Мать, тревога и смерть. Комплекс трагической смерти - Джозеф Рейнгольд

Но отклики на смерть тех, с кем мы связаны эмоционально, имеют большое значение. В то время, как смерть ненавидимого или вызывающего зависть человека приносит только чувство удовлетворения, иногда омраченного угрызениями совести, потеря любимого человека вызывает острую тоску из-за разлуки с ним и ощущение, что умерла часть тебя самого. Смерть родителя или сиблинга, пережитая в детстве, может серьезным образом повлиять на установку по отношению к смерти, – и таким образом, на направление развития эго. В более позднем возрасте смерть родственников или друзей может переживаться как процесс умирания. Moreno (81) называет «социальным атомом» индивида и людей, с которыми он эмоционально связан в то или иное время. «Социальная смерть» – это не то, как мы умираем изнутри, а то, как мы умираем снаружи. Она омрачает существование индивида задолго до его собственной физической или психической смерти. С самого детства мы познаем значения смерти через связи нашего «социального атома». Возможно, что именно шок, вызванный социальной смертью, прокладывает путь к преждевременному старению, болезням и физической смерти.

Самым тяжелым и наиболее подходящим для изучения психологии смерти следует считать переживание, связанное с кончиной амбивалентно любимого объекта, когда чувство разлуки и потери вынуждено бороться с чувством вины за реализованное желание смерти этого человека. Это тот самый конфликт чувств, который, по убеждению Freud (32), заставил первобытного человека рефлексировать.

Умирание, смерть и загробная жизнь. Установки по отношению к смертности человека касаются не только процесса прекращения жизни, но также и конечного события (самого момента смерти) и того, что может ждать нас после него. Все эти три аффективных состояния связаны между собой – по крайней мере, те, которые можно отнести к процессу умирания и смерти – но у некоторых людей реакция, по-видимому, сфокусирована, скорее, на процессе умирания или на том, что ожидает их после смерти, чем на самом последнем вздохе. Во втором разделе этой главы уже описаны разнообразные установки по отношению к собственно смерти и возможному загробному существованию: надежда на сохранение своего сознания и индивидуальности и бесконечное счастье, боязнь того, что смерть может не быть концом всего, ужас перед неизвестным, страх вечного наказания и мазохистское желание мучений. Поэтому сейчас мы можем рассмотреть установки, относящиеся к процессу умирания.

Marriott-Watson (82) пишет:

«Смерть сама по себе – ничто; тень смерти – вот, что ввергает в страх. Это боль, а только боль имеет значение, неважно, душевная или физическая».

Вот что выяснили Bromberg и Schilder (30) при изучении нормальных людей. Страх перед умиранием является преобладающим, а нежелание страдать отчетливо выступает в ответах тех, кому неприятна мысль об умирании. Одна женщина сказала: «Я совсем не боюсь смерти, но умирание – это совсем другое. Я очень боюсь страданий, и, как большинство женщин,… я страшно не хочу быть искалеченной, обезображенной, или чтобы моя внешность была изменена каким-то другим образом. Если бы я была уверена, что умру быстро, без страданий и без продолжительной болезни, я бы не боялась». Cappon (83) обнаружил, что подавляющее число людей (от 80 до 95 процентов из всего числа опрошенных и 100 процентов из числа опрошенных врачей и студентов-медиков) во что бы то ни стало хотели бы умереть внезапно. Время ожидания приближающейся смерти, время боли и мучений, – мы молим, чтобы чаша сия нас миновала. Конечно, вполне рационально предпочесть быстрый и милосердный уход в мир иной старческой дряхлости и мучительному смертельному недугу. Но, я полагаю, подсознательным мотивом является желание избежать травматической карающей смерти. Само по себе старение может восприниматься как наказание, особенно женщинами, а тяжелая затяжная болезнь или хирургическое вмешательство, ведущее к увечью, могут выглядеть как актуализация угрозы недоброжелателей. Мы страшимся смерти, но еще больше мы страшимся катастрофической смерти.

«Когда?» и «Как?» смерти. Среди всех возможностей, уготованных нам жизнью, есть два великих неизвестных – время и способ смерти. Преждевременный уход из жизни, как других людей, так, возможно, и наш собственный, вызывает чувства, которые не испытываются при прекращении существования кого-то, пережившего «отпущенный» человеку век. Но разница в эмоциях еще заметнее в зависимости от того, умирает ли человек от травмы или болезни, или «естественным» путем в преклонном возрасте. Мы не можем представить себе естественную кончину, а многие из нас не считают ее возможной для себя лично. В свете наших страхов смерть всегда преждевременна и вызвана внешними причинами. Это две составляющие катастрофической концепции.

Методы исследования установок. Как можно определить, что люди на самом деле чувствуют по отношению к смерти? Согласно Feifel (84), для научного изучения установок по отношению к смерти необходимы: обширная выборка, представляющая популяцию, перепроверка полученных результатов, проверка надежности использованных инструментов, внимание к социокультурному контексту, многоуровневый анализ и лонгитюдный анализ. Несомненно, соблюдение всех этих требований обеспечило бы надежные статистические данные, но весьма сомнительно, что эти данные смогли бы обеспечить понимание динамики исследуемых установок.

Из всех предъявляемых требований самым важным, как мне кажется, является многоуровневый анализ. Установки являются как осознанными, так и подсознательными; на сознательном уровне можно выделить: (1) мнения, которые, по мнению респондента, от него ожидаются, и которые были пассивно взяты им из культуры или религии (так называемые «общественные» установки); (2) эмпирические идеи, выведенные из своего уникального опыта; и (3) защитные установки, представляющие отрицание того или иного значения смерти или реакцию на него. Метод прямого опроса имеет ограниченную ценность, хотя иногда, при наличии группы таких же умных и откровенных индивидов, какие были протестированы Bromberg и Schilder (30), кажется возможным обнаружить некоторые, обычно скрытые установки, при помощи этого метода. Проникнуть в глубокие слои психики позволяют такие техники, как глубинные интервью и процедуры семантического дифференциала; проективные методики, тест словесных ассоциаций; а также тест Роршаха. Но до сих пор не создан инструмент, который сможет открыть тот архаичный и подавленный младенческий исходный материал, который спрятан в человеческом мозгу. При изучении этих глубин мы должны рассчитывать на интуитивную проницательность психотерапевта. И только клиническое изучение может пролить свет на источник установок по отношению к смерти и их влияние на развитие эго и судьбу индивида.

С другой стороны, в индуктивной психологии существует проблема субъективизма. Можно поставить под сомнение непредубежденность исследования, проводимого в негласно запретной зоне материнской разрушительности и смерти. В книге «Страх быть женщиной» я исследую профессиональное нежелание признавать наличие материнских импульсов, направленных на нанесение увечий своему потомству или даже на убийство. Это нежелание равносильно невозможности осознать причины возникновения тревоги смерти. Оказывается, что врачи в большей степени подвержены страху смерти. Feifel и Heller (86) обнаружили, что уровень тревоги смерти у врачей выше, чем у пациентов или представителей «нормальной» контрольной группы. Wahl (87) сообщает, что при проведении психотерапии у врачей часто можно обнаружить наличие сильного страха смерти, и, возможно, выбор профессии, связанной с медициной, есть ничто иное, как защита от этого страха. Kasper (88) придерживается мнения, что частью психологической мотивации врача является желание исцелить себя и жить вечно, он хочет быть ученым для того, чтобы получить власть над жизнью, обращаясь с людьми как с неодушевленными предметами. Хотя отдельные исследования психиатров как отдельной группы не проводились, имеются основания предполагать, что они разделяют страх смерти и защитные тенденции своих коллег[2].

Субъективный фактор может быть дополнен теоретическим направлением, которое рассматривает страх смерти как производное от чего-то, например, от комплекса кастрации (который сам по себе является интрапсихическим образованием, а не следствием реальной угрозы). Таким образом, пред нами не совсем нормальная ситуация, когда люди, из-за защитных реакций и идеологических представлений испытывающие внутреннее сопротивление тому, что они делают, пытаются понять значения смерти для других людей. Главным следствием этого является не столько искаженное понимание, сколько избегание самого этого понимания, и, возможно, именно поэтому психиатры так мало пишут о смерти и почти ничего не пишут о ее катастрофическом подтексте. Тем не менее, если кто-то не слишком подчиняется своим собственным комплексом катастрофической смерти и не является ярым приверженцем доктрины, он сможет обнаружить истоки и наблюдать проявления этого комплекса у других людей, что, в свою очередь, улучшит его само понимание.