МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1989. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов - Сергей Абрамов

— Ищите друг друга! Прорывайтесь! Не жалейте себя! Выстроенное вами да рухнет!..

И опять фальцетик нахально влез:

— Ой, не смогут они, ой, сил не хватит, ой, обленились, болезные, привычками поросли…

— Ирка! — прохрипел Сенька.

А тот тайный внутри него сказал тихонько:

— Неужто не сможешь, Сеня? А ну, рвани!

И Сенька рванул. Разодрал руками сплетенные из тугого тумана слова, нырнул в образовавшуюся брешь, судорожно вдохнул мокрой и горькой слизи, выплюнул ее в душном приступе кашля…

…и увидел свет…

…и ослеп на мгновение от резкого и мощного света, но не успел испугаться, потому что сразу же услышал внутри себя удовлетворенное:

— Теперь ты совсем здоров.

Сенька поверил тайному и открыл глаза.

В комнате горела люстра, а Ирка сидела на стуле перед кроватью и плакала. Слезы текли у нее по щекам, как туман в Сенькином сне.

— Ты чего? — Сенька по-настоящему испугался. Во сне не успел, а тут — сразу: — Уж не случилось ли что? Почему рев?

— Сенечка… — всхлипывала Ирка. — Родной ты мой…

— Кончай причитать! Живой я, живой.

— Да-а, живой… — ныла Ирка. — Ты меня во сне звал, так кричал страшно… Я тебя будила, трясла-трясла-а, а ты спишь…

— Проснулся. Все. Здоров. — Сенька сел на кровати, огляделся. — Где мои штаны?

— Какие штаны? Какие штаны? Лежи! У тебя температура.

— Нету у меня температуры. Сказал: здоров.

— Так не бывает. — Слезы у Ирки высохли, и, поскольку муж высказывал признаки мало понятного бунта, в ее голосе появилась привычная склочность: — А ну ляг, говорю!

— Ирка, — мягко сказал Сенька, и от этой мягкости, абсолютно чуждой мужу, Ирка аж замерла, затаилась. — Ирка, Ирка, дура ты моя деревенская, ну не спорь же ты со мной! А лучше собери что-нибудь пожевать, жрать хочу — умираю. Наденька где?

— В садике. Я ее на ночь оставила. Ты же больной…

— В последний раз оставляешь, — строго заявил Сенька. — Ребенок должен регулярно получать родительское воспитание.

Этой официальной фразой Сенька добил жену окончательно.

— Хочешь, я схожу за ней? — растерянно спросила она.

— Сегодня не надо. Сегодня я буду занят.

— Чем? — Растерянность растерянностью, а семейный контролер в Ирке не дремал. — Магазины уже закрыты.

— При чем здесь магазины? — Сенька разговаривал с ней, как будто не он болен, а она, как будто у нее высокая температура. — Некогда мне по магазинам шататься, некогда и незачем. Все, Ирка, считай — завязал.

— Ты уж тыщу раз завязывал.

— Посмотришь, — не стал спорить Сенька, взял со стула джинсы и начал натягивать их, прыгая на одной ноге.

И это нежелание доказывать свою правоту, спорить, орать, раскаляться докрасна — все это было не Сенькино, чужое, пугающее.

— У тебя кто-нибудь есть? — жалобно — нелогично и невпопад — спросила Ирка.

Сенька застыл на одной ноге — этакой удивленной цаплей, не удержал равновесие, плюхнулся на кровать. Засмеялся:

— Ну, мать, ты даешь!.. Дело у меня есть, дело, понятно?

— Понятно, Сеня, — тихо сказала Ирка, хотя ничего ей понятно не было, и пошла в кухню — собирать на стол, кормить странного мужа.

А Сенька застегнул джинсы, босиком подошел к окну, прикинул расстояние от своего подъезда до двенадцатого. Получалось: стена закроет выход на набережную, превратив двор в замкнутый со всех сторон бастион. А если еще и ворота на проспект запереть…

— Почему я? — с тоской спросил Сенька. И тайный — внутри — ответил:

— Потому что ты смог.

— Что смог?

Но тайный на сей раз смолчал, спрятался, а Ирка из кухни крикнула:

— Ты мне?… Все готово. Хочешь — в постель подам?

Ох, не верила она, что Сенька враз выздоровел, ох, терзалась сомнениями! И пусть бы температура упала, бывает, но с психикой-то у мужа явно неладно…

И Сенька ее сомнений опять не опроверг.

— Вот еще, — сказал он, — будешь ты таскать взад-вперед. Ты что, не устала, что ли? Работаешь, как клоун… Слушай, может, тебе перейти? Может, в садик к Наденьке — воспитательницей? Давай прикинем… — Вошел в кухню, сел за стол.

Ирка тоже села — ноги не держали. Сказала покорно:

— Давай прикинем.

Будучи в командировке в одной из восточных стран, автор не пожалел мелкой монетки для уличного гадальщика. Белый попугай-ара встряхнул хохолком, порылся клювом в деревянном расписном ящике, вытащил аккуратно сложенный листок бумаги. Гадальщик с поклоном протянул его автору:

— Ваше счастье, господин.

На листке печатными буквами значилось по-английски: «Бойтесь тумана. Он не дает увидеть лица близкого вам человека».

Когда с работы вернулся муж, Алевтина Олеговна уже вчерне сметала на руках платье для невестки, оставалось только прострочить на машинке швы и наложить отделку. Муж оставил портфель в прихожей, сменил туфли на домашние тапочки, вошел в комнату, привычно поцеловал Алевтину Олеговну в затылок. Как клюнул.

— Все шьешь, — сказал он, констатируя увиденное. — Из Свердловска не звонили?

— Никто не звонил.

Алевтина Олеговна отложила шитье; поставив локти на стол, подперла ладонями подбородок. Следила за мужем.

Стеценко снял пиджак, повесил его на спинку стула, распустил узел галстука, пуговку на рубашке расстегнул.

— Жарко сегодня. — Подошел к телевизору, ткнул кнопку.

— Не надо, — попросила Алевтина Олеговна.

— Почему? — удивился Стеценко. — Пусть гудит.

— Не надо, — повторила Алевтина Олеговна. — Там сейчас ничего интересного, а я устала. И ты устал, Саша.

— Тишина меня душит, — сообщил Стеценко, усаживаясь в кресло и укладывая ноги на пуфик. — А с чего бы ты устала, интересно? У тебя же свободный день.

— Ничего себе свободный! Одних тетрадей гора. И платье для Симы.

— Все равно дома — не в офисе. Могла и отдохнуть, подремать…

Экран нагрелся, и на нем возник цех какого-то металлургического завода. Раскаленный брусок металла плыл по рольгангам, откуда-то сверху спустились железные клешни, ухватили брусок, уложили на ровную площадку. Тут на него упала баба молота, сдавила — взлетели небольшим фейерверком огненные искры.

— Я спала, — сказала Алевтина Олеговна.

— Вот и ладушки, — обрадовался Стеценко. — И я немножко вздремну, с твоего позволения. Полчасика, хорошо? Ты меня не трогай…

— А я сон видела, — совсем тихо добавила Алевтина Олеговна, но муж не слышал ее, он уже посапывал в кресле.

Сон Алевтины Олеговны был неинтересен Стеценко.

Она аккуратно сложила платье для Симы, спрятала его в шкаф, туда же повесила на плечиках пиджак мужа. Подошла к книжному шкафу, открыла створку, пробежалась кончиками пальцев по корешкам книг, вытащила потрепанный институтский учебник по химии, машинально, не вглядываясь, перелистала его. Прислонилась лбом к жесткой полке.