Катарина - Кристина Вуд

— Да какой же он молодой! — удивленно возразила Ася. — Старше нас лет на десять, не меньше, если не на пятнадцать. Да еще и такой холодный, будто всем немцам законом запретили улыбаться. Не знаю, как ты, Катька, но у меня от одного его взгляда кровь стынет в жилах…

Я делала вид, что меня тот разговор ни капельки не интересовал. Поэтому молча разбирала оставшиеся вещи, оставив Асю без внимания.

— Тю, а тебе що вчерашнего школьника подавай? — в открытую засмеяла Ольга. — Та и не хладний он вовсе, а сдержанный, як и все немчуги. Если бы ти знала, як он нашей фрау помогает, тут же язык за зубами-то попридержала!

— И как у тебя только совести хватает заглядываться на тех, кто убивает наш народ? — с презрением бросила я, когда томные вздохи Ольги, посвященные немецкому офицеру, уже начали откровенно раздражать.

Девушка встала с кровати и без особой на то надобности поправила белый фартук, гордо вздернув подбородок.

— Наивные вы еще дивчины, многого не знаете. Вот поживете здесь малехонько, тогда и разговор будет инший. А сейчас пойдемте, я вам еще не все успела показати.

Я выдохнула с облегчением, когда Ольга, или как ее называет хозяйка дома Хельга, продолжила наше увлекательное путешествие по немецкому дому. За несколько минут до этого она вручила нам запасные платья горничных, принадлежащие ей и ее напарнице Тане. Мы с Асей тут же натянули черное платье из прочной ткани, прикрывающее колени, и помогли друг другу аккуратно завязать белоснежный фартук.

Оля показала все помещения в доме, куда нам ежедневно придется захаживать: прачечная, кухня, столовая, гостиная, спальни хозяев и других работников фермы, игровая младшего сына фрау Шульц, ее кабинет и даже музыкальную гостиную. Под конец мы выбрались на задний двор, где, собственно, и располагалась сама ферма, распластавшаяся на несколько гектаров земли. На поле под закатным мартовским солнцем пахали несколько мужиков. А в закрытой беседке в десяти шагах от дома находился седовласый старик в белоснежной рубашке, серыми штанами на подтяжках и странными загнутыми усищами. Он объяснял что-то мальчишке лет шести с копной пшеничных волос, пока тот гипнотизировал книгу взглядом и нетерпеливо стучал подушечкой указательного пальца по столу. Но как только мы прошли мимо беседки, направляясь в сторону поля, мальчик внезапно встрепенулся и подскочил на ноги, с любопытством разглядев нас издалека.

— Китти! — вдруг неистово прокричал он.

Мы втроем как по команде обернулись, кто испуганно, а кто ошарашенно.

— Бог мой… що же творится-то такое… — что-то невнятное пробубнила Оля.

— Китти, я здесь! Это я, Áртур! Ты помнишь меня? — мальчик сорвался с места и за считанные мгновения прибежал к нам. Когда он внезапно заключил меня в крепкие объятия, я опешила, испуганно замерев на месте. — Я так скучал по тебе, Китти. А ты по мне?

Глава 4

Прежде я никогда не задумывалась о случае, который мог наглухо ввести меня в ступор. Такое оцепенение, что ни слово сказать, ни пошевелиться не можешь, словно в страшном сне. Когда руки и ноги скованы невидимыми кандалами, а губы склеены с такой силой, что любые попытки пошевелить ими ограничиваются лишь сухим напряжением.

В голове витал бесконечный рой вопросов. Почему мальчик назвал меня Китти? Кого он во мне узнал, о чем спрашивал, что говорил? Я видела его впервые, у нас не могло быть ничего общего!

— Китти, почему ты в форме горничной? — не унимался Артур, продолжив стискивать меня в объятиях. Его голубые глаза, чистые как небесная гладь, смотрели на меня с неподдельным восторгом, еще больше вводя в ступор. — Ты так выросла…

— Господи, Катя, что…

–Áртур! Бог мой, сынок! — жалобно прокричала фрау Шульц, перебивая Асю. Женщина буквально выбежала из дома, за ней поспешила молодая блондинка. — Мой маленький малыш, ты заговорил! Господи, спасибо тебе! Я так счастлива…

Фрау обессиленно упала на колени перед сыном, принимаясь целовать его лоб, щеки и даже запястья. С ее глаз брызнули горячие слезы, дыхание стало прерывистым, но она продолжила осыпать поцелуями сына. К ней тут же прибежала девушка в схожем с женщиной одеянии, обеспокоенно оглядывая всех присутствующих.

Мой обескураженный взгляд словил офицер Мюллер, который вышел на задний двор вслед за хозяйкой. Некоторое время он стоял неподвижно, внимательно разглядывая каждый миллиметр моего тела со свойственным ему хищным прищуром. А я стояла на месте, словно прикованная к земле, и боялась моргнуть, сделать лишний вдох и выдох, пошевелиться…

— Маменька, маменька, прошу вас, встаньте! — блондинка была на грани отчаяния и некоторое время безуспешно пыталась поднять фрау с колен. — Все хорошо… я прошу вас… Пожалуйста, вам нельзя нервничать…

— Маменька, почему вы не сказали мне, что Китти вернулась?! — с детским удивлением спросил Артур, отодвинув мать от себя. — Вы хотели расстроить меня? Вы же знаете, как я ждал ее возвращения! Амалия, и ты тоже молчала? Почему вы все молчали?

— Мальчик мой, как я счастлива, что ты заговорил… Я так молилась, так молилась за тебя, — фрау Шульц продолжала вторить одно и тоже, пропуская слова сына мимо ушей.

— Маменька, все хорошо. Пройдемте в дом, я заварю ваш любимый успокаивающий чай, — хрупкая Амалия в изумрудном платье из плотной ткани попыталась поднять мать за локоть. — Хельга, помогите же мне! Артур, пойдем скорее, матушке нужна наша помощь!

Они без конца и края что-то говорили, шептали, кричали на чуждом немецком, а я не знала, как вести себя, продолжив испуганно стоять на месте. Я вообще мало что понимала в тот момент.

Не успела ошарашенная Ольга сдвинуться с места, как на помощь Амалии вовремя подоспел офицер Мюллер, который невольно стал одним из свидетелей развернувшейся ситуации. Он сопроводил семью в дом, и перед тем, как окончательно затеряться в просторном убранстве немецкой усадьбы, оглянулся в последний раз. Его подозрительный и изучающий взгляд с малой толикой осуждения задел меня до глубины души, кольнул в самое сердце без единого слова. И я искренне не понимала в чем была моя вина.

— Що произошло?! — недоуменно воскликнула незнакомая девушка в платье горничной, выбежавшая на задний двор, когда семья уже благополучно добралась до дома. — Лëля, что стряслось? Генри сама не своя… я не поняла она смеялась или ревела навзрыд…

Девушка была здоровее меня и вдвое больше по весу. Тучное тело и массивные ладони напоминали фигуру моей матери. А лицо ее имело пухлые и даже местами неправильные черты. Маленькие тонкие губы терялись на фоне курносого носа, кончик которого был слегка вздернут, щеки