Спаситель мира - Андрей Анисимов

— Я знаю тебя, малыш. Ты видишь больше других, потому что умеешь смотреть.

Будь счастлив.

И белая девушка скрылась. Святослав не слышал, что говорили между собой родители, возвращаясь после ночного развлечения домой. Он запомнил Белую Даму на всю жизнь. Став взрослым, изучив тайные науки, усвоив множество знаков потустороннего мира, Стерн не раз вызывал на спиритических сеансах образ Белой Дамы, и она являлась к нему.

Только одному человеку поведал он о своей тайной привязанности. Этим человеком стал Александр Блок. Поэт почти год посещал сеансы на Фонтанке и даже вступил в орден «Роза и крест». Но после того как Стерн поведал ему о своих встречах с призраком хаапсалуской барышни, бывать у них перестал. И уж никому на свете Святослав Альфредович не рассказал, что его любовь Алиса Николасвна при первой же встрече поразила его необычайным сход-ством с образом Белой Дамы.

А однажды, когда после свадьбы они остались одни в еще не обставленной квартире на Фонтанке, молодая жена вечером подошла к окну. Стерн сидел возле свечи в кресле. Внезапно свеча погасла, и Святослав Альфредович вместо своей супруги увидел у окна знакомый призрак. Видение длилось несколько мгновений, затем женщина вскрикнула и, опустившись на колени, замерла. Дрожащими руками он зажег электричество, бросился к жене. У Алисы Николасвны случился припадок. Молодая женщина страдала странной, не изученной современной медициной болезнью. Она окаменела и не могла пошевелить даже пальцем. Первый раз Стерн попытался поднять ее с колен и перенести в постель. Но Алиса Николасвна превратилась в онемевшую статую и на постели продолжала находиться в той же коленопреклоненной позе. Разогнуть колени жены Святослав Альфредович не смог. Но во время таких припадков на Алису Николасвну нисходило озарение. Она могла предсказать события будущего. И тогда, стоя у окна на коленях, женщина посмотрела на мужа невидящими глазами и заговорила не своим голосом: «Слушай меня во всем. Он глаголит с тобой моими устами. Ты будешь Царем Мира. Он укажет мне знаки, а я эти знаки передам тебе».

Тот голос взволновал Стерна до глубины души — этот журчащий ручеек он помнил с детства. Это был голос Белой Дамы из хаапсалуского замка. С тех пор Святослав Альфредович относился к жене с мистическим восторгом. Он ждал ее тайных приказов, но того журчащего ручейка из ее уст больше не дождался.

«Значит, еще не время», — решил он.

Кондуктор объявил о скорой остановке. Поезд подходил к их станции. Стерн разбудил жену. Мальчиков тревожить не стали. На станции о приезде петербургской четы были предупреждены телеграфом. Их ждал возок, запряженный коренастой финской кобылкой. Возница помог с чемоданами, Стерн нес на руках спящих детей.

По времени давно наступило утро, но поздний зимний рассвет был еще далеко.

Стерны уселись в сани, и кобылка побежала мерной, неторопливой рысцой. Тут, в маленьком финском местечке, никто никуда не спешил и все делалось спокойно, обстоятельно.

На берегу залива, где Стерны арендовали дом, тишину нарушали только крики чаек. Мол из валунов, дощатая пристань, мачты рыбацких парусников, в центре магазинчик с малюсеньким баром, почта да маяк на утесе — вот и весь мирок городка Пахти. За символическую для петербургского вельможи цену Стернам сдали в аренду небольшой домик. В нем были гостиная с печью, обложенной кафелем, комнатка-кабинет, спальня, детская для мальчиков и кухонька-столовая. После родового помещичьего дома в Ижорах и огромной барской квартиры на Фонтанке финский домик казался игрушечным, но в его окнах синело море.

— Какое восхитительное место! Здесь ты напишешь книгу, которая затмит Библию. Народы земли нуждаются в современном мессии, и ты им станешь, — глядя горящими глазами на мужа, предрекла Алиса Николасвна.

Стерн поцеловал жене руку, не раздеваясь прошел в гостиную и прислонился к горячим изразцам недавно натопленной печки. Борясь с приступом кашля, он расстегнул жилет и потрогал бархатный мешочек с магическим камнем. Камень покоился на месте, сквозь бархатную ткань футляра пальцы почувствовали жесткие грани горного хрусталя.

К вечеру им принесли утренние петербургские газеты. На первых страницах сообщалось о зверском убийстве придворного пророка Григория Ефимовича Распутина. Его тело нашли в проруби Невы.

— Пусик, ты спишь? — Вера Сергеевна осторожно заглянула в комнату сына.

Слава лежал на тахте, откинув голову, и сладко посапывал. На полу и на кресле возле него веером рассыпались листки с печатным текстом. Вера Сергеевна осторожно отодвинула их и присела на краешек тахты:

— Пусик, к тебе, пришли.

Синицын открыл глаза и ошалело оглядел комнату.

— Ма, я же просил меня не доставать… — проворчал он, сообразив, что рядом его родительница.

— Пусик, но к тебе пришли, повторила Вера Сергеевна.

— Кто там еще, мам?

— Очень привлекательная девушка, — улыбнулась Вера Сергеевна.

— Ленка, что ли? — предположил Слава и присел.

— Ну, Пусик, Лена бы сейчас тут сама тебя разбудила бы. А эту красавицу я вижу в нашем доме впервые.

— Хорошо, я сейчас выйду, — смилостивился Синицын и, протирая глаза, встал на ноги.

— Ты бы хоть причесался. Девушка красивая, — посоветовала Вера Сергеевна.

Матери явно не хотелось, чтобы гостья увидела ее бравого сына взлохмаченным и заспанным.

— Ладно, мам, ты ее отвлеки, а я схожу морду ополосну, — попросил Слава.

Грубые выражения Вера Сергеевна не любила, поэтому слово «морда» ее покоробило, но она промолчала и отправилась отвлекать гостью. Через несколько минут Слава, умытый и причесанный, вышел в гостиную и увидел Машу Баранову. В первый момент он онемел. Старший лейтенант привык делить служебную и личную жизнь и, увидев вдову убитого в качестве живого человека в собственном доме, растерялся.

— Простите меня, Вячеслав Валерьевич, но мне необходима помощь, а кроме вас, мне обратиться не к кому, — печально глядя на Синицына, проговорила Маша.

Причем голос ее звучал монотонно и никаких человеческих красок в нем Славе услышать не удалось.

— Как же вы меня нашли? До конца следствия я не имею права на личные контакты с лицами, фигурирующими в деле, — отходя от неожиданного визита, предупредил Синицын.

— Вы мне сами дали карточку, на случай если чего вспомню, вот я вас и нашла, — невозмутимо пояснила Баранова.

— Может быть, Пусик, ты мне представишь свою знакомую? — обиделась Вера Сергеевна.

— Конечно, мам. Только не называй меня в присутствии посторонних Пусиком, — покривился сын.

— Извини, Пусик, больше не буду, — пообещала Вера Сергеевна.

Слава махнул рукой и познакомил женщин. Узнав, что перед нею вдова писателя, Вера Сергеевна смахнула слезу:

— Какое у вас страшное горе. Давайте я вас хоть чаем угощу, — и она побежала на кухню.

— Присаживайтесь, Маша. Не обращайте внимания на маму. Она у меня нормальная, но никак ни может понять, что я уже взрослый.

Маша кивнула и спокойно села за стол.

— Я вас слушаю, — ободрил гостью Слава и уселся напротив:

— Вы чего-нибудь вспомнили?

— Нет. Ничего не вспомнила, — невозмутимо сообщила Маша.

— Тогда зачем вы здесь?

— Вы просили сообщать обо всем, возникающем из прежней жизни мужа.

— Да, просил, — подтвердил Слава.

— Мне позвонил человек и потребовал пьесу Олежки. Он говорил, что деньги за пьесу театр уже выплатил и им нужен текст. Я не знаю ни о какой пьесе. — Молодая вдова часто заморгала и поглядела на Славу так, будто пьесу требовал он.

— Что за человек? — насторожился Синицын.

— Не знаю. Сказал, что режиссер. — По лицу молодой женщины было видно, что она и впрямь огорчена и ничего понять не может.

— Как же вы жили? Муж работал дома на ваших глазах, а вы ничего о нем не знаете, — удивился Синицын.

— Олежке так нравилось. Он не любил отвечать на вопросы. Его устраивало, что я молчала и его дел не касалась. Он часто повторял, что я удивительная женщина, потому что умею молчать… — И следователь увидел на глазах вдовы слезы. «Оказывается, не все так просто в Датском королевстве. Я-то считал Машу просто круглой идиоткой», — подумал он.

— Хорошо, постараюсь выяснить, кто вам звонил, и разобраться с этим вопросом, — пообещал Синицын.

Проводив Баранову до дверей, Слава поглядел на часы и понял, что времени до закрытия банка достаточно. Ведь начальник отправил его домой утром, и сейчас всего половина третьего. Он быстро надел пиджак и крикнул матери, что уходит.

— Пусик, а как же чай? Я же хотела вас с Машей чаем напоить, — огорчилась Вера Сергеевна.

— В другой раз, мам, — отозвался Слава и выбежал на лестницу. В банке Синицына уже знали, и директор распорядился распечатать милиционеру все манипуляции со счетом Каребина.

— Вы будете иметь это у себя и сможете удовлетворить свои потребности на рабочем месте, — усмехнулся банкир. Частые визиты следователя удовольствия ему не доставляли.