Франкенштейн в Багдаде - Ахмед Саадави

Он еще раз повернулся к изображению святого, на которое через окно падал дневной свет. Его внимание привлекло мастерство, с каким были прорисованы складки ярко-красной накидки, разлетающейся за спиной готового нанести удар и застывшего в напряжении воина. Что за чудная икона! Какие тонкие красивые губы! Неожиданно они пришли в движение:

– Будь осторожен!

Да, действительно, он говорил:

– Эта женщина несчастна!.. Если причинишь ей боль или обидишь, клянусь, воткну копье тебе в глотку!

Даниэль, или, вернее, его двойник, заснул на диване в гостиной. Старушка накрыла его мягким пледом и вернулась к хлопотам по хозяйству, которые обычно ограничивались протиркой уже отмытого до блеска накануне, стряхиванием пыли с мягкой мебели, икон и рамок от фотографий и перекладыванием с места на место ненужного скарба во дворе. Все эти дела, в которых не было никакой нужды, отнимали у Илишу добрую половину дня.

Кот опять улизнул на крышу и оттуда наблюдал за тем, что творилось во дворе соседнего дома: Хади Барышник от отчаяния рвал на себе волосы и сновал туда-сюда в поисках сшитого им тела, которое, как он уже начинал думать, ветром прибило к какой-нибудь стене или до сих пор носило в чистом небе.

Превозмогая ноющую боль в суставах и затылке, Хади вышел за ворота. По дороге он тщательно исследовал каждый метр и обращал внимание на всех проходивших мимо в надежде заметить что-то необычное. Просто так остановить соседей и спросить у них: «Извините, вы тут не видели труп мужчины, совсем голый? Мертвец не попадался?» – он не мог. Ведь все знали, какой он враль. Даже если бы Хади поклялся, что сегодня завтракал яичницей из двух яиц, чтобы ему поверили, он должен был бы предоставить свидетелей, которые подтвердили бы его слова. А что говорить о голом трупе, собранном по частям из обезображенных тел?

Он осмотрел с улицы крышу дома Умм Даниэль и провел взглядом поверх соседних домов. Можно было предположить, что кто-то затащил тело туда, но ничего подозрительного не обнаружилось. Хади опрометью вернулся домой, пооткрывал все серванты и шкафы, сваленные во дворе, и опять выскочил на улицу. Он несся по узким переулкам, пока не споткнулся обо что-то напротив старика Абу Зейдуна. Тот сидел, развалившись, на белом пластиковом стульчике у входа в собственную парикмахерскую и с безразличием смотрел перед собой в одну точку. Хади хотел было к нему обратиться, но понял, что старик ничего и никого бы не заметил даже перед своим носом. Зато у остальных удалось выяснить следующее: владелец прачечной «аль-Ахавейн» сообщил, что полиция с утра вламывается в дома к жителям квартала в поисках членов вооруженной банды, промышляющей похищением женщин и переправкой живого товара за границу. Парень, работающий в пекарне, поделился, что спецслужбы вместе с американцами охотятся на террористов, которые пробрались в столицу из провинции, и прочесывают один отель в районе за другим. Между делом Хади шепнули, что две молоденькие проститутки, с которыми он раньше проводил время, сегодня утром уехали в Сирию работать в одном из борделей, поскольку здесь они не делали выручки. Потратив на сплетни полдня, он узнал еще много всяких новостей, но о пропавшем трупе – ничего.

Умм Салим аль-Бейда несказанно обрадовалась, встретив соседку у мясника и увидев, что та берет четверть кило говядины и килограмм хорошо промытых бараньих кишок, а потом направляется в лавку к зеленщику. На голове у нее, как в молодости, был повязан красный платок с белыми нежными бутонами. Что же должно было стрястись, чтобы она сняла с себя черное покрывало вдовства и скорби?!

Женщины вместе закончили делать покупки и медленно направились вниз по переулку в сторону дома. Умм Салим описала последствия прогремевшего вчера ужасного взрыва – в некоторых домах стены покрылись паутиной трещин, а с потолка осыпалась штукатурка. В ответ от Илишу она услышала, что в это самое время старушка была на полпути в церковь, грохот раздался у нее за спиной, но видеть она ничего не видела. Для Умм Салим этого было достаточно, чтобы найти объяснение всем свалившимся на них напастям и еще больше убедиться в том, что перед ней блаженная.

А когда Умм Салим спросила у нее о красивом красном платке, Илишу тихо ответила, устремив взгляд куда-то вдаль:

– Траур окончен… Господь услышал мои молитвы.

– Слава богу! Слава богу! – как из пулемета застрочила, причитая, Умм Салим, однако голос ее резко оборвался, когда соседка сообщила о возвращении сына. Умм Салим остановилась на месте как вкопанная и не могла взять в толк, что именно Умм Даниэль имеет в виду.

Когда они дошли до дверей, Умм Салим, прежде чем попрощаться, спросила:

– А сейчас он дома?

– Да. Он спит. Устал.

Губы Умм Салим скривились, как у человека, который глубоко о чем-то задумался, но в дом, чтобы удостовериться в словах Илишу, она не вошла. И в этом она впоследствии будет сильно раскаиваться. Хозяйка торопилась приготовить обед мужу, который целый день молча сидел на балконе второго этажа над переулком и был поглощен перечитыванием старых газет и книг. Признание старушки Умм Салим не приняла всерьез: слишком странные вещи как бы между прочим она говорила, чтобы вот так сразу их осознать. Она разберется с этим потом, ну уж точно после обеда.

Однако, судя по всему, Умм Салим так ничего и не поняла. К вечеру она совсем забудет об этом, когда ее средний сын неожиданно заявит, что хочет жениться, и назовет ей имя будущей невестки. И тогда Умм Салим будет уже не до сына старой соседки, который вернулся с войны спустя двадцать лет. А дальше последуют такие удивительные события, что она сама встанет во главе тех, кто будет настаивать на помешательстве Илишу. Таким образом старушка потеряет последних из сочувствующих ей.

Барышник вернулся домой и обшарил двор метр за метром в поисках пятен крови или человеческих органов, которые он, держа в своих руках, сам заштопывал. Но ничего обнаружить не удалось. Ливень, обрушившийся вчера на город, смыл все следы, если они, конечно, были. До конца дня он провалялся на кровати, уставившись в потолок, изъеденный сыростью. Время от времени он переводил взгляд на стену, где висел аят «аль-Курси», приклеенный его покойным товарищем Нахемом Абдеки. Один из краев картонки от влаги отстал от стены и загнулся внутрь. Если с силой дернуть, возможно, получится содрать ее со стены целиком. Хади размышлял о том, что все не так уж и плохо для него складывается. Ведь он хотел в конце концов избавиться от тела, а теперь не нужно ломать голову, как это сделать, не нужно рубить его на части, выдергивать нити из швов и прятать органы по помойкам в темных закоулках или подбрасывать их на площади, поскольку труп испарился сам собой.

Вечером Хади собрался было зайти в кафе Азиза аль-Мысри, но увидев, что там полно народу и его друг не сможет с ним поговорить по душам, он развернулся и направился к аль-Амерли еще раз попытаться уговорить старика продать мебель. Начали с того же – с обсуждения цены. Уже в десятый раз аль-Амерли рассказывал ему о том, когда был сделан старинный граммофон, где и при каких обстоятельствах он его приобрел, и так про каждую вещь по порядку.

Что, если этот аккуратно одетый и гладко выбритый старик узнает, что перед ним стоит преступник, копавшийся в человеческих останках? Да он просто проводит его по коридору до порога и выставит за дверь.

Хади будет пересказывать эту историю во всех подробностях не один раз. И не упустит ни малейшей детали, делающей ее еще более жуткой. Опишет он и этот самый тревожный в своей жизни день. А слушатели подумают, что это, пожалуй, самая удачная за все время выдумка Хади-враля.

Он сидел в кафе, и ему не надоедало каждый раз возобновлять свой рассказ с того места, где он прервал его накануне. Рассказчик погружался в хитросплетения своей волнующей истории и, доставляя удовольствие другим, сам начинал верить в то, что весь сюжет от начала до конца – это плод его необузданной фантазии и ничего такого на самом деле и в помине не было.

Илишу сделала курт, затем смешала очищенную полбу с булгуром, добавив нут и приправы, и скатала мясные шарики. Для традиционных блюд, которые она так виртуозно готовила, было мало поводов. Ну не коту же их скармливать! Однако в этот раз все было по-другому. Сегодня в ее доме самый дорогой гость, и она должна соблюсти все традиции. Наконец ее молитвы дошли до Господа Бога и она получила обещанное. Старушка возблагодарила судьбу и прошептала:

– Благодать-то какая! Господь наш, Иисус Христос, возлюбивший нас до того, как мы возлюбили Его!

Прожив в квартале аль-Батавин столько лет, Илишу впитала все привычки его обитателей. Она верила, что свершившееся – ее уговор с Богом, несмотря на то что отец Иосия не раз учил ее ложности этого убеждения:

– Мы не ставим условия Богу, как мусульмане… Ты – мне, я – тебе, если дашь то, я тебе сделаю это…