Ч Р Метьюрин и его Мельмот скиталец - М Алексеев

4

Осенью 1820 г. вышел в свет новый роман Метьюрина "Мельмот Скиталец" ("Melmoth the Wanderer") {В предисловии к русскому переводу этого романа, выпущенному в свет в качестве приложения к журналу "Север" в 1894 г., было указано, что этот роман был "переведен в двадцатых годах" (на самом деле он был издан в 1833 г.) "под заглавием "Мельмот Скиталец". На память об этом переводе мы оставляем это название, хотя правильнее было бы перевести "Мельмот Странник"" (т. I, с. XVI). Отметим здесь, что такое решение представляется нам правильным, так как русский перевод "Мельмота Скитальца" 1833 г. получил в России широкую популярность и навсегда утвердил это заглавие в сознании русских читателей, сделавшись даже доныне употребляемым крылатым выражением в обиходной русской речи. На этом основании мы и в настоящем издании оставляем заглавие, укоренившееся в русской литературной практике более ста сорока лет тому назад. Укажем, кстати, что у самого Метьюрина были колебания в выборе заглавия этого романа: во II главе первой книги домоправительница, рассказывая историю Джона Мельмота, утверждает, что он был прозван "Мельмотом путешественником" ("Melmoth the Traveller").}, несомненно лучший из им написанных. История его замысла и создания, к сожалению, известна мало и плохо: до нас дошло об этом очень немного достоверных данных.

Высказано было предположение, что начало работы автора над этим произведением следует отнести еще к 1813 г. и что, следовательно, она продолжалась более пяти лет {См.: Levy, p. 563.}. Эта гипотеза, основанная на косвенных и неточных свидетельствах самого Метьюрина, не кажется нам правдоподобной и едва ли сможет быть когда-либо подкреплена бесспорными доказательствами. В письме к В. Скотту от 15 февраля 1813 г. Метьюрин извещал его, что он только что начал новое произведение. "Я пишу в настоящее время поэтический роман (a poetical Romance)", - говорилось в этом письме, а самый роман был характеризован как "вещь необузданная (wild thing)", однако имеющая "все шансы понравиться публике".

Далее Метьюрин писал, что как только этот роман будет кончен, он сочтет своим долгом представить В. Скотту его рукопись и с глубокой благодарностью примет ходатайства перед издателями о скорейшем выпуске в свет этого нового своего произведения. Очевидно, замысел будущего романа Метьюрину нравился, и поэтому он пытался заинтересовать им своего литературного покровителя. "Рассказы о суевериях были всегда моими любимыми, - признавался Метьюрин, и я на самом деле был всегда более сведущ в видениях иного мира, чем в реальностях этого; поэтому я решил, что смогу в своем романе, вводя дьявольское вмешательство, "переиродить всех Иродов", поклонников немецкой школы", - говорил Метьюрин в том же письме, перефразируя известные слова шекспировского Гамлета в его наставлении актерам, и, продолжая щеголять своей эрудицией в мировой литературе, добавлял, намекая на знаменитую арабскую сказку из "Тысяча и одной ночи", что своим будущим произведением он хотел бы "отнять волшебную лампу у всех рабов волшебника Льюиса": "Боюсь, однако, что они никогда не построят мне дворца из золота, какой построили они для своего господина Аладина" {Correspondence, p. 14.}.

Все данное письмо Метьюрина полно намеков и многих неясностей, не позволяющих решить, о каком произведении в нем идет речь: предположить, что здесь говорится о "Бертраме", невозможно, так как в письме упомянуты "роман", а не "драма" или "трагедия", и его возможные издатели, а не театральные постановщики или исполнители; неясным также остается термин "поэтический роман", не позволяющий решить, что имеется в виду "стихотворный роман" или "поэтический" по своему колориту, но написанный прозой. Среди рукописей Метьюрина, оставшихся неизданными, также нет произведения, которое автор мог бы описывать и в 1813 г., и позже. Все эти аргументы, однако, не дают нам права считать, что, говоря в 1813 г. о своем новом романе - поэтическом и фантастическом, в котором он собирался перещеголять самого "волшебника Льюиса", Метьюрин имел в виду "Мельмота Скитальца". Напротив, мы имеем ряд таких данных, которые заставляют нас считать, что работа его над этим произведением едва ли началась ранее 1817 г. Как удалось установить, целый ряд книг, оказавшихся в числе источников "Мельмота Скитальца", вышел в свет именно в этом году и, вероятно, находился перед глазами автора в то время, когда он создавал свой роман {Эти обнаруженные источники перечислены ниже; см. также примечания к отдельным главам текста.}. С другой стороны, многое свидетельствует, что роман создавался быстро: эта поспешность заметна и в печатном тексте, откуда не были устранены повторения одних и тех же цитат в различных главах (или даже в эпиграфах к ним), следы небрежности и ошибок и т. д. Напомним, наконец, что в 1813 г. Метьюрин был еще полон надежд на свою драматургическую деятельность, которая, казалось, доставит ему обеспеченность и благополучие; когда успех "Бертрама" принес ему довольно большую денежную сумму, он едва ли мог задумывать новый роман, если все его мечты и надежды связаны были со сценой и театральными деятелями.

Иным был период после 1817 г., когда, как мы думаем, действительно началась работа над "Мельмотом Скитальцем". Это был период серьезной психической депрессии Метьюрина: нужда снова стучалась в дверь; он опять находился во власти жестоких заимодавцев, и ему всюду чудились чужие неоплаченные векселя, за которые он отвечал своей свободой. Литературному труду он мог отдавать лишь ночные часы, когда в процессе творчества имел возможность если не вовсе забывать все, что его угнетало, то, по крайней мере, отвлекаться от мрачных мыслей и настроения глубокой подавленности.

Один из друзей Метьюрина очень выразительно описал в более поздние годы, как Метьюрин работал над "Мельмотом Скитальцем". Дело происходило в Дублине, в том доме, где Метьюрин жил со своей семьей и который, по свидетельству его современников, так точно и подробно описан им самим в первых двух главах "Мельмота Скитальца" как дом старого скупца. Этот же приятель Метьюрина (к сожалению, неизвестный нам по имени) рассказывал о нем: "Он возвращался домой поздно вечером, слегка освеженный прогулкой, и его литературная работа начиналась. Я оставался с ним несколько раз, рассматривая кое-какие из его рукописей до трех часов пополуночи. Это было в то время, когда он сочинял свой неистовый (wild) роман о Мельмоте". Характеризуя Метьюрина как человека умеренного, воздержанного и очень бережливого, мемуарист, однако, не мог скрыть от читателя, что его крайняя перегруженность, требовавшая больших усилий от его творческого интеллекта, заставляла его иногда прибегать к искусственным средствам взвинчивания организма: "Бренди с водою являлось для него возбудительным средством, подобным тому, какое оказывал на некоторых людей опиум. Правда, оно не опьяняло его; оно действовало на него более странно и страшно. Глаза его блуждали, лицо приобретало бледность мертвого тела; дух его, казалось, блуждал сам по себе... Когда в этот заколдованный час он внезапно вставал, не говоря ни слова, и протягивал свою тонкую худую руку, чтобы схватить серебряный подсвечник, которым он освещал мне ступеньки лестницы, я часто вздрагивал и пристально смотрел на него как на призрак, как на бесплотную иллюзию, созданную им самим" {Doulas Jerrold's Shilling Magazine, 1846 (цит. по: Idman, p. 196).}.

Сколько времени шла работа над этим романом, мы также не знаем: нам известно лишь, что предисловие автора, написанное уже после окончания рукописи и перед ее сдачей в набор, датировано 31 августа 1820г. "Предисловию" в книге предшествовало почтительное посвящение романа маркизе Эберкорн: заочное знакомство с ней Метьюрина, - как мы уже видели, состоялось при посредничестве того же В. Скотта {Леди Анна Джейн Хеттон (Anne Jane Hatton, 1763-1827) была третьей женой (с 1800 г.) Джона Джеймса Гамильтона, графа Эберкорна (Earl of Abercorn). См. о ней в переписке Метьюрина с В. Скоттом (Correspondence, p. 16).}.

В "Предисловии" к "Мельмоту Скитальцу" содержится несколько авторских признаний и указаний, имеющих отношение к творческой истории этого произведения, которыми следует воспользоваться за отсутствием других свидетельств того же рода. Метьюрин утверждает здесь, что будто бы первая мысль об этом романе возникла у него, когда он перечитал одну из своих проповедей, произнесенных им "в воскресенье после смерти принцессы Шарлотты". Эта принцесса умерла в 1816 г., а "Проповеди" Метьюрина, на которые он ссылается, вышли в свет в 1819 г., и в них действительно есть то место, которое автор воспроизводит в своем "Предисловии" под тем предлогом, что эту книгу мало читают {Maturin R. Sermons, 1819, p. 135-136. Пользуемся цитатой, которую приводит Дуглас Грант в своем издании "Мельмота Скитальца" (см.: D. Grant, p. 543). Принцесса Шарлотта (1763-1816) - дочь Каролины (Брунсвикской), злосчастной английской Королевы (1763-1820), жены Георга IV. Принцесса Шарлотта умерла очень молодой, через год после того, как она вышла замуж (1815) за Леопольда, принца Саксен-Кобургского, будущего короля Бельгии.}. Мысль Метьюрина в цитате сводится к тому, что в настоящее время будто бы нигде не найдется такого человека, который решился бы отказаться от вечного блаженства, несмотря ни на какие блага или посулы, которые могли бы быть ему предложены за это.