Стальное сердце - Олег Дивов

Тим рывком поднялся, взял фольгу и отправился в спальню. Там он небрежно смахнул с кровати белье, спихнул на пол матрас и принялся раскатывать фольгу по пружинной сетке дивана. Он работал очень аккуратно, надежно фиксируя блестящие полосы скотчем, и не успокоился, пока экран не стал на вид совершенно непробиваемым. Тогда Тим «щелкнул». Некоторое время он стоял, рассматривая экран сверху – гладкое иссиня-черное поле. А потом вспомнил, как это было десять лет назад, и ударил по экрану изо всех сил. Отдача сбила его с ног. Тим отлетел к стене, больно ударился затылком, съехал на пол и, схватившись за ушибленное место, принялся злорадно хохотать. А потом встал, заново соорудил постель, даже попрыгал на ней – не шуршит ли – и отправился на кухню, где дожидалось пиво.

– Здравствуй, Тима, – сказал Гульнов и машинально почесал намечающуюся бородку.

Тим пожал ему руку и плюхнулся в кресло.

– В жизни каждого мужчины наступает момент, – сообщил он, – когда ему хочется отпустить бороду. Понимаю и сочувствую.

Гульнов улыбнулся и принялся копаться в груде бумаги, полностью скрывавшей его рабочий стол.

Тим улыбнулся в ответ. Ему нравилось смотреть на Гульнова – человека подкупающе мягкого в интонациях, манерах и движениях. Эта мягкость не была кажущейся – когда Тим «щелкал», то видел Гульнова светлым и пушистым. Гульнов создавал вокруг себя уют. Тим очень любил по поводу и без повода заглядывать к нему в отдел науки и просто сидеть, хотя бы просто сидеть в уголке.

– А мне нельзя с бородой, – вздохнул Тим. – К сожалению, я знаю, какое это будет душераздирающее зрелище. Меня однажды забросили в черниговские леса на командно-штабные учения. И я там суток десять не брился. Когда потом добрался до зеркала, чуть заикой не стал на всю жизнь.

Гульнов хмыкнул. Он что-то зацепил в своей куче и теперь осторожно, чтобы не рассыпать остальное, тянул на себя.

– Смотри, – сказал он, протягивая Тиму макет газетной полосы.

Тим жадно схватил макет, посмотрел и тут же переменился в лице.

– Это же сегодняшний номер, – процедил он сквозь зубы.

– Сняли, – Гульнов печально кивнул. – Видишь, три абзаца отчеркнуто.

Тим пригляделся. Треть забракованной полосы, которую раз в две недели выпускал отдел науки, занимал репортаж из лаборатории Полынина. И репортаж был весь исчеркан синей ручкой.

– Что ж мне Заяц не сказал… – пробормотал Тим. – Я и не знал.

– Порадовать тебя хотели. Вот, сами радуемся теперь. Ты читай, читай. Скажешь потом, что думаешь по этому поводу.

Для начала Тим охватил взглядом материал целиком, прыгая через строки. Репортаж был хорош. Полынинскую теорию строения биополя Зайцев расписал простым, доступным языком, комментарии к фотографиям оказались такими, какие сделал бы сам Тим. Тон репортажа был легкий, ненавязчивый, но и без оговорок типа «может быть» и «похоже на правду». Интонация была скорее «хотите – верьте, хотите – нет, а вот мы это видели».

– Классно, – сказал Тим. Углубился в зачеркнутые абзацы и отдельно помеченные места. До боли стиснул челюсти.

И из интервью с Полыниным, и из комментариев Зайцева было с мясом, по живому, вырвано все то, что Тим так хотел рассказать людям. На первый взгляд в забракованных фразах не было ничего криминального. Там просто говорилось, что при современном уровне развития науки полынинские технологии легко воспроизводимы и не представляют собой ничего сверхъестественного. И превращение их в технологии боевые тоже возможно. Заяц деликатно расспрашивал Полынина о том, какие негативные воздействия может испытать человек, попавший под излучение микроволнового генератора. А Полынин в ответ мямлил и юлил. С помощью знаков препинания хитрый Зайцев ловко воспроизвел все паузы и закатывания глаз к потолку. Даже самый тупой читатель увидел бы, что Полынин, мягко говоря, зажимает информацию. Это была хорошая работа.

– Зайчик умница, – сказал Тим, разглаживая макет на коленях.

Гульнов кивнул.

– И кто эту полосу зарезал? – спросил Тим, стараясь не злиться. Ему очень не хотелось думать, что Гульнов все-таки слабак и не смог отстоять материал. Еще ему очень не хотелось даже предполагать, что Гульнов в информацию о психотронном оружии не поверил. Это означало, что он не верит самому Тиму. «А кто же тогда мне вообще способен поверить, мать-перемать?!»

– Главный ее зарезал, – вздохнул Гульнов. И Тиму полегчало. С главным редактором Гульнов справиться не мог по определению.

– Вот уж не думал, что он посмотрит эту полосу…

– А он и не смотрел. Пока ему не позвонили.

– Е-мое… – пробормотал Тим.

– Цензура позвонила, – уточнил Гульнов. – Цензура, которой якобы больше нет.

– Но ее же действительно больше нет…

– Как ни странно, главный тоже так думал. Если бы он думал иначе, он бы мне не рассказал о том, что случилось. Верно?

– Вот уж не знал, что у нас главный – хороший человек.

– Ну, может быть, не очень хороший, но довольно порядочный. Так вот, он сказал, что ему позвонили и мягко сообщили: хотите садиться, ребята, – печатайте этот материал. А не хотите – давайте выкидывайте все, что касается создания оружия.

– Черт возьми… – протянул Тим. – Там ведь всего-навсего боевые аспекты применения СВЧ… Представляю, какой поднялся бы хай, пропихни ты мою статью об Эфе.

Гульнов снова кивнул. Он глядел на Тима виновато и очень мягко.

– Понимаешь, они очень грамотно высказались. Мол, мы вам, ребята, запретить ничего не можем. Но если хотите садиться… Н-да.

Тим тряхнул головой и бросил макет на стол.

– Что ж, – сказал он жестко. – Теперь у нас есть четкое доказательство того, что это правда. Во всяком случае, мне хватает.

Гульнов поморщился. Он очень не любил категоричных высказываний.

– Будешь работать с нами? – спросил он.

– А вы будете копать дальше? – прищурился Тим. В душе у него все кипело. Он был чертовски разочарован тем, что сделанный по его наводке материал сняли. Кроме того, ему было немного стыдно, что из-за этого у Гульнова «слетела» полоса.

И в то же время Тим получил главное. Ему поверили. Проклятая цензура сделала так, что именно те люди, которых он уважал и которые раньше сомневались в его словах, теперь поверили ему.

– Заяц будет копать, – сказал Гульнов. – Он для начала пойдет по ученым. Нам нужны авторитетные люди, на которых цензура руку не поднимет. Пусть там будут только намеки. Или, наоборот, пусть они скажут, что такого не может быть. А это, – он прихлопнул ладонью «зарезанный» макет, – поработает для затравки. Будет почта обязательно. Будут отклики. Что-нибудь да всплывет. У нас народ приучен читать между строк.

– Знаешь, Володя, – пробормотал Тим задумчиво. – Да я вам, наверное, и не очень нужен… То есть я могу встать на подхвате. Но у меня и опыта гораздо меньше, чем у вас обоих, да и тема, честно говоря, не моя. Ты же знаешь, я «социальщик» ярко выраженный. О взаимоотношениях людей я умею писать. А психотронное оружие…

– Подумай, – сказал Гульнов, пожимая плечами. Особо разочарованным он не выглядел. Тим его понимал – своим предложением Гульнов в первую очередь хотел показать, что недоверия больше нет.

– И когда теперь? – спросил Тим, подбородком указывая на макет.

– На следующей неделе. Хочешь этот взять себе?

– Зачем? – усмехнулся Тим. – Один экземпляр – это не тот тираж, которым стоит гордиться.

– Все хорошее, что написали люди, тоже когда-то было в одном экземпляре, – заметил Гульнов.

– Ты же знаешь, что общего между человеком и мухой, – сказал Тим, вставая. – Их обоих можно прихлопнуть газетой. Вот поэтому я и хочу работать в газете. Чтобы гадов – мочить. Спасибо, Володя, – он протянул Гульнову руку, и тот вяло ее пожал.

В коридоре на Тима налетел Смолянинов и чуть не сбил его с ног.

– Ха! – заорал он. – Господин Костенко! Примите мои соболезнования!

– Да ну… – смутился Тим. – Ты лучше Зайчика пожалей. Сколько он корячился, и все впустую.

– Впустую ничего не бывает, – внушительно заявил Смолянинов. – Слушай, это все действительно так серьезно?

– Это очень серьезно.

– Н-да… Слушай, Тим! Между прочим, я сегодня буду стронций вымывать из организма. И Заяц будет, и Володька. Заходи.

– Спасибо, не получится, – улыбнулся Тим. – Так приходите вдвоем, – заговорщически предложил Смолянинов ему на ухо. – Блондинка? Брюнетка? Рыжая?

– Платиновая, – гордо объявил Тим, чувствуя, что краснеет. Смолянинов это, конечно, разглядел.

– Любовь! – заключил он. – Завидую!

– Да ладно… – окончательно смутился Тим. – Ну, спасибо за приглашение, я побежал.

– Берегите себя, – повторил Смолянинов и рванул дальше по коридору. Тим задумчиво смотрел ему вслед. Смолянинова в редакции считали человеком бесшабашно храбрым, но вот за психотронное оружие он бы никогда не взялся. Потому что был чертовски умен, циничен и умел в любой ситуации делать главное для журналиста – выживать на линии огня, на переднем крае. А когда в тебя летит не пуля, а невидимая голубая молния, пригнуться ты не успеешь.