Вишнёвая истина (СИ) - Марсия Андес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это последний шанс, моё терпение на исходе, — почти рычит. — Ещё раз просрочишь работу, я тебя уволю. Я и без того пошла тебе на встречу и разрешила работать из дома, тебе даже не приходится тратить время на дорогу в офис, могла бы потратить его на статьи, а не на развлечения.
Злость вспыхивает во мне подобно вулкану, но я вовремя прикусываю язык, чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего.
— Я всё пришлю, Алла Викторовна, дайте мне немного времени, — скрепя сердцем прошу я.
— У тебя час, — после секундного молчания говорит она и, не попрощавшись, отключается.
— Сучка, — бурчу я, бросая сотовый на стол. — Сама же меня из офиса выперла из-за нехватки помещений!
Пнув стул, я шумно вздыхаю и опускаюсь на диванчик, сверля ненавистным взглядом закрытый ноутбук, мирно лежащий на столе. Браться за статью нет никакого желания, особенно после неприятного разговора с начальницей.
В последнее время я всё чаще и чаще замечаю, что у меня нет ни вдохновения, ни сил что-либо писать. Я выжата, как лимонная корка, выброшенная в мусорное ведро. Одна лишь мысль о том, что придётся взять в руки ноутбук и выдавить из себя пару тройку предложений, вселяет ужас.
Я устала. И уже даже подумываю о смене работы, хотя прекрасно понимаю, что вряд ли потяну что-либо другое: слишком привыкла к удалёнке. Подумать только, Элеонора Макеева горбатится на кого-то за гроши! Если бы мне об этом сказали лет десять назад, я бы рассмеялась ему в лицо и назвала бы сумасшедшим. А теперь что?
Моя семья обанкротилась. Отец не выдержал и покончил с собой, а мать свалила и страны вместе со своим любовником, практически ничего мне не оставив. Такое вот окончание моей шикарной жизни, в которой я ни в чем не нуждалась.
Кое-как закончив статью, я отправляю её начальнице, после чего запираю мысли о работе в долгий тёмный ящик, придавливая крышку огромным валуном, дабы ничто не смогло оттуда вырваться и испортить мне остаток сегодняшнего вечера.
В холодильнике меня дожидается новенькая бутылка с красным полусладким, в верхнем ящике шкафа большой бокал для вина. Штопор рядом с ним, словно застуканные родителем любовники. Секунду подумав, я беру все найденные предметы и выхожу из кухни в коридор.
Дверь в комнату Артёма закрыта. Я негромко стучусь, прежде чем толкнуть её и нагло ворваться во владения сына. Парень сидит за столом спиной ко мне и что-то рисует на планшете, из колонок разносится тихая мелодия классического рока, я не узнаю песню.
Тёмно-синие шторы раздвинуты, за окном буйствует ливень, и ветер всё сильнее затягивает небо грозовыми тучами. Пахнет пиццей, рядом с Тёмой на столе лежит коробка с недоеденными кусочками. Тусклое освещение падает на развешенные по стенам плакаты, комод из белого дерева, на котором стоят семейные фотографии в рамках, и узкую кровать у стены. В самом углу старый покрытый пылью скейтборд, на кровати несколько аккуратно сложенных вещей.
Тёма оборачивается, услышав меня. Взгляд его, упавший на бутылку, покрывается дымкой.
— Не хочешь присоединиться? — облокачиваюсь на косяк.
— Ты же знаешь, что я не пью.
— Даже пиво? — скептично поднимаю брови.
Тёма закатывает глаза, отворачивается.
— Тогда помоги мне открыть бутылку, — надуваю губы, умоляюще хлопая глазками.
Порог комнаты не переступаю — стараюсь не нарушать личное пространство сына. Он недолго молчит, прежде чем вздохнуть и протянуть руку.
— Ладно, давай.
Довольно улыбнувшись, я почти вприпрыжку подходу к Артёму — мягкий бежевый ковёр под ногами приятно щекочет ступни, словно радуясь моему появлению. Ставлю на стол бокал, а штопор с вином передаю в руки сына.
Взгляд падает на планшет — на нём зарисовки лисы с несколькими хвостами переливаются яркими разноцветными красками.
— Красиво.
Артём ловит мой взгляд.
— Это кицунэ.
— Кто?
— Японская лиса-оборотень.
Парень принимается за бутылку, так старательно вкручивает штопор, что аж высовывает кончик языка. И в этот момент он так сильно становится похож на своего отца, что всё внутри меня скручивается и покрывается хладом. Чтобы скрыть свои эмоции, я отворачиваюсь, начиная изучать полки с книгами, но мысли о прошлом обрушиваются с такой силой, что становится больно дышать.
Артём тоже так делал, когда был чем-то усердно занят. Забавно высовывал кончик языка и смешно морщил носик. Когда открывал бутылку с моим любимым вином, когда застёгивал на моей шее застёжку от подаренного украшения, даже в моменты работы у него такое бывало. Я каждый раз умилялась, думала, что это очень забавная черта. Была. А теперь она каким-то таинственным образом оказалась у нашего сына. Иногда я даже думаю, что душа Артёма после смерти вселилась в собственного сына, ведь на тот момент он ещё не успел родиться. Настолько сильно они похожи.
У меня даже где-то была фотография Артёма с его высунутым языком. Он тогда так старательно пытался застегнуть свои часы на руке, что аж весь перекосился. Это было настолько мило, что я для начала полюбовалась его мордашкой, затем сфотографировала, и только потом помогла.
Я так любила его…
И боль после его потери до сих пор преследует меня, не отпуская, не давая поблажек. Ведь я заслужила. Я изменяла ему. Я убила его. Я уничтожила наше будущее, а вместе с ним и жизни связанных с нами людей. Тоска и вина гложет меня по сей день, не давая покоя даже во сне.
Иногда мне снится, что всё хорошо, что Артём жив, и мы вместе с ним далеко-далеко от всего мира