Загадки старых мастеров (СИ) - Шапиро Александр

Хорошо известно, что у сэра Уинстона Черчилля был неплохой литературный слог. Конан Дойль считал молодого Черчилля ни больше ни меньше лучшим стилистом Британии. С возрастом литературный талант только развился, и свою Нобелевскую премию Черчилль получил по литературе, причем на награждении были особо отмечены его речи.

Что касается фразы о немногих, то у нее любопытная история. По всей вероятности Черчилль позаимствовал фразу из романа Конан Дойля «Беглецы». В романе действие происходит в Америке и, говоря об ирокезах, которые контролировали огромные площади, Конан-Дойль пишет: «Вероятно, еще никогда в мировой истории столь немногие люди контролировали столь большие территории так долго». Черчилль очень любил исторические романы Конан Дойля, а роман про ирокезов «Беглецы» был Черчиллю особо интересен по довольно забавной причине. Дело в том, что в нем самом текла кровь ирокезов. Черчилль гордился американским происхождением своей матери и знал, что его пра-пра-пра-бабушка была из племени ирокезов. В семейном архиве сохранились письма его энергичной пра-пра-бабушки к одной своей внучке. В одном из писем пра-пра-бабушка объясняет свою невероятную энергию: «Это у меня от индейской крови. Ты только не говори маме, что я тебе про это рассказала».

А британские летчики, «Немногие», к концу Второй Мировой стали супер-профессионалами. В 1944 фашисты бомбили Британию крылатыми ракетами Фау-1. Одним из способов борьбы с Фау-1 у «Немногих» был такой: после того, как крылатую ракету обнаруживает радар, в воздух поднимается самолет, подлетает к ней параллельным курсом и своим крылом подцепляет крыло ракеты. Гироскопы ракеты от такого сбоя не в состоянии вернуть ее на курс и ракета падает. Вот редкий кадр того времени, на котором виден этот способ в действии.

Что касается шекспировской речи Генриха Пятого, то она так сильна, что её изучают не только филологи, но и менеджеры. Итак, 1415 год, лагерь английской армии, 25 октября — канун дня святых близнецов-мучеников Криспина и Криспиана.

        Вестморленд Вот, были б с нами Хотя бы десять тысяч англичан, Что нынче праздные!…         Король Генрих V Кто так желает? Кузен мой Вестморленд? Ах, нет, кузен мой; Коль ждет нас смерть, достаточна потеря Для родины, но коли ждет нас жизнь, Чем меньше нас, тем выше будет почесть. Всевышний бог! Хватает мне людей. И, черт возьми, я золота не жажду, Кормись — не жалко — с моего стола, Печали нет — надень мои одежды: Мне эта мишура не по нутру. Но если жажда почестей грешна, То нет меня виновнее на свете. Кузен, и впрямь, подмоги не желай; Всевышний боже! Я такую почесть Разрознивать хоть с кем бы то еще Не буду. Не желай ни одного! Ты, Вестморленд, по стану огласи: Кому дрожат поджилки перед боем — И кроны на дорогу в кошелек; На смерть нейдут в компании того, кто Боится вместе смерть с тобой принять. Сейчас канун святого Криспиана, И кто вернется, кто переживет, Тот будет подниматься выше ростом От радости при слове «Криспиан». Кто выживет, кто позже одряхлеет, Тот пиршество устроит раз в году, Сказав соседям: «Завтра — Криспиан»; Рукав поднявши, он покажет шрамы: «Я ранен был тогда, в Криспинов день». Деды позабывают всё, но этот, Он будет хорошенько вспоминать, Про подвиги свои, про имена Знакомые устам своим порядком: Король мой Гарри, Бедфорд, Эксетер, Уорвик, Тальбот, Солсбери и Глостер — В струеньи чарок вспомнят обо всех. Историей отец наставит сына, И Криспиан ни разу не пройдет От дня сего до светопреставленья, Чтоб в этот день не вспомнили о нас; Нас — горсть, счастливых — горсть, единых — братство; Который нынче кровь со мной прольет — Мне брат, пускай ледащего рожденья, День этот знатным сделает его; А знать, что мнет английские кровати, Свое непоявленье проклянет И подожмет достоинство, лишь слово Возьмет соратник наш в Криспинов день. (перевод Александра Шапиро)         Westmoreland O that we now had here But one ten thousand of those men in England That do no work to-day!         King Henry V What’s he that wishes so? My cousin Westmoreland? No, my fair cousin: If we are mark’d to die, we are enow To do our country loss; and if to live, The fewer men, the greater share of honour. God’s will! I pray thee, wish not one man more. By Jove, I am not covetous for gold, Nor care I who doth feed upon my cost; It yearns me not if men my garments wear; Such outward things dwell not in my desires: But if it be a sin to covet honour, I am the most offending soul alive. No, faith, my coz, wish not a man from England: God’s peace! I would not lose so great an honour As one man more, methinks, would share from me For the best hope I have. O, do not wish one more! Rather proclaim it, Westmoreland, through my host, That he which hath no stomach to this fight, Let him depart; his passport shall be made And crowns for convoy put into his purse: We would not die in that man’s company That fears his fellowship to die with us. This day is called the feast of Crispian: He that outlives this day, and comes safe home, Will stand a tip-toe when the day is named, And rouse him at the name of Crispian. He that shall live this day, and see old age, Will yearly on the vigil feast his neighbours, And say «To-morrow is Saint Crispian:» Then will he strip his sleeve and show his scars. And say «These wounds I had on Crispin’s day.» Old men forget: yet all shall be forgot, But he’ll remember with advantages What feats he did that day: then shall our names. Familiar in his mouth as household words Harry the king, Bedford and Exeter, Warwick and Talbot, Salisbury and Gloucester, Be in their flowing cups freshly remember’d. This story shall the good man teach his son; And Crispin Crispian shall ne’er go by, From this day to the ending of the world, But we in it shall be remember’d; We few, we happy few, we band of brothers; For he to-day that sheds his blood with me Shall be my brother; be he ne’er so vile, This day shall gentle his condition: And gentlemen in England now a-bed Shall think themselves accursed they were not here, And hold their manhoods cheap whiles any speaks That fought with us upon Saint Crispin’s day.