Поручается уголовному розыску - Михаил Черненок

— Потому что наивно. Вам же надо доказательства, а у меня их нет, доказательств.

— Значит, можно считать, что вы совместно с Моховым обворовали магазин и оставили там свою кепку.

— Ничего я не воровал. Кепку раньше оставил, когда прилавок в магазине ремонтировал. Заведующая, тетя Маша, может подтвердить.

— Вы уверены в этом?

— Нет. Она трусливая, тетя Маша. С перепугу может от всего отказаться и что попало наговорить.

— Так кто же, все-таки, был в магазине: вы или Мохов?

— Хотите, считайте, что я был. Мне все равно.

— Поймите, — спокойно заговорил Антон. — Совершено преступление. Допустим, вас накажут, а настоящий преступник-запевала останется на свободе. Он может совершить более страшное преступление.

На лице Костырева мелькнуло не то сожаление, не то улыбка:

— Это ж хлеб для вас.

— Поменьше бы такого хлеба. Хочется, подписывая обвинительное заключение, иметь чистую совесть.

— Пусть совесть вас не мучает. На допросе меня не запугивали. Так что вину свою признаю по собственной воле, под давлением неопровержимых улик, как говорят в суде. Кепку-то мою нашли в магазине.

Антон достал фотографию мертвого Гоги-Самолета и, подав ее Костыреву, спросил:

— Вам знаком этот человек?

Костырев с нескрываемым удивлением уставился на снимок и тихо проговорил:

— Кажется, Гога-Самолет, — вскинул глаза на Антона. — Мертвый, что ли?

Антон кивнул головой.

— Кто это его?

— Вам лучше знать, — с намеком сказал Антон. Костырев буквально впился взглядом в фотографию.

Лицо его заметно бледнело. Он опять взглянул на Антона и спросил:

— В магазине, что ли?

— Да, в магазине. Надеюсь, теперь понимаете, какую ответственность берете на себя?

Наступила затяжная молчаливая пауза. Щеки Костырева вздувались желваками.

— Что на это скажете? — поторопил Антон.

— Никого я не убивал и в магазине не был, — изменившимся, глухим голосом ответил Костырев. — Но если вы не можете найти убийцу, пишите на меня.

— Слушайте, Федор! — не сдержался Антон. — Что вы чудака разыгрываете?! Мохов был в магазине?

— У него спрашивайте, — глядя в пол, пробурчал Костырев.

Антон взял себя в руки, заговорил спокойно:

— Первый раз из-за Мохова вы получили пятнадцать суток, сейчас можете заработать несколько лет.

Костырев исподлобья взглянул на Антона:

— Пятнадцать суток я из-за себя получил. Не могу видеть, как пятеро здоровых мужиков лупят одного хиляка. Не вытерпел, заступился.

— Что у вас произошло со Светланой Березовой? — Антон решил показать свою осведомленность. — Почему вы ей такое письмо прислали?

Костырев подался вперед, будто его неожиданно толкнули в спину.

— Никаких писем я не слал, — ответил хмуро и глубоко задышал, словно в кабинете не стало хватать воздуха.

— Хотите очную ставку с Березовой? Или показать письмо? Надеюсь, узнаете свой почерк?

— Зачем?! — Костырев совсем чуть не задохнулся. — Зачем Березову путаете?

— Затем, что читал это письмо, а вы отрицаете…

— Ну, и работка у вас… В интимное даже нос суете. Ну, написал письмо. Пожалел девчонку. Пусть ищет себе достойную пару. Я теперь уголовник, мне в тюрьме гнить.

— Любит она вас, — серьезно сказал Антон.

— Это уж в следовательскую компетенцию не входит. Не путайте девчонку, не позорьте.

— С кем Мохов был в «Космосе», когда вы там сидели последний раз со Светланой Березовой и Людой Сурковой?

— Откуда мне знать.

— В охранной сигнализации Мохов разбирается?

— Не знаю.

— Кто отключил сигнализацию?

— Не знаю.

— На райцентровской электростанции у Мохова друзья или знакомые есть?

— Откуда мне знать всех его друзей и знакомых.

— Вы курящий?

— Нет. И никогда этой дрянью не занимался.

— Почему пить последнее время стали?

— Для интереса несколько раз попробовал.

— Вам известно было, что Мохов обворовал магазин?

Костырев промолчал, будто не слышал вопроса. Лицо его стало непроницаемым. — Не хотите говорить? Опять молчание.

— Что можете еще добавить по делу?

— Нечего мне добавлять. Сажайте в тюрьму.

Антон убрал со стола в портфель кепку и фотографию Гоги-Самолета, посмотрел на понуро опустившего голову Костырева и сказал:

— С сегодняшнего дня вас переведут в следственный изолятор, как подозреваемого в преступлении.

Костырев пожал плечами.

Павел Мохов был противоположностью Костырева. Низенький, тщедушный, с широкой и плоской грудью, он, оправдывая свою воровскую кличку, и впрямь походил на клопа увеличенных размеров с непропорционально большой головой. Зачесанные назад давно немытые волосы доходили чуть ли не до плеч. С первой минуты допроса Мохов повел себя бывалым уголовником. На анкетные вопросы отвечал быстро, ничуть не смущаясь, глядя Антону в глаза.

Было похоже, что он подготовил хитрый ход, и допрос следовало вести осторожно. Нужен был какой-то необычный вопрос, чтобы спутать план Мохова, какая-то неожиданность. Закончив анкетную часть, Антон незаметно включил магнитофон и спросил:

— Закурить у вас не найдется? Мохов опешил, но тут же нашелся:

— Угостил бы, начальничек, только в кэпэзэ все изъяли. Сам знаешь здешние порядки — чуть початая пачка «Северной Пальмиры» уплыла.

Антон сделал вид, что действительно ищет курево. Запустил руку в один карман, в другой и огорченно сказал:

— Я «Северную Пальмиру» не курю. К ростовской «Нашей марке» привык.

Физиономия Мохова совсем расплылась в улыбке:

— Денька на три раньше, угостил бы и «Нашей марочкой». Шикарные сигаретки, хоть и не Ленинградская фабрика выпущает.

Сердце Антона застучало, будто у заядлого рыболова-любителя, долго сидевшего над неподвижным поплавком и вдруг увидевшего резкую поклевку. Произошло то, что часто называют везением, — Мохов «клюнул», как говорят, с ходу. Сейчас надо было дать ему возможность поглубже заглотить «крючок».

Антон, как будто уличая Мохова в неискренности, недоверчиво покосился:

— Серьезно? Мохов осклабился:

— Крест во все пузо.

— Я не про то, что у вас была «Наша марка», — опять схитрил Антон. — Я про то, что хорошие сигареты, хотя и ростовские. Других курильщиков угощаю — плюются. Говорят, дрянь по сравнению с ленинградскими или московскими.

— Не понимают сявки. Сигаретки — люкс! На них же даже значок с качеством нарисован. Знакомый у меня есть. Ба-а-ашка человек, толк в куреве знает и кроме «Нашей марочки» ростовской ничего не признает,

— Вы через него и достаете «Нашу марку»?

— Не, в магазине беру.

Антон расхохотался как только мог. От смеха даже грудью на стол навалился.

— Ты чего, начальник? — удивился Мохов.

— Уши развесил, слушаю тебя. А ты, оказывается, сочинитель. «В магазине беру». Вот даешь! В Новосибирской области днем с огнем этих сигарет не сыщешь. Мне их из Москвы присылают или из Томска. Специально об этом ребят знакомых прошу.

— Так уж и специально… так уж и из Москвы… — неуверенно проговорил Мохов. — Слово даю, курил «Нашу марку»!

— И в магазине покупал?

— Не. Стрельнул полпачки у одного чувака.

— У знакомого?

На какую-то секунду замешкался Мохов, чуть-чуть у него что-то не сорвалось с языка, но он вовремя спохватился, покрутил косматой головой и быстро ответил:

— Не. На железнодорожном вокзале, у проезжего.

«Фокус не удался», — расстроенно подумал Антон. Мохов разглядел, уловил подсечку и «выплюнул крючок». Попробуй найди теперь этого проезжего «чувака». Скоротечно порою следовательское везение, хотя каждый раз от него что-то остается, Мохов нервно сжал ладони. Отчего он вдруг начал нервничать? Почувствовал, что скользнул по лезвию, чуть не выдав поставщика «Нашей марки», или вспомнил оставленную в магазине сигаретную пачку?

Антон, чтобы не насторожить еще больше Мохова, на всякий случай, подражая Борису Медникову, когда тот очень хотел курить и ни у кого не мог стрельнуть сигаретку, тяжело вздохнул и, посерьезнев, сказал:

— Покурили, хватит. Соловья баснями не кормят. Давайте толковать о деле. Как с магазином было?

Мохов удивленно вылупил глаза:

— Чего-то не пойму, начальник. С каким магазином?

«Чудака решил разыгрывать? Хорошо. Долго не наиграешь. Пойдем с другого хода», — усмехнулся про себя Антон.

— Если с магазином непонятно, расскажите, каким образом в ваш чемодан попали краденые вещи.

— А-а-а… Так бы сразу начинал. С вещичками и чемоданом, как в сказке: пришел, увидел, скарабчил, — Мохов натянуто улыбнулся. — Не мой это чемоданчик, гражданин начальник. Краденый он, вместе с вещичками.

— Не первый раз с уголовным розыском объясняетесь. Говорите подробней, без наводящих вопросов. У кого? Когда? Где украли?