научными рекомендациями криминалистики. Однако, «бросая камень» в науку, нужно, по крайней мере, быть безгрешным самому. Легко рассуждать о чужих «грехах», ни разу в своей научной карьере, не испытав «радости» от внедрения собственных научных разработок в практику. Во всяком случае, о таких авторских успехах мне ничего не известно. Поэтому, я готов поделиться своим личным опытом создания поисковых технических средств, который я приобрел в 70-е -80-е годы прошлого века. Попытки внедрить эти новые научно-технические разработки в отечественную практику показали абсолютную бесперспективность любых усилий, прилагаемых на этом поприще.[81]

Справедливости ради стоит, однако, сказать, что ошибки, спекуляции, издержки «производства», наносящие вред науке, и откровенная глупость разработчиков пустопорожних теорий встречаются в любой сфере научной деятельности. Криминалистика, разумеется, не исключение. Она, особенно в последние годы действительно продуцирует множество идей, провозглашаемых их авторами как некие новые частные теории, которые, впрочем, оказываются весьма далекими от научности и не всегда убедительными с точки зрения их практической целесообразности. Однако, еще больший вред авторитету науки наносят невежественные поучения ученых, претендующих на компетентность, но в критикуемой ими отрасли знания таковой не обладающих, и, тем не менее, пытающихся ниспровергать криминалистические теории и учения только потому, что сами в них не очень-то разбираются.[82] Но при этом советуют криминалистам заниматься проблемами, суть которых вряд ли смогут толком объяснить сами.

Чего стоит, например, лишь один упрек, высказанный