О русском пьянстве, лени, дорогах и дураках - Владимир Мединский

Смирившиеся получили достойный, но подчиненный статус, не смирившиеся — разбежались, благо было куда. Польша и Литва нередко становились прибежищем московских горячих голов. Уже прозвучало, пока тихо, правда, слово «царь». Идея божественного происхождения верховной власти была не чужда и предкам Ивана III, но никто из них не выражал этой идеи так твердо, как он, когда представлялся к тому случай.

В 1486 году некий немецкий рыцарь Поппель, странствуя по малоизвестным в Европе отдаленным краям, попал в Москву. Вид столицы неведомого Московского государства поразил его как политическое и географическое открытие.

На католическом Западе знали преимущественно Русь Польско-Литовскую и многие даже не подозревали существования Руси Московской. Воротясь домой, Поппель рассказывал германскому императору Фридриху III, что за Польско-Литовской Русью есть еще другая Русь, Московская, не зависимая ни от Польши, ни от татар, государь которой будет, пожалуй, посильнее и побогаче самого короля польского. Удивленный таким неожиданным известием, император послал Поппеля в Москву просить у Ивана руки одной из его дочерей для своего племянника и в вознаграждение за это предложить московскому князю королевский титул. Иван поблагодарил за любезное предложение, но в ответ на него велел сказать послу: «А что ты нам говорил о королевстве, то мы божиею милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а поставление имеем от бога, как наши прародители, так и мы. Молим бога, чтобы нам и детям нашим дал до века так быть, как мы теперь государи на своей земле, а поставления как прежде ни от кого не хотели, так и теперь не хотим»[36].

Посол германского императора Сигизмунд Герберштейн, собиравший свои наблюдения и сведения о России много лет, с большой похвалой отзывается о благовоспитанных и человечных нравах псковичей, новгородцев и торговых людей московских.

Вероятно, поводов для «веселия» стало немного больше, но сразу вслед за первой выгонкой спирта великим князем Иваном III была введена первая в истории России монополия на спиртные напитки. Правда, пиво, мёд и виноградное вино не подпадали под монополию. Но они спиртными напитками и не считались — как до сих пор по загадочным причинам не попадает в их разряд пиво. Производство алкоголя с XV века становится государственной прерогативой. На потребление введены довольно жесткие запреты.

Иван Грозный — это сложнейший характер, его эпоха — сложнейшее время для России, поэтому нельзя однобоко воспринимать ни личность Ивана, ни его время.

После переезда в Александровскую слободу, царь в Москву стал приезжать «не на великое время». Так возникла среди глухих лесов новая резиденция — опричная столица с дворцом, Окруженным рвом и валом, со сторожевыми заставами по дорогам.

В этой «берлоге» царь устроил странную пародию монастыря, подобрал три сотни самых отъявленных опричников, которые составили братию. Сам принял звание игумена, а князя Вяземского облек в сан Келаря, покрыл этих штатных разбойников монашескими скуфейками, черными рясами, сочинил для них общежительный устав.

С царевичами по утрам лазил на колокольню звонить к заутрене, в церкви читал и пел на клиросе и клал такие земные поклоны, что со лба его не сходили кровоподтеки. После обедни за трапезой, когда веселая братия объедалась и опивалась, царь читал поучения отцов церкви о посте и воздержании, потом одиноко обедал сам, после обеда любил говорить о законе, дремал или шел в застенок присутствовать при допросе заподозренных. Не согрешишь, знаете ли, не покаешься!

Впрочем, общество в целом экзотический царственный досуг не разделяло. «...Завоевание царств Казанского и Астраханского открыло русскому земледельческому труду обширные пространства дикого поля, невозделанного степного чернозема по верхней Оке, верхнему Дону и по обе стороны средней Волги. На отодвигавшихся все далее окраинах строились новые укрепленные черты, куда переводились служилые люди из внутренних городов и где они получали поместья. Для заселения своих пустынных степных дач они искали крестьян-съемщиков и рабочих. Навстречу этим поискам из старых центральных областей шло усиленное переселенческое движение крестьян, искавших черноземной нови»[37].

В XVI веке нередко крестьянин обязывался давать за землю вместо оброка долю урожая, пятый, четвертый или третий сноп. Из остатка он должен был выделить семена для посева, обновить свой инвентарь, платить казенные подати и кормить себя с семьей. Трудно уяснить себе, как он изворачивался, особенно при господстве незначительных наделов. Тяжесть повинностей и недостаток средств отнимали у крестьянина возможность расширять свой скудный окладной участок; но он искал подспорья в ускользавших от тяглового обложения угодьях и промыслах, какие доставляло обилие вод, леса и перелога. Попробуйте из любопытства, выпейте без меры посреди всех этих забот да еще получите удовольствие.

Рождение образа вечно пьяного врага

Они величайшие пьяницы и весьма этим похваляются, презирая непьющих.

Их напиток похож на наш пенсовый эль, и называется квас. Что касается до разврата и пьянства, то нет в мире подобного.

XVI век. Россия постепенно становится объектом пристального и, как правило, недоброжелательного внимания со стороны разнообразных путешественников. Страна, во многом решившая свои внутренние проблемы «приросшими землями», воспринимается теперь Европой как потенциальный и опасный конкурент. Обычно с конкурентами и противниками затевают сначала идеологическую борьбу. Пока дело не дошло до драки, необходимо опорочить потенциального врага, лишив его уважения, человеческого достоинства, поставить на нем постыдное и унизительное клеймо. Ассоциаций никаких не вызывает?

Вот и записки европейских путешественников того времени отличаются крайне высокомерным отношением к соседям. Как правило, все неевропейцы в них представлены как дикие и грязные народы. В этом заключался идеологический, говоря современным языком, замысел.

Подчинение дикого и деморализованного противника куда как легче, чем сильного духом. Редкий путешественник обходил стороной описание винопития в России, но ни в одном описании читатель не найдет совершенно однозначного и категоричного утверждения о пьянстве в России.

В одной книге, но на разных страницах говорится и о традиции выпивать и о том, что в России существуют ограничения, связанные с пьянством. «Русским за исключением нескольких дней в году запрещено пить мед и пиво», — говорил Герберштейн (1517-27 гг.). «В Московии же нигде нет кабаков», — утверждал Михалон Литвин (1550 г.).

Вы подумайте только — нет кабаков! Вот вам и европейские чемпионы по пьянству. И выпивать дозволяется лишь несколько раз в год. Но при этом именно Герберштейн может считаться заложившим основы — основоположником! — постоянных заблуждений о России. Трезвые люди ему в глаза почему-то не бросались (впрочем, ясно почему — они работали), обе миссии Герберштейна в Московию оказались неудачными, он немного знал по-русски, а потому считал себя выдающимся экспертом. В общем, психологический фон, на котором взращивался, этот миф, вполне очевиден. А с учетом того, что по своему дипломатическому статусу наш Сигизмунд проводил изрядное количество времени на приемах — пирах и, обладая несомненным литературным даром, писал о том, что хорошо знал, его яркие описания русского разгула врезались в память Европы.

«Подают разные напитки: мальвазию, греческое вино и разные меды». «Стараются о том, чтобы сделать послов пьяными». «Принесли водку, которую они всегда пьют в начале обеда». «На другой повозке — три сорта хорошего меда и два сорта пива» (это о снабжении посольства, взятого на довольствие русским правительством). «Пьют же таким образом...» Подобными фразами испещрена вся его «Московия».

В этом контексте как-то теряется то, о чем Герберштейн тоже честно говорит: «Все дела они заканчивают до обеда; так что если идут переговоры о серьезном деле, то они не едят зачастую целый день, а расходятся только тогда, когда зрело все обсудят и решат, и расходятся только ночью». Не то что не пьют, а даже не едят! Без всяких кофе-брейков — пока дела не сделают. Но ангажированный европейский читатель выхватывал из популярной книжки — а «Московия» была бестселлером середины XVI столетия — не эти крупицы истины, а скандальные детали.

Тогда же, с XVI века, в России стало распространяться привозимое из Европы хлебное вино (как тогда называли водку). При царе Иване III (1440-1505 гг., правил с 1462 года) право изготовлять алкогольные напитки принадлежало казне, которая организовала новые питейные учреждения — корчмы. Содержание корчмы являлось способом вознаграждения царских вельмож, назначавшихся в города в качестве воевод «в кормление с корчмами». С этого и зародилось на Руси пьянство. Получается, спаивать народ начало собственное правительство.