Самое страшное преступление - Андрей Куц

Кате было семь лет, когда мать ушла от второго мужа, от её отца, от Ивана Павловича Петрошенко, ушла, чтобы перебраться с двумя детьми в другой город к едва знакомому мужичине, которым она не на шутку увлеклась, вроде как влюбилась. Но, как говорится, не сложилось, и Раиса Дмитриевна осталась не возле разбитого корыта, а вообще без такового. Нескончаемых два года мыкалась она с детьми по чужим квартирам в чужом городе. И появился некий дядя Миша, и Раиса Дмитриевна выскочила замуж. Теперь же не было и его. Но был дядя Серёжа.

За все три года проживания в Тумачах мать так и не устроилась на постоянную работу в Житнино. Она перебивалась случайными заработками: то наймётся на прополку картофельного, морковного или какого иного поля, то – на уборку той же картошки или моркошки, то – на их же переборку-сортировку, то устроится сторожем, а то подсобит в коровниках или на куриной, гусиной, поросячьей фермах от раздачи корма до уборки-чистки помещений и двориков для выгула. Да мало ли дел в большом селе с несколькими фермами – там никогда не откажутся от лишней пары рук.

Рома, сын Раисы Дмитриевны от первого брака, уже несколько месяцев был в армии. От него сразу стали приходить тревожные письма: рослый, выносливый, привыкший к невзгодам Рома по каким-то причинам попал в изгои и старики-деды измывались над ним, как евнухи над ослицей. Две недели назад матери сообщили, что её сын находится в госпитале с проникающим ранением в брюшную полость. Он прооперирован, состояние стабильное, у него имеется всё необходимое. Мать засобиралась в очень дальнюю дорогу. Но нужной для поездки суммы не находилось. Это ещё больше расстроило Раису Дмитриевну, отчего она ушла в загул.

Катя вернулась в дом, заглянула в издыхающий холодильник, пошуровала по кастрюлям, припомнила, что хранится в подполе, – выводы не обнадёжили. Надо было либо что-то из чего-то как-то приготовить, либо… либо посмотреть на другую сторону деревни, что делает Бориска?

Катя скинула ночнушку, надела полинялое платьице и, оставив бабку Евдокию сопеть и храпеть в одиночестве, скромно пошла к расхлябанному гнилому забору. Она встала у калитки и стала высматривать через маленькую деревенскую «площадь с фонтаном» соседа Бориса.

Бориска не заставил себя долго ждать.

Он появился из-за дома в одних вместительных чёрных трусах, в руке у него качалось, скрипя, эмалированное зелёное ведёрко.

Он вышел за изгородь и направился к колодцу.

Катя положила руки на перекладину калитки, упёрла в них подбородок и сотворила на лице безразличное выражение.

– Привет, – буркнул Бориска.

– Привет, – пискнула Катя.

Бориска завертел рукоять колодца, наматывая на короткое брёвнышко ржавую цепь, потому что какой-то неряха либо сбросил ведро на дно, либо забыл его поднять.

– Воды не надо? – спросил Борис у Кати, привычно прикладывая усилия для подъёма ведра с водой.

– Нет. Спасибо. Ещё осталось.

Борис пожал плечами и вытащил ведро на сруб. Он перелил воду в зелёное ведёрко и обронил короткий взгляд на девочку, наблюдающую за ним с безразличием.

– У тебя сегодня тихо? – поинтересовался он.

– Да, тихо, – проговорила Катя. – Мать опять в селе, со своим ухажёром, а бабка храпит.

– Может, зайдёшь? Чего сидеть одной? – Борис подхватил ведро и пошёл к себе.

Катя вяло открыла калитку и точно также вяло вышла.

Борис занёс ведро в дом и появился в дверях.

– У меня сегодня щи-каша, которые, как известно, есть пища наша, будешь?

– Давай, – согласилась Катя.

Она прошла в распахнутую дверь терраски и уселась на табурет.

– Компоту? С булкой.

– Угу.

Катя водила пальчиком по клеёнке на столе с немножечко виноватым видом, а мальчик-хозяин гремел посудой на кухне.

Они без лишних слов стали завтракать.

Было без четверти восемь.

Щи-каша были приготовлены самолично Бориской. Да и кто мог бы их приготовить? Отец где-то прокладывал маршрут по железнодорожным путям, а мать… мать была недалеко, в Житнино, но с другой семьёй.

Катя отставила пустую тарелку, спросила:

– Чего это ты, Бориска, какой-то суровый?

– Щас пойду в село, – отозвался он. – Может, отец телеграмму прислал? Он должен скоро вернуться. И надо взять денег у бабки Матрёны, чего-нибудь купить.

Бориска испокон века ходил в село получать деньги, оставленные на его житиё-бытиё отцом у набожной бабушки Матрёны, бывшей приятельницы умершей матери отца. Она выдавала мальчику сумму на нужды по частям. А приезду отца Бориска обычно радовался, так что это не могло быть причиной его плохого настроения.

Девочка смотрела на него непонимающе и прихлёбывала из кружки в оранжевый горошек компот, заедая его чёрствым белым хлебом.

Бориска понял мысли Кати, добавил:

– Спал плохо… думалось всякое.

Катя была бы рада спросить про это «всякое», но при слове «спал» она в один момент припомнила свои ночные приключения и смутилась, потупилась. Ей сделалось стыдно за свой «нежный» сон.

Бориска, конечно, ничего не мог знать о ее ночных приключениях, и поэтому удивился произошедшей с ней перемене.

– Ты чего? – спросил он.

– Ничего! – огрызнулась Катя. – Давай посуду, помою, – сказала она и поднялась.

– На. – Бориска позволил забрать свою тарелку.

Катя исчезла на кухне.

А Бориска допивал компот и недоумевал.

– Гм… девчонки! – заключил мальчик. – Чего уж тут поделаешь? Девчонки.

Бориска согнал со стола в чашку крошки и направился к мойке, где трудилась раскрасневшаяся и надутая Катя. Она пользовалась куском хозяйственного мыла, тряпкой и согретой на плите водой. Газ в плиту поступал из баллона, скрытого за домом в железном ящике.

Бориска не стал добиваться разъяснения её поведения. Он ушёл собираться в Житнино.

Бориска надумал пригласить Катю прогуляться к селу.

Но, когда он вышел из закутка, где переодевался, девочки не было. Она незаметно ушла.

Бориска запер сарай и дом, вышел за ограду и остановился у колодца. Он прикинулся пьющим воду из ведёрка и искоса последил за домом Кати. Он ничего не увидел, хмыкнул и направился по единственной дороге к Житнино. Не доходя несколько десятков метров до места напротив шалаша, Бориска перебрался за давно высохшую, едва различимую речушку и углубился в кукурузу. Он преодолел по ней добрую сотню метров, прежде чем отважился возвратиться на просёлок.

Солнце успело взобраться высоко на небо. Не колышимая ветром кукуруза создавала естественный коридор. Мир млел. Пыльная дорога, как длинная скатерть, выстланная великаном, соединяла богатое село и захудалую деревушку.

Матрёна Викторовна, набожная старушка, которой Леонид Васильевич Шмаков не опасался доверять деньги для повседневных нужд сына Бориса, была занята приходом приятельницы. Они мирно пили чай с кусковым сахаром. Бориска воспользовался такой удачей и, получив нужную сумму, отнекиваясь от угощения и расспросов, быстро откланялся. Ему надо было торопиться, потому что уже было десять часов, а ещё предстояло навести справки о Боброве Константине, наёмном рабочем, и успеть вернуться в Тумачи до того, как ребята надумают нанести мужику визит. Как бы чего не вышло в его отсутствие.

Бориска не бежал, он летел в Тумачи.

Расспросы в Житнино не дали никаких результатов. Никто не только не знал заезжего наёмного или сезонного работника Боброва, но слыхом не слыхивал о каком-либо происшествии, случившемся два-три дня назад. Уже две недели, как в Житнино всё было спокойно.

Бориска мчался.

Пробегая шалаш, он уловил детские голоса.

Он остановился и стал прислушиваться, стараясь усмирить взбаламученное гонкой сердце.

Он уже было подумал, что ему почудилось, и надо поскорее уносить ноги, пока некий Бобров не выбрался из своего укрытия, как вновь услышал голоса детей.

«Они там!» – ужаснулся Бориска.

Был полдень. Воздух колыхался от восходящих потоков и звенел кузнечиками. Кукуруза была высока, неколебима.

Мальчик уже был готов войти в неё, когда голоса сменил шелест – сквозь кукурузные ряды кто-то пробирался к дороге.

Бориска насторожился.

– О, привет, Бориска!

– Катя сказала, что ты в Житнино.

Это были Митя и Саша.

– Я как раз оттуда, – сказал Бориска и заглянул им за спины. Он ожидал, что вот-вот появится тот, кто заставил его срочно возвращаться в Тумачи. Но никого не было. – Вы одни?

– Катя не пошла с нами, – сказал Саша. – Она, как узнала, куда мы собираемся, заартачилась, что-то залепетала. Мы так и не поняли, что почём и зачем. И вообще, она сегодня какая-то чудная.

– А где Любочка? – спросил Бориска.

– Дома. Тебя поджидает.

– А мужик? – Бориска напрягся, представляя себе, что тот наблюдает за ними и слышит разговор.