Я сжег Адольфа Гитлера. Записки личного шофера - Эрих Кемпка

Я никогда не забуду полет на фронт, в Запорожье на Днепре. Это было зимой 1942-1943 гг., когда русские прилагали неимоверные усилия, чтобы вернуть Донецкий угольный бассейн. Огромная электростанция в Запорожье была главной целью наступления.

Мы приземлились в западном аэропорту Запорожья, когда передовые отряды русских танков уже достигли восточного аэропорта. Напрасно генералитет уговаривал Гитлера немедленно улететь. Он хотел лично ознакомиться с положением на месте. Лишь после того, как русские атаковали наш аэропорт, а Гитлер счел, что за четыре дня он достаточно ознакомился с положением и принял все необходимые меры, он дал приказ об отлете.

Из Запорожья мы полетели в Винницу, где находилась летняя ставка Восточного фронта, чтобы оттуда снова лететь на участки фронта, находившиеся под угрозой.

Я далек от того, чтобы прославлять Адольфа Гитлера. Но когда бывшие видные деятели считают себя вправе заявлять в своих так называемых воспоминаниях, что Адольф Гитлер всегда старался избегать поездок на фронт, чтобы не рисковать жизнью, то они говорят неправду.

Когда генералы настойчиво твердили ему, что руководству военными действиями будет нанесен ущерб, если он надолго покинет ставку, то он соглашался с этим. Но едва только на каком-либо фронте возникала опасность, устранить которую, по его мнению, мог только он один, он уже не поддавался никаким уговорам и делал по-своему.

В задачу моей книги не входит выяснение личного воздействия Адольфа Гитлера на ход войны. Я не компетентен в этом вопросе. Отделить небылицы от правды — это задача будущих историков.

Я все время, если не считать немногочисленных служебных поездок за границу и по Германии, находился рядом с Гитлером в главной ставке. Жизнь в ней была простой и скромной, дни были заполнены работой.

Гитлер всегда настаивал на том, чтобы каждый сотрудник штаба время от времени откомандировывался в действующие части для так называемого испытания на фронте. В этом отношении я был одним из немногих исключений, так как все мои просьбы об отправке на фронт неизменно отклонялись. Гитлер каждый раз заявлял мне, что он не может отпустить меня даже на время.

Решающее влияние на руководство военными действиями оказывали, бесспорно, Кейтель и Йодль, а также генералы, занимавшие в то или иное время пост начальника генерального штаба сухопутных войск.

Как ни велико было личное влияние Мартина Бормана на Гитлера, все же до января 1945 г. его даже не приглашали участвовать в ежедневном обсуждении положения на фронтах. Даже Гиммлер вначале не имел права принимать участие в этих совещаниях; ему разрешили это только позднее.

Когда Адольф Гитлер перебрался в бункер в Берлине и война вступила в свою последнюю фазу, Мартин Борман достиг своей последней цели — он почти всегда принимал участие в обсуждении положения на фронтах и, несомненно пользуясь своим влиянием на Гитлера, был в числе тех, кто убеждал его сражаться до последнего человека.

В бункере фюрера в Берлине

Похоронив своего отца в Оберхаузене, я возвратился, глубоко потрясенный, в главную ставку Гитлера в Цигенберге, у Банд-Наугейма.

Теперь все выглядело по-иному. Тревога и заботы легли тяжелым бременем на наши плечи. Для Германии наступили тяжелые времена. Потери на фронтах с каждым днем все возрастали. Под ударами неприятеля наши войска отступали все дальше. Контрнаступление наших последних отборных дивизий у Мальмеди не принесло ожидаемого успеха. На всех фронтах противник встречал теперь лишь незначительное сопротивление. Массированные налеты английской и американской авиации разрушали наше отечество. Ночью и днем, почти беспрерывно, волна за волной налетали вражеские самолеты на наши города, убивая наших женщин и детей. Военная промышленность сильно пострадала, снабжение войск оружием и амуницией было поставлено под угрозу.

Мы глубоко переживали создавшееся положение. Когда я приехал в Цигенберг, меня словно оглушили: «Главная ставка фюрера перенесена в Берлин!» Я невольно задумался о причинах этой меры.

До сих пор при обсуждении вопроса о последней решающей битве за Германию подразумевалось, что Адольф Гитлер будет вести ее в Южной Германии, поскольку там были проведены соответствующие приготовления. Тем более я был поражен, узнав, что на заключительной фазе войны руководство военными действиями будет осуществляться из Берлина.

B главной ставке в Цигенберге я еще застал нескольких штабных офицеров и остатки штабных подразделений. По телетайпу передавались последние приказы; приезжали и уезжали курьеры; грузовики, нагруженные архивами и другими материалами, отъезжали в Берлин.

Я узнал, что Адольф Гитлер вместе со своим личным штабом покинул в экстренном поезде Фридборг в Обергессене и направился в столицу только поздно вечером.

Еще измученный переживаниями последних дней, я на самой большой скорости ночью погнал свою машину в Берлин. Дежурный персонал автопарка имперской канцелярии был уведомлен по телетайпу о предстоящем прибытии фюрера, и по приезде я нашел машины уже в полной готовности.

Ровно в 6 часов, едва только поезд фюрера подошел к перрону вокзала Берлин — Грюневальд, я со своей автоколонной был уже у вокзала.

Хотя я и сам чувствовал себя уставшим до предела, но вид Адольфа Гитлера глубоко потряс меня.

Его вид говорил о том, как он устал от поездки. Специальный поезд был оборудован всеми новейшими средствами связи, так что даже во время длительной поездки Гитлер непрерывно получал самые последние сведения и мог передавать свои приказы в любые инстанции.

Когда я вез его в тот день с вокзала, никто, конечно, не думал, что это была последняя в его жизни поездка в поезде.

Прежде чем Адольф Гитлер удалился на отдых, его ординарец позвал меня к нему. Меня тронуло, что он, несмотря на свои собственные, гораздо более серьезные заботы, начал подробно расспрашивать об обстоятельствах внезапной смерти моего отца. Он выслушал все подробности, потом протянул мне обе руки и сказал, что разделяет мое горе. В тот раз я впервые заметил, что война не прошла для него бесследно и что он стал стариком.

В имперской канцелярии шла кипучая жизнь. Никто не был подготовлен к нашему прибытию. Решение Гитлера было принято внезапно и против воли Бормана и его штаба.

Старая имперская канцелярия была уже в значительной степени разрушена бомбардировками. Так как ожидались еще более крупные налеты, в подвальных помещениях имперской канцелярии, переоборудованных в бомбоубежища, спешно разместили различные отделы собственно главной ставки, другие же ее отделы, в том числе штаб командования вермахтом и верховное командование армии, были переведены из Цигерберга в Цоссен.