Правда о штрафбатах - 2 - В. Дайнес

Г.М. Дубинин: «Приказ об отправке в штрафную мне не показывали и не зачитывали. Я — сержант, недавний выпускник Серпуховской авиашколы, служил техником самолета в 3-й эскадрилье 16-го запасного истребительного авиаполка, дислоцировавшегося в Саратовской области. Мой самолет «Як-7Б» разбился при посадке с летчиком-инструктором и молодым пилотом в феврале 1944 года. Комиссия установила, что катастрофа произошла по вине инструктора (ремень его куртки попал в шариковую опору тяги рулей управления, и машина резко «клюнула»). Но «стрелочника» все равно нашли…»[83]

О.П. Будничук вспоминал, что бойцы разведывательной роты, которой он командовал, справляли поминки по убитому ранее командиру и встречу нового командира. От партизан перегнали корову, закололи, зажарили. Будничук отказался выполнить указание подполковника Полянского положить в его машину коровью ногу. Вскоре особый отдел обвинил Будничука в мародерстве и отправил его в штрафбат. Второй раз Будничук попал в штрафной батальон после неудачной разведки боем, проведенной по плану майора из штаба дивизии, племянника начальника разведки.[84]

А.В. Сорока: «Поругался я с командиром роты: я сам себе из старья сапоги смастерил (отец у меня был сапожник-ортопед), а он хотел их у меня отобрать и другому курсанту отдать. Командир меня и отправил в штрафроту, правда, тоже под Петропавловск, обслуживать аэродром — все работы под землей».[85]

В. Кондратьев в статье «Парии войны» заявляет: «Да, не очень-то разбирались военные трибуналы во всех этих делах — не на десять же лет, а до «первой крови», а на войне не привыкать, тут кому как повезет, можно и царапиной отделаться, а — искупил… Но не только отсюда легкость, с какой выносились приговоры, есть здесь и другое, та еще довоенная практика наших органов, когда за гвоздь, вынесенный с завода, за колосок ржи, сорванный в поле, давали чудовищные сроки. Нужна была армия бесплатной рабочей силы, которую можно послать куда угодно и на самые тяжелые работы…»[86]

М.Г. Ключко: «Решение о формировании 322-й штрафной роты при нашей армии было принято. Но только когда был полностью укомплектован штат офицеров, к нам начал поступать рядовой состав из московских тюрем — Бутырской и Стромынки. Это были те, кому разрешили искупить кровью свою вину перед советским обществом. Общая численность роты составила около 300 человек. На каждый взвод приходилось по два офицера».[87]

И.Н. Третьяков: «За год и три месяца моей службы как командира штрафной роты пришлось формировать и воевать с девятью наборами численностью от 250 до 560 человек. Контингент поступал из осужденных. Командир согласно положению определял срок: приговор до 5 лет — 1 месяц штрафной, до 7 лет — 2 месяца, до 10 лет — 3 месяца. Контингент поступал из Москвы — из Таганской тюрьмы, из пересылки на Стромынке — 7 наборов; один набор — из Закавказья; еще один — полицаи и старосты из Орловской и Курской областей… В штрафной роте были разжалованные командиры. После отбытия наказания командование возбуждало ходатайство, им присваивали звание и оставляли в роте командирами взводов».[88]

М.С. Бровко: «После окончания техникума я работал в Перми (тогдашний Молотов, Западный Урал) на пороховом заводе. Испытывал заряды прославленных «катюш», реактивные снаряды самолетов, заряды всех калибров минометов и артиллерии — по специальности я пороховик-динамитчик. Однажды в моей смене произошла авария — погибла женщина. Меня и еще одного работника осудили на пять лет тюремного заключения. Но это наказание заменили штрафной ротой».[89]

В.Е. Копылов: «Широко бытует мнение, что штрафбаты целиком и полностью (разумеется, кроме офицеров) формировались из бывших уголовников. Ерунда! Лично я таких подразделений не встречал… Кто попадал в мой штрафной батальон? Растерявшиеся в боевой обстановке люди, одним махом зачисленные в дезертиры. Встречались и серьезные нарушители воинской дисциплины. Редко, но попадались и «самострелы»…»[90]

Н.И. Рябцовский, командовавший в октябре 1944 г. 614-й отдельной штрафной ротой, вспоминал: «Штрафная рота — это искупление преступления, за которое сюда попал, кровью. Глупая, я вам скажу, была теорема. В роте встречались и плохие люди, но в основном она состояла из преданных Родине солдат и офицеров, которые случайно попали в житейский переплет».[91]

Свою точку зрения об использовании бывших заключенных в штрафных частях и подразделениях высказал А. Гордиевский. «Создание штрафных частей не могло привести к дополнительному освобождению заключенных, — пишет он. — Осужденные за тяжкие политические и уголовные преступления освобождению не подлежали. Осужденные за нетяжкие преступления, которые были годны к службе в армии, ко времени создания штрафных частей уже были на свободе и воевали в обычных частях. Только по указам Президиума Верховного Совета СССР от 12 июля, 10 августа и 24 ноября 1941 г. из мест лишения свободы освободили более 750 ООО человек, в 1942 г. — еще 157 ООО. В штрафные роты их, как правило, не направляли. Никогда в штрафники не отправляли добровольцев. И особо подчеркну: уголовников из мест лишения свободы никогда не направляли в штрафные батальоны».[92]

К. Ковалев в статье «Штрафбред», оценивая фильм «Штрафбат», пишет: «Я как бывший политзэк сразу не поверил в эту чушь: я беседовал со многими старыми политзэками, антикоммунистами, и все они утверждали, что политических из лагерей на фронт, как это действительно было с уголовниками и бытовиками, никоим образом не посылали, хотя многие из них туда просились. Исключение составляли политзэки другой категории: те, кого сперва реабилитировали, «вдруг» выяснив, что они ни в чем не виновны, и лишь потом направляли на фронт, причем вовсе не в штрафбаты, а в нормальные части, вернув им звания и доверив ответственные посты. Но простой замены лагеря фронтом для политзаключенных не было. Поэтому все приведенные в сериале споры сталиниста с троцкистом, которых потом примирила только смерть на поле боя, — это большая ложь в геббельсовском духе, вранье, цель которого представить убеждения как одного, так и другого в виде бреда, чуждого «нормальному человеку», то есть обывателю, буржуа. Этих людей на фронте просто не было даже в штрафбате».[93]

Ю.В. Рубцов, автор книги «Штрафники Великой Отечественной. В жизни и на экране», допускает, что некоторые из уголовников могли попасть в штрафные формирования из-за нарушения режима содержания заключенных. По положению должны были раздельно содержаться осужденные к лишению свободы до трех и свыше трех лет: первые — в исправительно-трудовых колониях (ИТК), вторые — в исправительно-трудовых лагерях (ИТЛ). По оценке начальника ГУЛАГа В.Г. Наседкина, в сентябре 1943 г. в ИТК содержалось «свыше 500 тыс. заключенных, осужденных на сроки свыше 3-х лет, в том числе за такие преступления, как измена Родине, контрреволюционные и особо опасные», а в ИТЛ оказалось около 50 тыс. осужденных на сроки менее 3-х лет.[94] «С большой долей вероятности можно утверждать, — пишет Ю.В. Рубцов, — что такое беспрецедентное «перемешивание» позволяло какой-то части уголовников посредством мобилизации в действующую армию или направления в штрафные части досрочно выйти на свободу, что при иных условиях было бы невозможным».[95]

Штрафные формирования, комплектовавшиеся в основном из числа военнослужащих различных воинских специальностей, при наличии времени проходили необходимую подготовку к предстоявшим боевым действиям. Об этом можно найти сведения в воспоминаниях фронтовиков.

А.В. Пыльцын: «По прибытии в Городец мы еще долгое время занимались приемом пополнения, формированием, вооружением и сколачиванием подразделений. Была налажена боевая подготовка, основной целью было обучить бывших летчиков, интендантов, артиллеристов и других специалистов воевать по-пехотному, а это значит — совершать напряженные марши, переползать, окапываться, преодолевать окопы и рвы, а также вести меткий огонь из автоматов, пулеметов, противотанковых ружей и даже из трофейных «фаустпатронов». Но, пожалуй, самым трудным, особенно в психологическом плане, было преодоление страха у некоторых обучаемых перед метанием боевых гранат, особенно гранат «Ф-1». Убойная сила ее осколков сохранялась до 200 метров, а бросить этот ручной снаряд даже тренированному человеку под силу лишь метров на 50–60. Обучение проходило на боевых (не учебных!) гранатах, которые взрываются по-настоящему! Правда, метать их нужно было из окопа. Но перебороть боязнь удавалось не каждому и не сразу».[96]