Вихри враждебные - Александр Харников

– Это понятно, господин штабс-капитан, – сказал генерал Белый. – Я вас внимательно слушаю. Догадываюсь о том, кто вы такие. Вы пришли из будущего?

Бесоев коротко кивнул, и генерал Белый, довольный тем, что он не ошибся, продолжил:

– Тогда скажите мне – из какого года вы к нам пришли?

– Из две тысячи двенадцатого, ваше превосходительство, – ответил Бесоев, – то есть между нами больше века. За это время в нашем прошлом Россия сумела проиграть русско-японскую войну, пережить малую смуту, на стороне Англии и Франции ввязаться в Первую мировую войну, закончившуюся для России крахом монархии, большой смутой и гражданской войной. После этого наша страна восстала из праха, только под другим именем.

Потом была Вторая мировая война, в ходе которой германские войска сначала дошли до Петербурга, Москвы, Царицына и Новороссийска. Но мы собрались с силами и победили, закончив войну в Берлине, Праге и Вене, став одной из двух мировых сверхдержав. Потом была еще одна, на этот раз, необъявленная война, именуемая «холодной», окончившаяся еще одной смутой с крахом государства и новым его восстановлением.

– Мы проиграли войну японцам? – удивился Белый. – Не могу в это поверить!

– Увы, это так, ваше превосходительство, – сказал Бесов. – Если не верите мне, то можете испросить еще одну аудиенцию у государя и задать этот же вопрос ему. Скажу только, что лично вы своей чести не замарали и имени не опозорили. Скорее, наоборот. Именно потому вы сидите сейчас здесь и беседуете со мной.

Другие же генералы и адмиралы, напротив, словно специально сделали все, чтобы эта война оказалась проигранной. Увы, армия и флот после двадцати пяти лет без войн оказались неготовыми к ведению боевых действий. Вы приглядитесь – кто из ваших коллег в ближайшее время пойдет вверх, а кто совсем исчезнет с горизонта или окажется в дальних гарнизонах. И тогда вам откроется истина.

– Куропаткин? – прямо спросил Белый.

– И не только он, – уклончиво ответил Бесоев. – Впрочем, все это будет не сразу. Наша нынешняя задача как раз и заключается в том, чтобы увести Россию с ее гибельного пути. Отсюда и так удивляющие всех политические решения. Впрочем, нам с вами, как людям военным, в первую очередь надо думать о боеспособности армии. Ведь сила права заключается в праве силы, а посему давайте поговорим о том, что касается лично вас.

– Хорошо, – сказал генерал Белый, – я вас внимательно слушаю…

– Господин генерал, – сказал штабс-капитан Бесоев, – я полагаю, что вы хотите узнать – почему же было принято решение отказаться от полевых орудий трехдюймового калибра?

– И да, и нет, – ответил Белый, – с одной стороны, государь уже упомянул о недостаточном фугасном действии трехдюймового снаряда. С другой стороны, я хотел услышать об этом подробнее, от боевого офицера, пусть даже и не артиллериста.

– Тогда все по порядку, – Бесоев приготовился прочитать небольшую лекцию заслуженному генералу. – Недостаточная мощь фугасного снаряда действительно имеет место. В принципе, не зря же основным и единственным снарядом к трехдюймовке была выбрана шрапнель, годная исключительно для поражения противника, расположенного на открытой местности. Но умирать никто не хочет, и солдаты на поле боя под огнем начнут окапываться. Как только войска зароются в землю, так сразу возникнет так называемый позиционный тупик, выйти из которого возможно исключительно с помощью массированного обстрела тяжелой артиллерией, ведущей огонь с закрытых позиций.

– И все это из-за шрапнели? – удивленно спросил Белый.

– Не только из-за нее, – ответил Бесоев, – главным убийцей в будущей войне станет пулемет, ну и магазинные винтовки тоже скажут свое веское слово.

– О пулеметах мне государь тоже говорил, – задумчиво проговорил Белый, – а что, эта машина мистера Максима действительно так страшна для пехоты?

– Пулеметы станут кошмаром для пехотинцев, ваше превосходительство, – ответил Бесоев, – несколько грамотно расположенных, пристрелянных и тщательно замаскированных пулеметов могут остановить наступление целого полка. И не только остановить… Как вам такая картина из реалий случившейся в нашем прошлом. Первая мировая война, утром перед наступлением свежий полк полного штата в две тысячи штыков идет в бой. Вечером из его остатков делают сводную роту, которую отводят в тыл. И это все пулеметы, которые скоро будут приняты на вооружение всех армий. Солдаты всех армий мира будут тысячами погибать под их огнем, а упомянутый вами мистер Хайрем Максим станет подсчитывать прибыли.

– Действительно ужасно, – покачал головой Белый, – но только при чем тут артиллерия?

– А при том, ваше превосходительство, – ответил Бесоев, – что пока только артиллерия способна бороться с этой напастью. Для решения этой задачи нашей армии и нужна относительно легкая, маневренная и в то же время дальнобойная полевая пушка, обладающая мощным фугасным снарядом, способным разрушать полевые фортификационные сооружения противника и уничтожать вражеские пулеметы, являющиеся основой обороны. Полевая артиллерия должна быть приближенной к пехоте, стать как бы ее «длинной рукой» в обороне и верным помощником в наступлении.

Штабс-капитан достал из стола несколько листов бумаги с эскизами и фотографиями.

– Вот смотрите, – сказал он, – это лучшие трехдюймовые пушки сороковых годов этого века. Германская легкая пехотная пушка le.I.G.18 образца 1927 года и русская полковая пушка ЗиС-3 образца 1942 года…

– Погодите, господин штабс-капитан, – немного растерянно сказал генерал Белый, – но ведь вы же сами сказали, что нашей армии необходимо переходить на трех с половиной дюймовые орудия. А сами показываете мне трехдюймовые пушки…

– Да, это так, – кивнул Бесоев, – но лишь потому, что полевые пушки калибра 85 миллиметров, то есть три и тридцать пять десятых дюйма, начали разрабатываться для нашей армии только в середине сороковых годов, когда недостаточная мощь трехдюймовки стала настолько очевидной, что армии потребовались более мощные орудия. Если во время Первой мировой войны трехдюймовка была еще на что-то способна, то к тридцатым-сороковым годам уже стало понятно, что нужно новое, куда более мощное орудие.

Но никто ничего принципиально менять не стал. Просто имеющуюся конструкцию довели до совершенства. А причиной всему был принятый в ваше, а теперь уже и в наше тоже время, тот самый неудачный трехдюймовый стандарт, под который уже выпущено большое количество боеприпасов. Ведь артиллерия – это не только сами орудия, но и огромное количество снарядов, которые хранятся на складах на случай войны. Устаревшие пушки легко отправить в переплавку и изготовить вместо них новые. Но что вы будете делать со складами мобилизационного резерва, битком забитыми снарядными ящиками с уже ненужными унитарами?

Генерал Белый задумался, а потом спросил:

– Так, значит, именно вы предложили государю-императору, пока еще не поздно, переиграть партию с основным калибром полевой артиллерии?

– Именно так, – ответил Бесоев, – пока не поздно. Ведь, по сути, ни одна из существующих сейчас европейских армий еще ни разу не участвовала в конфликте высокой интенсивности с применением разработанного в последнее время нового вооружения. В головах армейских генералов пока еще живет иллюзия, что будущая война будет маневренной и относительно скоротечной, вроде случившихся двадцать пять – тридцать лет назад франко-прусской или русско-турецкой. Согласитесь же, что новое, иное по качеству вооружение должно создавать и новую тактику. А вот к этой новой тактике ведения боевых действий еще никто не готов.

– Говоря, что никто не готов, – сказал генерал Белый, – вы имеете в виду, что никто, кроме вас?

– Именно это я и имею в виду, – кивнул Бесоев, – сухопутная кампания в Корее была скоротечной и удаленной от основных театров будущей войны, а превосходство в силах был настолько очевидным, что вряд ли кто смог хоть что-нибудь понять.

– Понятно, – кивнул Белый и придвинул к себе чертежи и фотографии, которые показал ему Бесоев. Эти бумаги с самого начала весьма заинтриговали генерала, но, как воспитанный человек, он постарался скрыть свой интерес к ним. Если с легкой германской пушкой все было понятно, и необычными были только небольшой размер орудия и короткий ствол с большим углом возвышения, то русское полевое орудие образца сорок второго года выглядело непривычно и, можно сказать, просто фантастично. В принципе, главные особенности конструкции были понятны генералу даже и без дополнительных пояснений – ведь он полжизни отдал артиллерии. Раздвижные станины и небольшие металлические колеса с каучуковыми шинами позволяли иметь большие углы горизонтального и вертикального наведения, чем на обычной трехдюймовке. Причем гораздо большие. По вертикали в два раза, а по горизонтали так аж в двадцать раз. А это и большая дальность, и возможность обстреливать разнесенные цели, не меняя положения самого орудия. Соответственно, и боевые возможности возрастали тоже значительно. Напрашивался только один вопрос. Его генерал и задал штабс-капитану Бесоеву.