Ф.М.Достоевский. Новые материалы и исследования - Г. Коган

Итак, "Время" не было приостановлено, но "надлежащее наблюдение" привело к тому, что в мае 1863 г. журнал был закрыт.

Прежде чем перейти к самим статьям, необходимо в первую очередь поставить вопрос: кто же автор запрещенных цензурой статей "Пожары" и "Мы прочли передовую статью в № 143 "Северной пчелы"…"? Первым, кто упоминал о них, был Лемке[123] и он говорил о них, как о статьях Ф. М. Достоевского. Правда, при этом Лемке допустил ряд ошибок, отмеченных позднее Козьминым в статье "Братья Достоевские и прокламация "Молодая Россия"". Показания М. М. Достоевского в следственной комиссии Лемке приписал почему-то Ф. М. Достоевскому и смешал статью "Пожары" с опубликованной в "Сборнике статей, недозволенных цензурою в 1862 г.". статьей "Пожары и зажигатели", которую позднее, в полной уверенности, что она принадлежит Ф. М. Достоевскому, перепечатал в приложении к своей книге "Политические процессы в России в 1860-х годах".

На наш взгляд, Лемке, спутав статьи, невольно допустил и третью ошибку, написав в примечании:

"Приводимая статья, написанная в июне 1862 г. для журнала "Время", имеет двоякий интерес: как еще одно произведение изломанного самодержавием писателя и как показатель громадного поворота, совершенного фурьеристом 1840-х годов к "почвенному" консерватизму 1860-х"[124].

Публикуемые ниже статьи и в особенности статья "Пожары" написаны с такой страстностью и мужеством, с которым никто не посмел выступить в тот момент. Даже смелая статья "Искры", местами, повторяющая высказывание запрещенных статей "Времени", написана была не в конце мая, а 15 июня, когда правительство уже было склонно к затушевыванию вопроса о виновности студенчества и левых элементов.

Публикуя отрывки из запрещенной статьи "Пожары", Козьмин приводил отношение III Отделения в комиссию Голицына, в которой автор именовался "известным литератором Достоевским", и не пояснялось, кого из двух братьев Достоевских имеет в виду III Отделение[125]. Козьмин считал, что "известным литератором" могли называть и М. М. Достоевского, хотя Ф. М. Достоевский и имел на это больше прав, но что не этим решается вопрос об авторстве, и что статью "Пожары" можно приписать скорее перу Ф. М. Достоевского, чем его брата: за авторство Ф. М. Достоевского говорит и содержание статьи, и ее стиль. Еще одно основание считать автором Ф. М. Достоевского Козьмин видел в том, что в эти годы писатель, как известно, поместил в журнале "Время" ряд своих публицистических статей, откликавшихся на события, волновавшие общество[126].

Козьмин, говоря о вызове "известного литератора Достоевского" в следственную комиссию, писал:

"Решили пригласить Михаила Достоевского"[127].

Вот тут, по нашему мнению, дело обстояло несколько иначе. Ведь Михаила Достоевского следственная комиссия допрашивала 8 июня, а Федор Михайлович уехал за границу 7-го утром. Кого же, кроме Михаила Достоевского, могли вызвать?

Томашевский, перепечатывая опубликованные Козьминым отрывки из статьи "Пожары", держался мнения, что "титул "известный литератор" в канцелярском употреблении мог прилагаться к каждому из братьев", но в то же время отмечает, что эти отрывки находятся в согласии с высказываниями Ф. М. Достоевского по подобным вопросам, и ссылался на "Одну из современных фальшей" и "Старину о петрашевцах" (XIII. — 612-613).

Что может служить в пользу признания Ф. М. Достоевского автором статей?

Козьмин, публикуя отрывки из статьи "Пожары", подчеркивал, что "золотушные школьники и старцы со старобабьим умом, пачкающие белье", выдают перо Ф. М.[128]. А ведь в не известной ранее части статьи "Пожары" имеются и другие места, заставляющие думать об авторстве Ф. М. Достоевского.

Разве, например, не характерна для него фраза о студентах:

"…Потрудитесь прежде всего различать: большинство или меньшинство на стороне этих удивительных вещей. Не есть ли искомая величина самая малая часть огромного целого; не есть ли это один прыщ, за существование которого ни в каком случае не должно подозреваться здоровье целого тела…"

Ряд свидетелей говорит о сильной тревоге и чрезвычайной взволнованности, охватившей Ф. М. Достоевского в эти дни, что, на наш взгляд, выразилось в той страстности, с которой написана статья.

Не просто было, говоря о слухах, писать тогда:

"В народ подозрение перешло от самого общества, скажете вы. Следовательно мы не виноваты в этих слухах? Разумеется нет, и общество не виновато, но виноваты те, которые поддерживают и утверждают в обществе такие слухи…"

И кто, кроме него, решился бы, требуя гласного суда, сказать:

"Тогда, пожалуй, явятся такие новые факты, каких никогда не добилась бы какая-нибудь канцелярия,- такие помощники в общем деле, которые никогда не раскрыли бы рта, чтоб дать материал для новых канцелярских тайн?"

Следственная комиссия обратила особое внимание на те отрывки, в которых говорится о "золотушных школьниках", выпустивших прокламацию, и о "старцах со старобабьим умом", испугавшихся ее. Это дало возможность Козьмину очень метко сказать, что члены следственной комиссии "мало чем отличались от тех старцев со старобабьим умом". Неопубликованная часть статьи "Пожары" написана еще более резко, чем отрывки, заинтересовавшие следственную комиссию. Об этом говорят и отчеркнутые на полях карандашом — надо думать, царем — строки.

Даже после того как первая статья была запрещена и в цензуру послана вторая, более сдержанная, даже и в ней, помимо настойчивого требования гласного суда, автор резко осуждал нелепые слухи, повторяемые к тому же низшими полицейскими властями, отвергал возможность того, что "пожары имеют что-нибудь общее с политическим движением", и заканчивал статью словами: "Мы положительно протестуем против невежественных обвинений, ни на чем не основанных. Пусть докажут нам фактами, что мы ошибаемся". Вторую статью постигла судьба первой.

То обстоятельство, что статья "Пожары" была правлена (гранки 2-й статьи не имеют правки) и один небольшой абзац, чисто финансового характера, добавлен рукой М. М. Достоевского, усиливает, конечно, неопределенность авторства, но не следует при этом упускать из виду и того, что писал о брате Ф. М. Достоевский в заметке "Несколько слов о Михаиле Михайловиче Достоевском". Он свидетельствовал, что тот "был человек <…> никому не доверявший даже на время своих редакторских обязанностей" и что "писал в журнале мало; всего было только несколько статей его, в отделении критики" (XIII. — 341-342)[129].

В пользу авторства Ф. М. Достоевского говорит и быстрота, с которой была написана статья "Пожары".

В начале статьи имеется фраза:

"На другой и на третий день после 28 числа были новые пожары".

Следовательно, статья была начата не ранее 31 мая и в тот же день закончена, так как 1 июня она, правленная редактором, была запрещена цензурой.

7 июня Достоевский уехал за границу, в конце месяца он был в Лондоне, где пробыл свыше недели и встретился с Герценом.

Об этом свидании Лемке писал:

"Достоевский сам указал на свое посещение Герцена в "Дневнике писателя", но так кратко и отрывочно, что и цель и содержание их беседы остаются неясными"[130].

Одно несомненно. Петербургские пожары не могли не быть затронуты в их беседах. Достоевский только что был свидетелем их, Герцена в них обвиняли. Не мог выпасть из их бесед и вопрос о прокламации "Молодая Россия", о которой Герцен подробно писал вскоре после отъезда из Лондона Достоевского в статье "Молодая и старая Россия". Характерно сходство некоторых высказываний Герцена с заявлениями редакции "Времени". Разве ""молодые люди" (а для нас не подлежит сомнению, что летучий лист этот писан очень молодыми людьми)" Герцена не напоминают "трех золотушных школьников, из которых старшему уже наверно не более тринадцати лет". А фраза "Маловерные, слабые люди! Как мало надобно вашим женским нервам, чтобы испугаться, бежать назад, схватиться за фалду квартального" не вторят ли с некоторым изменением фразе о "хилых старцах в подагре и хирагре с старобабьим умом, переменивших по прочтении глупого листка свое белье"? Наконец, мнение Герцена, что прокламация "вовсе не русская; это одна из вариаций на тему западного социализма, метафизика французской революции"[131], не схоже разве с мнением Достоевского, что прокламацию напечатали, "не справившись даже хорошо с иностранными книжками, откудова они все выкрали и бездарно перековеркали"? Неужели все эти совпадения дело случая, а не результат бесед Герцена с Достоевским? И не служат ли эти совпадения еще одним косвенным доказательством того, что автором двух запрещенных статей был Ф. М. Достоевский?