Победа ускользает - Кирилл Мошков

Таков был фон. Долгие века ничто не менялось ни в лучшую, ни в худшую сторону.

И вот пришел 3940 год, когда в тайных недрах Космопорта Галактика компьютер Хозяина, исподволь подталкивавший Империю к войне с Конфедерацией и все человечества -- к окончательной гибели, инспирировал последний акт этой многолетней драмы.

Первого октября от имени Пантократора, к тому моменту уже пятнадцать лет лежавшего в глубоком анабиозе, компьютер издал Указ о введении чрезвычайного положения и "особого режима отношений" с Конфедерацией.

А тридцатого сентября Управление СБИ по Телему завершило расследование так называемого "дела сорока". Дело было шито белыми нитками: были взяты сорок профессоров, аспирантов и студентов Лисского университета, которым инкриминировалось создание "тенденциозного сборника статей". Как на грех, сборник этот был посвящен истории экономических и культурных взаимоотношений Телема и соседнего Стагола, когда-то принадлежавшего Единой Земле, а затем, в числе первых сорока девяти Планет-учредителей, вошедшего в состав Конфедерации. Как на грех, в сборнике было несколько (да что там, довольно много) мест, из которых явствовало, что авторы не одобряют налоговую и культурную политику Империи на Телеме и, больше того -- о ужас! -- на примере Стагола доказывают преимущества экономической системы Конфедерации.

Руководство Телемского Управления страшно возбудилось. Еще бы, такая возможность продемонстрировать рвение! Не успел Пантократор издать Указ, как мы уже раскрыли заговор, имевший целью отложить Телем прямо в состав Конфедерации!

Короче говоря, утром второго октября все сорок "заговорщиков" (девять преподавателей, двенадцать аспирантов, девятнадцать студентов -- двадцать один мужчина, девятнадцать женщин) были расстреляны во дворе внутренней тюрьмы Управления СБИ, и казнь была продемонстрирована по телевидению с верноподданническими комментариями.

Лисс восстал в тот же день. Вслед за Лиссом поднялись сотни тысяч, миллионы людей в Гленне, Ленноне, Грейтер Сиднее, затем -- в Нове-Москве и Гагаринске в Сибири. Поднялись -- и откатились: впервые за тысячу лет Специальный корпус показал, что не зря ел хлеб Пантократора. С невиданной жестокостью Корпус за сутки подавил восстание. Там, где восставших поддержала местная полиция, Корпус вступил с ней в бой и практически во всех случаях разгромил.

Погибли почти сорок тысяч человек. Кварталы Лисского и Гленнского университетов пылали. Гленнский сдался через день, все уцелевшие преподаватели, студенты и сотрудники были арестованы. Лисский держался. На пятый день пали все двадцать его корпусов, кроме исполинского четырехсотметрового небоскреба Главного здания. Там в почти полном составе забаррикадировались ректорат, химический, первый медицинский и биологический факультеты -- от первокурсников до седовласых профессоров во главе с ректором, академиком Лионзо. В семь вечера перестал откликаться на звонки ближайший к Главному Второй корпус -- второй медицинский и агрикультурный факультеты. Из Главного здания было видно, что арестованных студентов и преподавателей выволокли из здания в наручниках и увезли в "воронках". Спецназ стал стягиваться к Главному корпусу, и находящихся внутри предупредили, что на полночь назначен штурм и лучше бы они сдались сами. Тогда Лионзо провел последний ученый совет Университета, в котором, благодаря самой совершенной на Телеме сети внутренней связи, участвовали все находившиеся в здании -- любой мог высказаться прямо со своего боевого поста. Так случилось, что мужчин в здании было больше, чем женщин, и поэтому большинство проголосовало за то, чтобы приказать женщинам уйти. Все женщины голосовали против, но их голосов не хватило. Невзирая на мольбы студенток и преподавательниц оставить их и дать умереть рядом с мужчинами, Лионзо отправил их прочь. Сантехники подвалами вывели их на линию метро, откуда они выбрались на поверхность. Некоторые скрытно подобрались к оцепленной территории Университета, чтоб хотя бы увидеть, как все будет на самом деле, и засвидетельствовать это когда-нибудь потом. Тем временем в лабораториях шла подготовка к последнему бою, и, когда бронетранспортеры снесли подъезд здания и в парадный холл ворвались первые спецназовцы, из здания на территорию Университета, заполненную тысячами солдат, хлынули потоки наскоро сваренных отравляющих газов. Противогазы спецназовцев, хорошо защищающие только от слезоточивого газа, не выдержали...

В самом здании уцелело только чуть больше трехсот человек на самых высоких этажах. На территории квартала погибло две тысячи спецназовцев, в здании -- почти девятьсот преподавателей и студентов, в том числе и ректор Лионзо.

Утром шестого октября по всем каналам связи Империи выступал Пантократор Роберт XII, только что выведенный из анабиоза и более или менее вошедший в курс дела. Указ от первого октября был отменен. Возвращался статус-кво. Конфедерации были принесены глубочайшие извинения. Особенно Его Величество остановился на телемской ситуации. Он объявил, что арестовывает все руководство телемского управления СБИ и все командование Специального корпуса. Мало того: он и в центральном аппарате Службы Безопасности Империи, имеющей тысячелетнюю историю, провел определенную чистку и даже поменял ее название -- из СБИ сделал ее Министерством Имперской Безопасности, назначив новым министром популярного в народе имперского посла на Кальере (старый начальник СБИ, вместе с Робертом лежавший в анабиозе, не пережил выхода из анабиотической ванны и умер от инфаркта). Пантократор объявил траур по всей Империи и соболезнование родственникам погибших. Он сообщил, наконец, что сам летит на Телем -- и прилетел на следующее утро, страшно худой и заросший длиннейшей бородой. Не дождавшись его прилета, застрелились с десяток чиновников, включая вице-президента Телема (то есть фактического наместника Пантократора на Зеленом Мире) и генерал-губернатора Тоскалузы.

Роберт полностью сменил состав СБИ и Корпуса на планете, всех участвовавших в подавлении мятежа офицеров обеих сил разжаловал в рядовые и отправил служить на Периферию, отменил цензуру, разрешил телемитам занимать высшие командные посты в Империи (и сразу назначил новым командиром Корпуса свежепроизведенного телемского генерала), на три процента снизил налоги и ввел "политику открытости и плюрализма мнений". Это, конечно, было немало. Но главный вопрос не был решен. Телем оставался в составе Империи. И если никем, кроме ничтожной горстки диссидентов, этот момент раньше не подвергался серьезному сомнению, то теперь вся планета говорила только об этом.

Прошло пять лет. Пользуясь новым, дырявым как решето, законодательством, телемские фирмы переориентировались на новые рынки. Грабительский вывоз продовольствия в Космопорт в счет налогов был прекращен, зато нашлись новые источники доходов -- тот же Стагол, к примеру, обнаружил, что ввозить товары с Телема дешевле, чем доставлять их с Земли-Большой. А политическая рознь продолжалась. После первого приступа либерализма Пантократор очухался и обнаружил, что Телем стремительно уходит из-под его власти. В речах Пантократора, касавшихся Телема, появились раздраженные, а потом и гневные ноты. А тут еще история с Зайнеманом, столь поучительная, что стоит изложить ее подробнее.

Родом из Телемской Тюрингии, Петер Зайнеман вырос на ферме близ уездного города Урвальд. Шестнадцати лет он закончил местное строительное училище и четыре года проработал в Урвальде, в небольшой строительной компании. Потом он вступил в Союз Развития. Это, если можно так выразиться, унионистская партия, проводящая на Телеме интересы Империи. Более верного имперского подданного, чем молодой Зайнеман, было трудно себе представить! Он сделал быструю политическую карьеру: в двадцать пять лет стал секретарем уездной молодежной организации Союза Развития, в тридцать -- секретарем урвальдского партийного комитета, в тридцать пять -- возглавлял комитет Союза Развития в Тюрингии. Когда Зайнеману исполнилось тридцать семь, тогдашний вице-президент Телема (одновременно -- председатель Союза Развития) пригласил его в Лисс градоначальником.

Зайнеман развернулся сразу и широко. В городе грянула кампания по борьбе с коррупцией, и дюжины две крупных муниципальных чиновников с треском сели в тюрьму. Градоначальник железной рукой навел порядок в городском хозяйстве -- коммунальных службах, транспорте и городской связи, -- навел так, что многомиллионное население Лисса было готово носить его на руках. За двенадцать лет градоначальничества Зайнемана Лисс из замусоренного, задыхающегося в транспортных пробках, опасного и дорогого для жизни мегаполиса превратился в пусть очень большой, но относительно чистый, опрятный и вполне безопасный город. Зайнеман даже умудрился победить уличную преступность, легализовав "гражданские отряды самозащиты" и решительно реформировав городскую полицию. Потом грянул сороковой год.