Сумрак 2. Новая жизнь - Макс Вальтер

работу. Он вынес кусок листового железа и целую кучу перьев, а затем усадил меня рядом и начал показывать, как нужно делать стрелы.

— Хорошо бы, конечно, вначале их просушить, — сказал он, указывая на веточки. — Но для начала нам сойдёт и так.

Болгаркой он выпилил из железа фигурки, похожие на стрелки-указатели, затем расщепил один прутик, немного, сантиметров пять сверху, вставил туда стрелочку и замотал это прочной капроновой нитью. То же самое он проделал с перьями, только предварительно долго рассматривал их, сравнивал и подрезал. Наконец первая стрела была готова, и он с гордостью продемонстрировал её мне.

— Поняла? — спросил он.

Я кивнула головой, а он указал мне на прутики, сам при этом принялся вырезать наконечники.

Провозились мы целый день, зато к его концу у нас имелась почти сотня готовых стрел.

Наутро мы начали учиться использовать древнее оружие предков, так он называл лук.

— Вся прелесть этого орудия в том, что пули повторно ты использовать не можешь, а вот стрелы — запросто, — снова начал объяснять мне Михаил. — Вот, берёшь здесь, стрелу вот так, натягивай, да не бойся ты, тяни сильнее. Молодец, а теперь смотри по стреле и наводи её туда, куда хочешь попасть. Отпускай тетиву.

Я отпустила. Прочная нейлоновая нить подалась вперёд, управляемая тугими плечами лука, и когда она стала распрямляться, то больно резанула мне по предплечью. Лук выпал из моих рук, а я схватилась за раненую руку.

— Ах ты ж… — хлопнул он себя по лбу. — Прости старика, малышка, я совсем забыл про наручи, я сейчас.

Он убежал в дом и вернулся с пузырьком зелёнки и кожаным изделием с ремешками. Первому предмету я нисколько не обрадовалась, но пришлось терпеть. Теперь моя рука стала зелёной, а сверху на неё вначале лёг бинт, а затем кожаный широкий браслет, или, как его назвал Михаил: «Наруч».

— Попробуй ещё раз, — попросил он. — Не бойся, наруч защитит тебя, смелее.

Я вновь натянула лук до самого уха и, когда навела стрелу на доску с красным кругом посередине, отпустила стрелу. На этот раз тетива звонко распрямилась, щёлкнув по кожаной защите, а стрела умчалась в неизвестном направлении, мимо доски. Я упрямо поджала губы и потянула вторую стрелу. Оказывается, здесь просто глазами не обойтись, нужна ещё сноровка. К концу первой недели я уже попадала в доску. От неё, кстати, пришлось отказаться, и мы стали использовать тюк сена.

Стрелы, попадая в дерево, застревали там безвозвратно. Приходилось мастерить вместо них новые. Мы каждый день ходили в лес для поиска новых прутиков, которые теперь сохли под специальным прессом, чтобы их не повело.

Шли годы, я росла, а Михаилу начало становиться плохо. Мне уже было тринадцать лет, когда однажды утром, заходясь в жутком кашле, он обнаружил кровь на своей ладони. Скрывать от меня Михаил ничего не стал, а просто велел собираться. Уже по дороге он объяснил мне, куда и зачем мы идём. Он рассказал мне о том, что умирает. В тот злополучный день, когда первая бомба рванула над Москвой, взрывная волна, сметая всё на своём пути, несла большой заряд радиации. И Михаил, глядя на тот самый взрыв, получил хорошую дозу облучения. Она, в свою очередь, вызвала необратимые последствия в организме, и даже чудо, что он протянул так долго. Но теперь злокачественная опухоль начала высасывать из него жизнь. Сколько ему осталось, он не знал, зато знал, куда нужно идти, чтобы у меня сложилась хоть какая-то жизнь. И привёл он меня к Фантому, который вёл свой первый набор охотников. С тех самых пор я Линза, охотница. Михаил, мой второй отец, прожил ещё полгода. После чего скончался у меня на руках. Кашляя, булькая, хрипя и плюясь кровью.

— Вот такая вот тебе история нашего прекрасного мира, — Линза плюнула, поднялась и пошла в дом, буркнув на ходу. — Я спать.

А я продолжил сидеть на крыльце, пытаясь осмыслить этот её рассказ. Меня проняло до самого костного мозга. До меня только сейчас начало доходить, что этот самый мир нравится только мне. И то потому, что я попал в него, когда здесь появился относительный порядок. Ведь я не жил здесь в момент его обрушения. Я не терял в хаосе своих близких. Какой же я болван.

Линза не нуждается в извинениях, если бы она не захотела, то не сказала бы ни слова. Она взрослая девочка, ей как минимум чуть больше тридцати. Зато теперь я знаю её историю, теперь я понимаю, на что она способна и как лучше использовать её таланты. Ладно, моя смена подходит к концу, скоро нужно будет будить Кока.

Сразу будить сменщика я не стал. Вначале сварил ему кофе, а уж затем пошёл толкать. Кок открыл глаза прежде, чем моя рука коснулась его. Мы все здесь научились спать в пол-глаза. Даже дома никогда не получается уснуть полноценно. Любой шорох, и ты уже сидишь на кровати с зажатым в руке пистолетом. Я только сейчас обратил внимание на то, как хищным движением Кок спрятал нож, который я даже не заметил в темноте. Вот так и живём. Я показал ему, что кофе готов, а я пошёл спать. Он так же молча кивнул в ответ и слез с кровати, а я занял его тёплое место. Ничего, разбудит Штампа, займёт его койку, а уж этот бугай разберётся, где поспать. Ему вообще всё равно, где спать.

Закрыв глаза, я не смог уснуть сразу, мысли крутились вокруг рассказа Линзы. Интересно, а кем был Кок? Хотя с ним-то всё ясно, они вроде как с Гарпуном в диких землях росли. Хотя я бы послушал их историю. Может быть когда-нибудь они мне её расскажут. А вот Штамп, кем в той жизни был он? Не представляю его жизнь, чтоб она была такая же, как у Линзы. Он всегда жизнерадостный. Хотя… За всеми этими размышлениями я не заметил, как уснул.

Глава 5. Цель близка

В деревне мы провели неделю, всё же удалось уговорить Линзу немного отлежаться. Погони не было, Кок следил за этим каждый день. Уходил по нашей тропе и проверял свои секреты. Когда мы на следующее утро решили остаться в домике, он специально сходил и установил метки на тропе. Где-то ниточку протянул, где-то веточку по особому подвязал. В общем, не всякий знающий человек сможет заметить. А достаточно зацепить такую метку, и обратно её, как было, уже не приладить. Даже странно, что преследовать