Здравствуй, Душа! - Валерий Зеленский

Для себя я твердо знал, что душа существует, что у нее есть своя — душевная — логика, не вписывающаяся ни в какие рефлекторные цепи, ассоциативные ряды, но, как сформулировать свои мысли, абсолютно не знал. После окончания факультета я приступил к написанию диссертации о помехоустойчивости человека-оператора и пытался в ней проследить работу специалиста-акустика на семантическом уровне, где возникают проблески душевной логики, но работа так и осталась незавершенной по независящим от психологии причинам. В логике диссертационных рассуждений мелькали «убеждения» революционеров, их стойкость в отстаивании идеалов, протопоп Аввакум и внешне «помехоустойчивый» Павка Корчагин, «спаливший» себя изнутри. Требовался инструмент для рассуждений или метод. Постепенно я пришел к открытию аналитической психологии, хотя в профессиональном отношении это произошло слишком поздно — меня выперли из университета практически с волчьим билетом. Заниматься профессионально психологией как наукой я уже не имел никакой возможности. Тогда я ушел на литературную работу… Но размышления о том, на каких принципах строится труд души, остались.

Значительно позже я рассказал о своих злоключениях Хиллману. «Да, да, — сказал Хиллман, выслушав меня. — Диссиденство в психологии мне присуще тоже. Я ведь изначально как рассуждал? Вот психотерапия, чего она ищет? Она ищет научного подтверждения своим практическим обретениям и хочет „узакониться“ в тех или иных психологиях. Но что получается? Академическая психология ничего по своей природе узаконить не может и уж, тем более, философия. Я уже не говорю о вашей узколобой советской философии». — «Марксистcко-ленинской», — подсказываю я ему. «Да, да, марксистко-ленинской. Хотя, вы знаете, я к Марксу отношусь очень положительно. Я сам почти марксист (хохочет). Ну, да ладно. Психотерапия попыталась поддержать свою родословную, беря на вооружение ту или иную казавшуюся ей подходящей логику, которая каждый раз оказывалась несоответствующей своему предназначению в плане психотерапии. Эти заимствованные методы терпели крах один за другим, в результате чего психотерапия оказывалась все более сомнительным мероприятием — хорошая физика как объяснительная модель энергетического исцеления ей, в конечном итоге, не подошла, хорошая философия также не состоялась. Ваши же идеологи и были самыми результативными психотерапевтами: секретари обкомов, политработники. Пока все не рухнуло. Про религию уже и не говорю. Хорошая религия, как говорил еще Юнг, — это мощная психотерапевтическая система, но лишь до той поры, пока жив сам религиозный миф. Так что и здесь все очень относительно. Психотерапия страдает от неспособности вступать во взаимодействие по поводу собственной (психотерапевтической) реальности в стилистике научного рассуждения» (личное сообщение, разговор 1991 года, Нью-Йорк).

Но живя в отдалении от официальной академической науки, я продолжал рассуждать о психологии души, как я стал ее понимать через работы Юнга, а позже Хиллмана. Я чувствовал как миссию стремление выразить свой опыт размышлений по поводу психологии души. Обретение психологией души своего собственного места, а не прозябания в качестве придатка к социальным наукам или к медицине, философии, религии, не становясь гибридом или конгломератом фрагментов этих дисциплин. Моя психология как знание или, если угодно, как наука должна возникнуть со своей точкой зрения на собственный предмет, каковым для меня и является душа.

Я начал свои рассуждения с классической дихотомии моего поколения психологов: разум и тело. И разум, и тело представляют различную упорядоченность реальности и объяснение того, каким образом действует каждая инстанция при формировании своей собственной точки отсчета, или позиции, или перспективы, взгляда на вещи. Если затем мы попытаемся вычленить третий вариант упорядоченности реальности, который не сводится ни к телу, ни к разуму, ни к сумме обоих начал, то и получим в результате ту третью реальность, которая порождается душой.

Телесная реальность конструируется из чувственных восприятий, эмоций и физических ощущений. То, что воспринимается как факты, ограничено тем, что может быть наблюдаемо с помощью пяти органов чувств и механических усилителей — соответствующих инструментов и технических систем. Чувственная реальность существует в двух измерениях: во внешнем — публичном — и во внутреннем мирах.

Публичная реальность представлена множеству наблюдателей, в то время как внутренняя реальность, что и подразумевает сам термин, ведома только своему носителю, переживающему ее субъекту. Чувственные впечатления подтверждают то, что данная специфическая, «внутренняя» реальность, исходящая «из тела», существует, однако она не ограничена телом. Практикуемая в обществе наука практически всецело ссылается на чувственные данные и особенно на те чувственные данные, которые можно наблюдать совместно, еще лучше в научном эксперименте. Собственно, публичная наблюдаемость и является критерием для выработки научного заключения.

Но как ни парадоксально, это общепринятое положение действует в ущерб психологии, так как душа не конструирует свою реальность из буквальных чувственных впечатлений и не может быть наблюдаема только телесными (физическими) органами чувств, хотя от этого она не становится менее реальной. В сущности, основным занятием психологии как раз и является изучение души.

Со своей стороны, разум строит свое представление о реальности с помощью понятий в виде порождаемых им идей. Сюда входят понятийные формулировки желаний, мотивов, целеположений, намерений, задач. Идеи позволяют нам отделять себя от физических «фактов». Без такой идееобразующей способности мы оставались бы марионетками под управлением своих чувственных впечатлений. Существование замысла, идеи, понятия подтверждает нам реальность нашего «разума», хотя при этом вопрос, что же такое разум, совершенно не ставится. В мире, следующем принципам причинно-следственной логики, в котором любые вещи и события должны иметь своих творцов или создателей или причины для возникновения этих вещей или событий, естественно и необходимо полагать, что и сам замысел о них откуда-то возник. Как раз это «откуда-то» и есть искомый «разум», порождающий идеи. Разум есть символ для самой функции зачатия, порождения, творения, замысла, понятия. Последние, как и чувственные восприятия, могут иметь общественную, коллективную, «внешнюю» или же, напротив, «внутреннюю», частную, индивидуальную природу, но их «реальная ценность» оказывается тем выше, чем более коллективным образом она достигнута. Философия формирует разум в наивысшей степени. Психология в этом смысле является контейнером, сосудом, в котором эта операция осуществляется. Но на границе, в сфере индивидуальной внутренней реальности, мы имеем психические содержания, которые Юнг относил к психоидной области, а юнгианский аналитик Евангелос Христоу рассматривал как принадлежащие сфере физических восприятий в противовес к ментоидной сфере, в которую он включал все концептуальные содержания. Примерами психических содержаний внутренней реальности, не относящимися ни к психоидам, ни к ментоидам, Христоу считал сновидения, галлюцинации и видения (Christou, 1976, p. 30).

Рассматривая телесные и концептуальные переживания, нетрудно обнаружить, что экзистенциальный мир не ограничивается ни телесной, ни концептуальной точками зрения, ни соединениями той и другой в любом соотношении. Не может удовлетворить нас и совместное рассмотрение всех внешних и внутренних аспектов психического. Вне области рассмотрения остается, собственно, само психологическое или душевное переживание. Или то, что исстари именуется душой. Точнее, душа рассматривается как место психологического — читай: душевного — переживания. Точно так же, как тело представляет собой местопребывания чувственного восприятия, а разум выступает как место (топос) пребывания понятийного начала. Разумеется, душа несводима к топосу или к своему месту. Она, по аналогии с разумом, не является онтологической реальностью, но данный термин необходим в качестве строительных лесов для обеспечения логической потребности. Поэтому душу лучше всего рассматривать как символ или «корневую метафору» (Хиллман) представляющую неизвестного рода функцию. В русской этимологии «душа» часто выступает как репрезентация самой жизни. Но что тогда есть «психологическое переживание»? (Частный случай такого — смертного — переживания см. Хиллман, 2004a).

Попробуем здесь рассмотреть связку «психология-душа». В своем стержневом моменте психология сосредоточена не на телесном и его функциях, чем занята психофизиология и психофизика, и не на идеях, их содержаниях и их взаимодействиях друг с другом, что составляет предмет философии или социологии, а на душевных переживаниях, на психологических содержаниях, относящихся к душевному опыту. Душа вовсе не трансцендентальна, как утверждают богословы и клирики, не биологична и не метафизична, в чем нас стремятся убедить философы, биологи и другие «инженеры человеческих душ».