Л̶ю̶б̶л̶ю̶. Гублю (СИ) - Левина Ева

— Почему тогда каждый раз, когда я вижу тебя, ты краснеешь как флаг советского Союза?

Маше нечего было ответить, поэтому она снова опустила глаза, готовая разреветься с новой силой, но вдруг к собственному ужасу начала икать.

Горин снова расхохотался и в очередной раз подозвав официанта заказал какой-то алкогольный коктейль.

— Я не пью!

— Да никто тебя не собирается спаивать. Это для того, чтобы ты хоть немного успокоилась, — явно забавлясь ситуацией, парировал бизнесмен.

Действительно, когда через минуту она начала мелкими глотками цедить через трубочку сладкий напиток, то икота прошла, а по телу стало разливаться тепло. Маша почувствовала, как алкоголь упокаивает её расшатавшиеся нервы и постепенно заставляет расслабиться.

— Ну вот, другое дело. А то, как школьница перед преподавателем, — одобрительно хмыкнул Горин.

— Александр Николаевич, мне правда пора…

— Еще раз назовешь меня по имени и отчеству, дам тебе ремня! Машенька, ну что ты как маленькая, я тебя не съем, и даже в целости и сохранности доставлю домой. Скрась вечер одинокого мужчины…

Он был таким манящим, и она вдруг подумала, что не хочет, да и не может уйти. Слишком хотелось ещё немного побыть под магнетическим влиянием этого мужчины, излучающего силу и так притягивающего её. И она сдалась.

Выпитый коктейль как по мановению волшебной палочки сменился на новый, и Мария, уже совершенно раскрепощённая, но к своему удивлению даже не захмелевшая, уже довольно спокойно могла смотреть ему в глаза и отвечать на вопросы, которых было много. Казалось, Горина интересовало абсолютно всё происходящее с Машей до знакомства с ним, а она отвечала честно и ёмко, как и подобает журналисту, удовлетворяя его любопытство в полной мере.

Время летело с бешенной скоростью, и когда раздался звонок от мамы, она и подумать не могла, что на часах уже полночь.

— Где ты, дочка? Ночь на дворе.

— Мамуль, засиделись с Таней, уже собираюсь домой.

Она подняла глаза на Горина и с виноватым видом начала оправдываться:

— Александр, мне пора, я же говорила, что мама строгая…

— Я отвезу. Отказы не принимаются, — тоном не терпящим возражений отрезал он и отправился платить по счету.

Всю обратную дорогу Маша снова робела в его дорогой машине, а у подъезда совсем растерялась.

— Спасибо за вечер. Извините… извини ещё раз, что так неловко вышло с подругой.

Горин молчал и внимательно смотрел на неё. В этот момент в полутьме машины он казался совсем опасным и диким, а когда вдруг наклонился, то Маша буквально утонула в его глазах, ставших почти чёрными из-за расширившихся зрачков.

Большая рука взяла её за подбородок и Горин спился в губы, сминая и совершенно не жалея их. Его рот был горячим и влажным, а язык, мгновенно проникший внутрь рта, заставлял сходить с ума и напряженно сжимать бёдра, между которых сейчас разгорался пожар.

Теперь она совсем не понимала, где она и который час, потому что в мире не осталось ничего, кроме его требовательного рта и сильных, сжимающих её рук.

Это было сладко и томительно одновременно, все поцелуи, полученные ей раньше ни в какое сравнение не шли с тем, что происходило сейчас. Она готова была на всё, только чтобы остановить момент и проживать эти новые дикие ощущения снова и снова.

Но противная трель телефона заставила Машу опомниться и начать сопротивление, после которого Горин остранился.

Попытавшись оправить сарафан, она приложила аппарат к уху и максимально ровным голосом, пытаясь скрыть сбившееся дыхание ответила:

— Мам, я захожу в подъезд.

Не став слушать возмущения матери и нажав отбой, она повернувшись к Горину и произнесла:

— Прощайте.

Но у него, видимо, были свои планы, поэтому Александр одним движением притянул её к себе, и схватив за ягодицы снова поцеловал долгим и глубоким поцелуем, а затем, оторвавшись, чмокнул в нос.

— До завтра, лиса.

В его тоне была такая уверенность, что Маша совсем не сомневалась: если он сказал, то так и будет.

От внимательного глаза Галины Ивановны ничего не укрылось: зацелованные губы, алеющие щеки и слишком блестящие глаза — всё говорило о том, что дочь была с мужчиной.

— Ты очень задержалась, — начала она.

— Мам, ну каникулы же, засиделись с подругой, — ответила та и скрылась в своей комнате.

— С подругой, значит, — задумчиво протянула мать, вдохнув лёгкий еле уловимый шлейф дорогого мужского одеколона.

Тем временем Маша, полная эмоций и девичьих грез, ни о ком, кроме Горина думать не могла, поэтому так и не раздевшись легла на кровать и просто глупо улыбалась, предаваясь счастливым мечтам, а вскоре и вовсе уснула до самого утра.

Мать же не спала полночи, мучимая каким-то дурным предчувствием, а когда задремала под утро, то снова видела кошмары.

Ей было обидно, что дочь не поделилась с ней рассказом о новом и видимо уже очень близком кавалере. Но и сама молчать она была не намерена, поэтому, как только Маша появилась на кухне, Галина приступила к допросу:

— Ничего не хочешь рассказать?

Мгновенно смутившаяся Маша начала сбивчиво оправдываться:

— Нечего рассказывать…

— Дочка, у тебя кто-то появился?

— Нет, просто знакомый…

— Так это теперь называется? А когда замуж соберешься, мать тоже последняя узнает?

— Мам, у нас ничего нет пока, просто пообщались… Но он мне очень нравится. Когда он рядом, то я краснею и язык как будто приклеивается к нёбу… Сама не понимаю, что со мной…

— Ты влюбилась, это видно, и по глазам блестящим и по улыбке… Ты мне одно скажи, парень-то хороший?

— Я же говорю, просто пообщались, пока рано делать выводы… И вообще он старше меня…

— На сколько? — сразу насторожилась мать.

Маша, видя, что неосторожное слово может всё испортить, поспешила исправиться:

— Не на много мам, но он уже не студент…

Галина Ивановна облегченно вздохнула, радуясь, что разница в возрасте не большая, и поспешила продолжить допрос:

— И когда вы ещё увидитесь?

— Сегодня, — по лицу дочери было видно, что встречи она ждёт с нетерпением.

— Не допоздна!

— Мам, ну каникулы же! Да и ведь он не студент! У него куча работы, когда ещё встречаться, если не вечером?

— Высшее-то хоть есть у твоего занятого знакомого?

— Мама, он очень образованный человек, — рассмеялась дочь и добавила, — давай больше не будем о нём?

— Как хочешь, — обиженно поджала губы Галина, снова почувствовав себя ненужной.

Но обычно внимательная Маша сейчас совсем не заметила её растройства, потому что думала о другом.

Вдруг ее телефон ожил, и она буквально подлетела к нему, но увидев номер Тани, разочарованно сбросила вызов. Ждала звонка от него, ведь и номер свой вчера дала, но пока в ответ ничего…

Весь день Маша была как на иголках и на каждый посторонний звук реагировала внезапным подскакиванием на месте. К вечеру она была так напряжена, что готова была разрыдаться по любому поводу. Она сбрасывала все входящие, чтобы не занимали линию и упрямо сверлила телефон взглядом, только вот звонка все не было.

Он не позвонит. Не понравилась, не зацепила.

Внутри была тоска и непонятное раздражение: на него и в первую очередь на себя, что не смогла заинтересовать, и теперь он наверняка нашел кого-то поприятнее, чем она. Маша вспоминала события вчерашнего вечера и теперь находила кучу причин, чтобы покритиковать себя: явилась к нему заплаканная, простоволосая, совершенно без макияжа, а еще возомнила, что может зацепить такого мужчину.

Нет, она знала, что обладает привлекательной внешностью, но ведь на каждую красавицу найдется еще красивее, а на каждую умницу — еще умнее!

Вот он, видимо, и нашел…

Наконец в десятом часу вечера она, совершенно раздавленная и лишенная последних надежд, под пристальным взглядом Галины Ивановны отправилась в ванную и смыла макияж, над которым трудилась полтора часа. Приняв душ, она отбросила в дальний угол красивое платье, облачилась в футболку и короткие джинсовые шорты, а потом закрылась в своей комнате.