Жизнь и необычайные приключения менеджера Володи Бойновича, или Америка 2043 - Геннадий Карпов

Плыли мы недолго. Минут через десять катер сбросил обороты, и мы подошли к такому же пляжу, только без нефти на берегу. Метрах в ста от воды стоял серый джип с пулемётом на крыше и большой белый пикап с проржавевшим капотом. Кузов пикапа был забран решёткой из ржавой арматуры. Меня вытолкнули из лодки, и повели к машинам. Оказывается, те стояли на гравийной дороге, которая тянулась вдоль берега, и уходила вверх, за гору, поросшую пальмами. При нашем приближении (За мной шли два солдата с автоматами. Правда, автоматы у них были за спиной, они просто иногда толкали меня в спину кулаками.) из пикапа вылез толстый водитель и распахнул дверь в клетку. Я залез в кузов. Дверь, тоже из арматуры, за мной со скрипом закрыли, повесили навесной замок, солдаты пошли обратно к катеру, а обе машины двинулись вглубь острова. Я сел на железную скамейку, ухватился за арматуру, потому что дорога была вся в промоинах, и машину сильно качало, и стал смотреть по сторонам. На душе не было ничего. Я не понимал – где я, и что происходит. Всё моё существо занимал какой-то тихий ужас, который застилал все остальные чувства, и мешал даже смотреть – не то что соображать. Может, организм так защищался от неблагоприятного внешнего воздействия? Не знаю. Но от всего пережитого я вдруг сильно захотел спать. Глаза слипались, невзирая на жару и тряску, я зевал каждые десять секунд. Я решил, было, лечь на пол и попытаться подремать, но только теперь разглядел, что пол был весь в соломе и навозе. Видимо, меня везли в свиновозе.

Машина рычала, забираясь всё выше в гору, впереди ехал джип с пулемётом, хотя, как я успел заметить, кроме водителя в машине никого не было. Так продолжалось почти час. Мы забрались на перевал, с которого открылся красивейший пейзаж вечернего океана. Сквозь рыжую решётку и склеившиеся ресницы я полюбовался этим раем на земле, и хотел заплакать по себе любимому, но не смог. Я постоянно думал про Пашу, про то, какой я идиот и что я натворил из-за любви к Америке, и приходил к выводу, что если меня сейчас поставят к стенке и дадут очередь из вон того здоровенного пулемёта, то это будет, конечно, больно, но, по большому счёту – справедливо.

Машины поехали вниз. Завоняло горелыми тормозами, океан скрылся за горой, вокруг тянулись только зелёные холмы. Вскоре мы подъехали к шлагбауму. По сторонам, сколько хватало глаз, шёл бетонный забор, затянутый поверху колючей проволокой, перед КПП возвышались две башни метров по пять высотой, на которых стояли прожектора и пулемёты. Вдоль забора через каждые метров пятьдесят из земли торчали жёлтые таблички с черепом и словом "Мины". Шлагбаум без промедления пошёл вверх. К нам даже никто не вышел. Мы въехали на территорию какого-то военного лагеря, и проехали больше километра, прежде чем остановиться возле железного ангара. К нам подошли двое здоровенных вояк (Что жопа, что плечи одного обхвата, и одежда из магазина "Богатырь"), жестом приказали мне вылазить, открыли дверь ангара, и втолкнули меня внутрь. Щёлкнул замок, и я остался один в темноте. Под потолком, проходящим метрах в трёх, находилось несколько зарешёченных окошек, другого освещения не было. В нос ударил запах протухшего сортира, и первое, что я сделал – снова попытался блевануть, но снова безуспешно. Глаза заслезились, и пока я разгибался и настраивал зрение со света на полумрак, из темноты раздался мужской голос на красивом, но незнакомом мне языке. А потом второй голос, полный равнодушия и пессимизма, сказал из другого угла на чистом русском:

– Во, ещё одного боёба находкинского, небось, выловили!

Я думал, что удивляться уже не могу, но тут аж подпрыгнул.

– Я русский! – крикнул я. – Нас было двое, но одного сильно ранило. Он на мину наступил на пляже!

– А какого вы на пляж полезли? Тоже красоток решили поискать в красных купальниках? Тут же всё заминировано, куда ни плюнь! Я ж говорю – боёбы. Сюда двигайся, коли русский. Мы в этом углу живём.

Так я познакомился с Серёгой Граковым и другими узниками данного ангара. За последующие несколько часов я узнал, кроме того, что я полный боёб, много нового и полезного. Что сортир – в яме в дальнем углу. Что вода – в бочке из-под бензина в центре ангара (Каждый день после обеда идёт дождь, и вода по водостоку с крыши стекает в эту бочку.), ковшик на цепи – один на всех. Из еды – только зелёные бананы, сухари и какая-то бурда с запахом какао два раза в день. На допрос водят до обеда, а потом лежи на земле, обливайся потом в духоте и вони, лови комаров, и пой "Боже, благослови Америку!". На допросах предлагали курить какую-то херню, пить русскую водку, и записаться на американский военный корабль моряком. Дают на подпись какие-то бумаги и бакланят на плохом русском, что через семь лет службы на их флоте мы получим гринкарту, и поедем жить на госпенсию в Нью-Йорк, Бостон или Норфолк на выбор. В этом углу живут россияне: двадцать два рыла, хоть играй в футбол на две команды, только форма, к сожалению, одинаковая, судья не различит: тельняшки и серые бриджи. Никто из экипажа на допросах ничего не подписал, водку не пил, и в Норфолке ничего не забыл. А вот четверо туристов типа меня, только на парусной яхте, приплывшие по красоток две недели назад, тоже взорвались на пляже, один погиб, а остальные ушли на допрос, и всё подписали не глядя. Теперь они живут в отдельном бараке, работают на администрацию.

В том углу – мексиканцы и ещё какие-то хлопцы, говорящие по-испански, тоже человек двадцать. С ними лучше не общаться. Для них все белые – амеры, а если амер попадает в руки к мексиканцам, то его без разговоров убивают по обряду инков путём вырезания сердца. В том углу – китайцы и японцы. Жить рядом они не хотят, и всё время дерутся, но солдаты приказали всем узкоплёночным жить в куче и по другим углам не прятаться. Ангар изнутри разгорожен дощатым забором только на четыре загона: три для людей плюс сортир. На мой резонный вопрос: "Если я – боёб, то вы-то, профессора, как тут очутились?" мне заметили, что за хамство тут можно легко получить в пятак и пнули для профилактики под зад, но потом всё же рассказали свою историю. Если бы я конспектировал лекцию, прочитанную мне в два десятка матросских глоток, то запись была бы примерно следующая:

Сергей был старпомом на контейнеровозе ледового класса "Людмила Иванова". Они вышли из Риги почти полгода назад, ходили через Севморпуть в Австралию и Новую Зеландию, возили туда автомобили, станки и ещё какое-то железо, а оттуда – разное баловство типа сушёной кенгурятины, каких-то фиников и прочей ботвы. На обратном пути, между Маршалловыми и Марианскими островами, под днищем внезапно произошёл взрыв, винт заклинило, и буквально через час нарисовался американский лёгкий крейсер, и приказал команде покинуть корабль. Наши успели связаться с пароходством и сообщили, что корабль подбит и фактически захвачен пиратами под звёздно-полосатым флагом. Когда команду с контейнеровоза перевозили на крейсер, капитан Новиков погиб. Как объявили амеры, он застрелился в своей каюте, потому что нарушил границу Соединённых Штатов, и отказался выходить из каюты и выполнять законные требования американской стороны. Всю команду перевезли сюда, и держат уже месяц. Видимо, наверху идут переговоры. Давно известно, что острова Вашингтону уже почти не подчиняются, а живут морским разбоем. Обслуга этой военной базы – сплошь местные туземцы и разные латиносы. И они втихаря рассказали хлопцам из мексиканского угла, что к нашему кораблю подогнали буксир, утащили его на Гуам, или Змеиный остров, и там теперь праздник живота. Местная солдатня купается в австралийском пиве, и жрёт осьминогов в остром соусе.

Как теперь выбираться отсюда – не очень понятно, потому что дипломатические отношения с Америкой фактически заморожены, единственное наше представительство осталось только в Вашингтоне, а это всё равно, что на Луне. Потому что Вашингтон – это белая Америка: восточное побережье и север. И чтобы туда попасть, надо пересечь мексиканский и чёрный районы, а они тоже на столицу хер забили, гуляют ватагами типа Стеньки Разина, шибают зипуны и орут: "Сарынь, на кичку!". У них уже и валюта своя – песо и христодоллар. На юге правительство контролирует только границу с Мексикой, и то уже не везде. В сотне километров от неё хозяйничают местные махновцы. А отпускать моряков напрямую отсюда в Россию амеры не хотят. Мол, надо, чтоб всё было по закону. (Как будто грабить корабли – это по закону! Но амеры тормозят всех под предлогом, что на кораблях скрываются террористы или везут товар, представляющий угрозу для национальной безопасности США.) А то в России – диктатура. Вдруг морякам тут на дармовых бананах так расчудесно живётся, что не хотят они обратно на родину, а рвутся встать на защиту звёздно-полосатого? Вдруг в России их будут пытать или расстреляют? Так что волокита эта долгая, и чем всё закончится – одному богу известно. Вон, у китайцев за месяц двое уже померло. (Китай амерам давно объявил своё последнее четыреста девяносто первое предупреждение, что своих не бросает и пленных не берёт. Хотя, судя по всему, своих то ли рыбаков, то ли шпионов с разных захваченных шхун Пекин всё-таки иногда просто выкупает у генерал-губернатора Гонолулу за опиум и свиные консервы.) Живые над ними попели часик и зарыли прям у себя в загоне. Японцы были в шоке, но их всего четверо, каратэ не учили, а китайцев – штук тридцать одинаковых. Судя по всему – солдаты, хоть вида не подают. Как они ещё японцев не зарыли – удивительно. Бьют бедных каждый день, всё какой-то Нанкин им вспоминают. Такое ощущение, что китайцы знают: отсюда они живыми не выйдут, и им всё пофиг. После захвата Формозы они чувствуют себя победителями. Людьми, прожившими свою жизнь не зря. Каждое утро протягивают руки к небу и что-то бормочут.