Загадка Рунного Посоха: Черный Камень. Амулет безумного бога. Меч зари. Загадка рунного посоха. - Майкл Муркок

Их тяжелое дыхание и шорох сапог по каменному полу заглушались звоном мечей, когда они нападали друг на друга вновь и вновь.

Граф Брасс споткнулся о небольшой столик и упал на спину, раскидывая ноги и теряя захват меча. Барон Мелиадус взвыл и высоко поднял свой меч. Граф Брасс перекатился на другой бок и схватил барона за ногу, тот грохнулся на пол рядом с графом.

Забыв на мгновение об оружии, они боролись, катаясь по каменным плитам пола, нанося друг другу сильные удары кулаками, рыча, но не отпуская мечей, прикрепленных к их кистям веревочной петлей.

Затем барон Мелиадус откинулся назад и вскочил на ноги, но он не смог опередить графа Брасса, тот нанес внезапный удар и выбил меч из рук барона. Удар был такой силы, что меч пролетел почти через весь зал и вонзился в одну из деревянных колонн, зазвенев при этом как натянутая струна.

В глазах графа Брасса не было жалости. В них сверкало одно желание: убить барона Мелиадуса.

— Ты убил моего дорогого и преданного друга, — прорычал граф, поднимая свой меч для решительного удара.

Неожиданно барон Мелиадус скрестил на груди руки и ожидал удара, опустив вниз глаза. На лице его было почти скучающее выражение.

— Ты убил Боджентля и потому я убиваю тебя!

— Граф Брасс, — это был голос его друга Боджентля, — он не убил меня. Шпага его упала на мою голову плашмя и только оглушила меня, а небольшую рану в груди никак нельзя назвать смертельной.

Боджентль вышел вперед, пробравшись через толпу. Он зажимал рукой рану на груди, на лбу зиял огромный кровоподтек.

Граф не нанес удар, меч так и остался высоко поднятым.

— Благодарю за это судьбу, Боджентль. И тем не менее… — Он повернулся к барону Мелиадусу. — Этот негодяй нарушил законы гостеприимства, оскорбил мою дочь, ранил моего друга…

Барон Мелиадус поднял глаза и посмотрел прямо в глаза графа.

— Страсть пожирала меня, туманила мой мозг, овладела моей душой, словно демон, при виде прекрасной Ийссельды. Я не просил пощады, когда вы угрожали моей жизни, но сейчас я прошу вас понять, что только честные человеческие чувства двигали мною.

— Я не могу простить вас, барон, — покачал головой граф. — Я не желаю больше выслушивать ваши наглые оправдания. Через час вы должны покинуть Замок Брасс и не позднее завтрашнего утра — мои владения. Или же вы и ваши слуги будете уничтожены.

— Вы рискуете нанести оскорбление Гранбретани!

— Я ничем не оскорбил Темную Империю, — пожал плечами граф Брасс. — Если они услышат хоть что-то похожее на правду о событиях сегодняшней ночи, они накажут вас за ваши ошибки, а не пойдут на меня войной, чтобы восстановить справедливость. Ваша миссия не удалась — это тоже не говорит в вашу пользу. Это вы оскорбили м е н я, а не я — Гранбретань.

В ответ барон Мелиадус не произнес ни слова, весь кипя от ярости, он ушел готовиться к отъезду. Обесчещенный, он собрался весьма быстро и уселся в свою причудливую карету, которая выкатилась за ворота Замка, едва прошло полчаса после его разговора с графом. Барон ни с кем не попрощался.

Граф Брасс, Ийссельда, Боджентль и фон Вилак стояли во дворе, наблюдая за отъездом барона.

— Вы были правы, Боджентль, — пробормотал граф. — Оба мы, и я, и Ийссельда, были обмануты этим человеком. Я больше не разрешу ни одному эмиссару Гранбретани посетить Замок Брасс.

— Вы, конечно, поняли, что необходимо бороться с Темной Империей, нужно уничтожить ее? — с надеждой в голосе поинтересовался Боджентль.

— Этого я не говорил. Пусть делают все, что им угодно, но у нас больше не будет неприятностей ни с Гранбретанью, ни с бароном Мелиадусом.

— Вы ошибаетесь, — с глубоким убеждением ответил Боджентль.

В это время, трясясь в своей темной карете по ночным дорогам, ведущим к северным границам Камарга, барон Мелиадус громко разговаривал сам с собой и клялся самой страшной клятвой, самым загадочным и священным предметом, какой только знал. Он поклялся Рунным Посохом (этим утерянным артефактом, который, по слухам, содержал в себе тайну судьбы каждого человека в отдельности и всего человечества в целом), что он подчинит себе графа Брасса любыми способами, что будет обладать Ийссельдой и что Камарг станет пылающим горном, в котором сгорят все его обитатели.

Так он поклялся Рунным Посохом и так была безвозвратно предопределена судьба барона Мелиадуса, графа Брасса, Ийссельды и Темной Империи.

Пьеса была поставлена, и над первой ее сценой поднимался занавес.

Теперь актерам оставалось лишь разыграть предназначенные для них роли.

Книга вторая

…Тот, кто отважился поклясться Рунным Посохом, тем самым неизбежно предопределяет свою судьбу и судьбу мира, в котором живет. Таких клятв за всю историю Рунного Посоха было несколько, но ни одна из них не принесла столько горя и разрушений, как страстная клятва барона Мелиадуса Кройденского. Это произошло за год до того, как Дориан Хокмун, герцог Кельнский, впервые появился в анналах этой древнейшей хроники…

Глава 1

Дориан Хокмун

Барон Мелиадус вернулся в Лондру, столицу мрачных башен Темной Империи, и почти год обдумывал подробности своего зловещего плана. В то время его занимали другие дела Гранбретани. Надо было подавлять восстания, чтобы неповадно было захваченным городам планировать и затевать бунты, проверять работу марионеток-губернаторов и ставить их у кормила власти.

Барон Мелиадус преданно выполнял все эти распоряжения, выказывая сообразительность, но его страсть к Ийссельде и ненависть к графу Брассу не затихали ни на минуту, и он постоянно помнил о них. Хоть его ничем и не наказали за то, что не удалось склонить графа Брасса к союзу с Гранбретанью, он все же чувствовал себя расстроенным. Кроме того, ему все время приходилось сталкиваться с такими проблемами, которые, как он знал, граф мог бы разрешить с легкостью, и всякий раз, когда ему приходилось подолгу разбираться в очередной такой проблеме самому, в мозгу барона Мелиадуса возникали сотни планов мести, но ни один из них не мог быть осуществлен, поскольку барон хотел все сразу: иметь Ийссельду, получить от графа Брасса помощь в делах Европы и уничтожить Камарг, как он поклялся. Это было тщеславие, не знающее границ.

В своей высокой башне из обсидиана, возвышающейся над красными, как кровь, водами реки Таймзы, где баржи везли грузы с побережья, барон Мелиадус мерил шагами комнату, увешанную старинными портьерами коричневого, черного и голубого цветов, заваленную редкостными драгоценностями и благородными металлами, красивейшими изделиями из железа, серебра и меди. В комнате была мебель темного полированного дерева, а толстые ковры цвета осенних листьев устилали пол.