Прощённые - Юлия Эрнестовна Врубель

– Вы подождите, я договорю. Так вот. Петрищев был покупкой до того доволен, что через день прислал приказчика… купить ещё таких же пять комплектов. Тем и заполнил всю библиотеку.

– Всё это потому, что человек запасливый, – с серьёзным видом заключил князь Лаховской.

Все от души захохотали, а доктор снял с себя пенсне, чтоб утереть салфеткой слёзы. Хозяин, окончательно развеселевший, предложил гостям выпить вина. Все выпили и с аппетитом занялись жюльеном, источающим немыслимые ароматы.

– Но я вас понял, дорогой Плюшар. Вы это всё с намёками по части «Лексикона». Я всё обдумаю и дам ответ попозже. – Сапожников немного раскраснелся и стал казаться добродушным и ленивым.

– Вы, Алексей Семёнович, напрасно сомневаетесь! Ну потолкуйте с тем же Смирдиным! Мы всё продумали и просчитали наперёд, успех издания грядёт ошеломительный, подписчики готовятся. – Он поднял руку, требуя внимания, и, оглядев присутствующих, продолжил восторженно: – Да!  Господа! Проект «Энциклопедического Лексикона», который выйдет в сорока томах, задуман в целях истинного просвещения, для всех, кто грамотен, для любых возрастов. Он непременно будет в каждом просвещённом доме!

– Пока, конечно надобны вложения, – Плюшар вернулся на спокойный тон. – Ну да ведь прибыль мигом всё окупит. Решайтесь смело, Алексей Семёнович!

– Да вы не слишком беспокойтесь, – ответил тот. – Всё обязательно обсудим. Вот, после трапезы – прошу в мой кабинет.

( Средств на издание Сапожников так и не дал. Плюшар был вынужден брать ссуду в банке, Смирдин являлся поручителем. Идея оказалась неудачной, обещанные сроки сорвались, и вскоре вся подписка прекратилась. Плюшар был совершенно разорён, Смирдин расстался с типографией и потерял библиотеку. Но это – забегая наперёд.)

– А что ещё готовится у вас к изданию? Будут какие-нибудь любопытные новинки? – поинтересовался Лаховской.

Адольф Плюшар в ответ едва пожал плечами:

– Новинки будут, но в сравнении с «Лексиконом»…

– Да знаем мы уже про «Лексикон». Всё-то вы любите с размахом, да масштабом! А если что-нибудь попроще – для души?

– Ну, разве что… – Плюшар задумался. – Вот, госпожа Екатерина Новосильцева меня недавно посетила – с новой рукописью. Скоро отдам в печать.

– Что-с? Новосильцева? –  всплеснула Пелагея Ивановна руками. – А я ведь многое слыхала про неё. Она страдалица. – Хозяйка тяжело вздохнула безо всякого притворства. – Несчастная. Так глупо потерять единственного сына…

Державшийся особняком доктор Браженский тут же повернулся в сторону хозяйки и, с живым любопытством, прислушался. Яков Ростовцев, встретив взгляд доктора, довольно сухо пояснил:

– История давнишняя. Стрелялся на дуэли с неким подпоручиком. Погибли оба.

– Предполагаю, из-за женщины, «ля фам»? – спросил Браженский.

Ростовцев утвердительно кивнул.

– Ах, Яша! – Пелагея Ивановна мгновенно оживилась. – Там дело было несколько сложнее. Хотя… Могу и рассказать – конечно, вкратце. Так вот…

Глава 12. Тот был уж обречённым

Пелагея Ивановна сложила перед собой округлые ухоженные руки и, с лёгким вздохом, продолжала.

– Владимир Новосильцев, как говорят, был добрым юношей… Но, будучи потомком аристократического рода, порядком избалован. Однако, – она подняла со значением пальчик, – не заносчив. Да-с. – И, будто ненароком, бросила холодный взгляд на князя Лаховского.

– Хорош собой, богат. Конечно, в свете он казался всем завидным женихом.

– Дамским вниманием Владимир был уже пресыщен. Да-с… – добавил Лаховской ворчливо.

– Неужто, вы, Пётр Александрович, имели близкое знакомство с Новосильцевым? Не знала. – Пелагея Ивановна едва сдержала раздражение.

– Ну, чтобы очень близкое – пожалуй, не скажу. В Английском клубе многие из нас встречались. В том, старом, что ещё на Мойке, в доме Таля. Играли… В покер, реже в фараон. Туда в те времена кто только не захаживал – из родовитых молодых людей.

Хозяин выразительно взглянул на шурина. Ростовцев только равнодушно пожал плечами.

Пелагея Ивановна воспользовалась паузой и продолжала:

– Так вот, Владимира направили по службе, – а он, как  помнится мне, был…

– Флигель-адьютантом, – подсказал Ростовцев, – командующего 1-й армией генерала графа Сакена.

– Да. Так значит, он по службе был направлен в Могилёв. Там, видимо с провинциальной скуки, затеял флирт. С хорошенькою дочкою генерала…

– Генерал-майора, аудитора Чернова, – Яков Ростовцев помогал сестре, но сдержанно и, очевидно, нехотя.

– Спасибо, Яшенька. Значит, с девицею Черновой. Как её звали, я запамятовала…

– А звали-то её Екатериной Пахомовной, – ответил Лаховской. – В свете об этом скандале судачили долго.

Пелагея Ивановна сухо кивнула и продолжила.

– Девица оказалась впечатлительной и сильно увлеклась Владимиром. А он, по легкомыслию, её и обнадёжил. Не то, чтоб напрямую делал предложение, однако…

– Однако сделал, говорят, её "непраздной", – закончил князь и, несколько неделикатно, хохотнул.

– Вы, Пётр Александрович, посовестились бы! – Она легонько хлопнула об стол ладонью. – Эти слухи – не больше, чем грубые сплетни.

Княгиня, мигом покрасневшая сквозь пудру, опять с несчастным видом закивала. Зато книгоиздатель, уже порядком захмелевший, склонился к уху Шарлеманя и зашептал:

– Князюшка-то наш по этой части раньше и сам слыл превеликим мастером. Очень был падок до хорошеньких актрисок. А особливо – до красотки Мышкиной, к несчастью, плодовитой. Неужто не слыхали известной эпиграммки?

(Архитектор счёл за лучшее смолчать.)

– Ну как же? – ещё жарче зашептал Плюшар: – «Он стал родителем мышат, а те ему мешат, шуршат…» – и еле сдерживая смех, спрятал рот за салфеткой.

Между тем, князю на выручку пришёл Сапожников:

– Да полноте, вам, душенька! Можно подумать, что у вас на дамских чаепитиях обходятся без сплетен. Как бы не так! Поди без сплетен не об чем и говорить. (Пелагея Ивановна с неудовольствием поджала губы.) А потому, что все живые люди по натуре грешны, и таково несовершенствие людское. Да только жизнь при совершенстве-то, скучна.

– Неужто вы, любезный Алексей Семёнович, оправдываете грехи? Вот уж на вас такое не похоже. Пугаете! – с притворным ужасом включился в разговор Адольф Плюшар.

– Да будет вам, Плюшар. Вовсе не за грехи я ратую, но за разумность, да меру допустимого.

– Софистика, право, софистика! – издатель прихлопнул в ладоши. – Ибо мерила этой мере нет.

– Ну отчего же нет? А совесть, страх? Ответственность и осторожность?  Все мы на этом испокон веков стоим.

Иосиф Шарлемань внимал хозяину с живейшим интересом, и Алексей Семёнович всё больше располагал его к себе.

Пелагея Ивановна, быстро сменив гнев на милость,  продолжила:

– Так вот. В семье генерала Чернова Владимир уже был объявлен женихом. Тогда он счёл необходимым поехать за советом к матери. Да только там его затею не одобрили, а вместо этого примерно отчитали – за ветреность и легкомыслие…

– А главным образом – за выбор. Сия «Пахомовна» – совсем не ровня для наследника Орловых. Владимиру была нужна избранница породовитей. – Князь Лаховской пожал плечами.  – Понять неудовольствие Екатерины Новосильцевой не сложно.

– Замшелый аристократический снобизм, – заключила