Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах - Наум Синдаловский

За работой Ижорского завода Петр наблюдал лично и не раз приезжал сюда, что нашло отражение в местном фольклоре. Колпинцы охотно показывают ограду завода, которая производит довольно внушительное впечатление. Существует предание, что один из участков этой ограды сделан из стволов пушек. Говорят, кто-то из управляющих допустил брак при литье, за что был наказан самим государем. Испорченные же пушечные стволы царь велел в назидание потомкам установить в ограде. На самом же деле «пушки» – это бывшие вытяжные трубы многочисленных малых кузниц, что ковали корабельные цепи.

Старые предания приписывали Петру и сооружение деревянных судостроительных доков на Охте, хотя на самом деле их строительство специалисты относят к середине XIX века. Между тем основания для таких преданий и в самом деле были. На территории современной Охты Петром I была основана матросская слобода, «вольные плотники» которой, согнанные сюда из северных губерний России, должны были обслуживать основанную в 1721 году охтинскую верфь, пильные и канатные заводы.

Отрезанная от Петербурга широкой Невой, Охта долгое время представляла собой как бы самостоятельный провинциальный городок с заводом, судостроительной школой, церковью, своим укладом и, говоря современным языком, собственной специализацией. Так, довольно развитое на Охте молочное животноводство ввело в петербургский обиход поэтический образ охтинки-молочницы. О начале этого весьма выгодного промысла есть предание, которое мы находим в 7-м выпуске «Историко-статистических сведений о Санкт-Петербургской епархии». В нем говорится, что «сам Петр Великий выписал для охтинок холмогорских, голландских и других породистых коров, чтобы они снабжали новую столицу молочными продуктами». Это предание принимает характер вероятности, если сопоставить с ним указ Петра о наделе охтян громадным количеством выгонной земли. Впрочем, как бы то ни было, но охтинки издавна снабжали Петербург молоком. Торговля эта не ограничивалась продажей молока своих коров. Так называемая Горушка на Большой Охте представляла собой молочный рынок, куда ранним утром ежедневно съезжались окрестные чухонцы с молоком и молочными продуктами, которые охтинки перекупали и разносили на своих плечах во все концы Петербурга.

Старинные предания, легенды и мифы Санкт-Петербурга, словно летописи, воспроизводят сложную и многообразную политическую, общественную и просто обывательскую жизнь молодой столицы. Легендарные и полулегендарные события тех давних лет, запечатленные в фольклоре, до сих пор сохраняют острый и неповторимый аромат той эпохи. И хотя эти предания не могут служить документами, они могут пролить свет на документы подлинные. А уж как ярко вспыхивает в этом свете обыкновенная реальность давно минувших дней!

Вот строчки указа, приписываемого народной молвой Петру: «Нами замечено, что на Невской першпективе и в ассамблеях недоросли отцов именитых в нарушение этикету и регламента штиля в гишпанских камзолах и панталонах с мишурой щеголяют предерзко. Господину полицмейстеру Санкт-Петербурха указую впредь оных щеголей с рвением великим вылавливать, сводить в Литейную часть и бить кнутом пока от гишпанских панталонов зело похабный вид не окажется. На звание и именитость не взирать, также на вопли наказуемых».

В то же время известная простота и скромность Петра в быту не должна была служить примером для подчиненных. Оставляя за собой право «щеголять» в простой поношенной одежде, император требовал от своих сановников, чтобы они одевались пышно и нарядно. Его приближенные обязаны были жить на широкую ногу, устраивать приемы, пиры и увеселения. Рассказывали, что Петр, наблюдая пиршество в доме Меншикова, всегда с удовольствием говорил: «Вот как Данилыч веселится!»

И действительно, несмотря на известную нам по историческим источникам непрерывную череду ассамблей с питьем, танцами и весельем, которым Петр, кажется, придавал более политическое, нежели житейское значение, сам император предпочитал сравнительно тихий отдых в подзорных и путевых дворцах, за шахматным столом или токарным станком, в Царском Селе или Екатерингофе, в гостях у своей Катеньки.

Еще одним новшеством, завезенным якобы Петром из Голландии, был бильярд. Причем, первоначально он предназначался исключительно для развлечения дам. «Катать шарики» считалось в те времена занятием, не приличествующим мужчинам. Только спустя много времени бильярдные столы появились в офицерских собраниях – для «заполнения досуга и сокращения количества дуэлей». С тех пор и повелось считать бильярд мужской игрой.

На десятой версте по дороге в Ригу при Петре еще сохранялась священная роща, бывшая в древности языческим культовым центром. Известно, что в ночь на Ивана Купалу сюда, под шатер, образованный ветвями гигантской липы, собирались местные девушки-ижорки. Здесь они разводили костры и под древние заклинания и медленные ритуальные танцы приносили в жертву белого петуха. По старинному петербургскому преданию, на этом месте, к которому местное население испытывало суеверное почтение, тянуло и Петра I. Именно здесь он любил отдыхать.

В то же время Петр был крайне нетерпим к суевериям и боролся с ними всеми доступными ему средствами. Однажды во время его отсутствия в Петербурге разнесся слух, что в одной церкви на Петербургской стороне большой образ Богородицы проливает слезы. Туда стало собираться множество народа. Говорили, что Матерь Божия опечалена и что ее слезы предвещают великое несчастье новому городу, а может быть и всему государству. Вот что произошло далее по Я. Штелину: «Петр Великий, немедленно прибывши в Петербург, тотчас пошел в упомянутую церковь. Государь, рассматривая некоторое время образ весьма пристально, приметил нечто подозрительное. И скоро нашел в глазах у образа весьма малые и почти неприметные дырочки. Оборотивши доску и отодрав оклад, открыл обман и источник слез: а именно в доске против глаз у образа сделаны ямки, в которые положено было несколько густого деревянного масла. „Вот источник чудесных слез!“ – сказал государь. Каждый из присутствующих должен был подойти, видеть своими глазами сей хитрый обман».

Можно понять Штелина, литературно обработавшего услышанное в свое время от рассказчика. Изустная легенда, дошедшая до наших дней, более откровенна. Согласно ей гнев императора, раскрывшего тайну плачущего образа, был неописуем. Он размахивал иконой Богородицы перед носом испуганного не на шутку настоятеля, приговаривая: «Если иконы еще раз заплачут маслом, ж… попов заплачут кровью».

Между тем чудотворные иконы на Руси чтились. По случаю тех или иных чудес устанавливались местные праздники.

Так, в Колпине, при Ижорских заводах, ежегодно чуть ли не два столетия отмечался день 9 мая. Бесчисленные толпы богомольцев стекались в этот день к церкви, что стояла посреди селения. Праздник установлен был в честь иконы святого Николая Чудотворца. Икона эта в золотой оправе и серебряной раме известна как чудотворная по следующему преданию. Глубокой осенью 1713 года рабочие первой ижорской лесопильной мельницы подверглись неизвестной повальной болезни. Однажды одному умирающему явился во сне древний образ святого Николая, никем до того не виданный. «Когда по настойчивому желанию больного этот образ нашли на чердаке, то рабочие выздоровели и болезнь прекратилась».

В 1930-х годах старинная Троицкая церковь в Колпине была закрыта, а затем и снесена. Чудотворный образ святого Николая, будто бы исцеливший некогда ижорских рабочих, вместе с другими иконами был отдан в один из цехов завода для сожжения. Однако чудом уцелел. Он был найден в мусоре одним рабочим и тайком передан на хранение в Троицкую церковь «Кулич и Пасха», где находится в настоящее время.

Отделение от православной церкви части верующих, не признававших церковных реформ патриарха Никона, вызвало в России мощное церковное движение, известное под названием Раскол. Раскол надолго стал знаменем антиреформаторских сил, противостоявших стремлению Петра повернуть Россию лицом к Европе. Множество следов этого противостояния мы находим в городском фольклоре. Уже известный нам Штелин рассказывает следующий исторический анекдот. Однажды, когда Петр, проводив гостей, возвращался через переднюю Летнего дворца в свои покои, незнакомец с мешком, сшитым из разноцветных лоскутков, преградил ему дорогу. Из мешка выпал длинный нож, завернутый в рогожу. Когда незнакомца схватили, Петр спросил у него, кто он такой и что собирался делать. «Убить тебя», – ответил тот. «За что? Разве я чем-нибудь тебя обидел?» – спросил Петр. «Нет, ты ничего худого мне не сделал, но сделал много зла моим единоверцам и нашей вере», – ответил злоумышленник, который оказался раскольником. «Хорошо, – сказал царь, – мы разыщем это. Отведите его теперь под караул и не делайте ему ничего худого, а завтра сам я расспрошу его обо всем».