Люди Приземелья - Владимир Михайлов

Сема перестал свистеть.

– Не могу помочь. Я же вас не заброшу на Пояс? У меня всего лишь стратосферная машина. Я уже не говорю, что ее ведут автоматы. Понимаете: стратосферная машина.

– Старая машина, – с расстановкой произнес Велигай.

– Старая, – так же подчеркнуто подтвердил пилот и отложил книгу. Какую-то долю секунды они смотрели друг другу в глаза, словно испытывая твердость характера.

– Их списали с орбитальных полетов, – сказал Велигай, – и передали в стратосферу год тому назад. Но двигатели остались.

– Передали, – согласился пилот. – Земля бережлива. Но на большинстве машин двигатели уже выработали ресурс и заменены на нормальные стратосферные.

– Только не у вас. У вас еще стоит Винд-семнадцать. Иначе сняли бы и группу резерва, а она же на месте.

– Я вижу, вы проводите время не только в Приземелье. Но допустим, я выйду в пространство. Автоматику там придется выключить – она-то заменена на стратосферную, будьте уверены. А дальше?

– Нас поведут маяки. Конечно, придется поработать. Но вы, похоже, способны на это.

Пилот склонил голову в ироническом поклоне.

– А чего ради мне отдавать свой сертификат?

– Жизнь людей.

В рубке стало тихо.

– Давно я не слыхал этого ключа. С тех пор, как… Вы потеряли пять минут; с этого следовало начинать.

– Надо было познакомиться с вами.

– Ясно. Но мне нужно согласие пассажиров.

– Это все наши. Один с десятого, энергетического. Остальные с седьмого – монтажники.

«Монтажники, – закрывая глаза, подумал Кедрин, не пропустивший ни одного слова из разговора. – Монтажники… Это, наверное, так. Но ведь я не имею никакого отношения ни к монтажникам, ни вообще к Звездолетному поясу. Я ведь попал сюда почти случайно. Это не было связано ни с каким риском. Но сейчас…»

Да, сейчас все становилось очень серьезным. Мало того что судьба – или стечение обстоятельств – грозила занести Кедрина в Приземелье, куда он вовсе не собирался, да к тому же на корабле, который, по-видимому, более не считался приспособленным для таких полетов. Это уже не игра. Это опасно. И подумать только, что причиной недоразумения послужил значок, забытый кем-то в рубке «Джордано»! Зачем надо было брать этот жетон? И чего ради нацеплять его, носить на груди?

И в самом деле. Не будь эти люди уверены, что он, Кедрин, тоже с Пояса, только с другого спутника, с десятого – он же тогда ляпнул им это число, чтобы отвязаться от непонятных и, следовательно, глупых вопросов, – Велигай не рискнул бы уговаривать пилота совершить нарушение дисциплины. Даже двойное: выключить автоматы – раз и выйти в запрещенную для тебя зону – два. Да, тогда Велигаю пришлось бы искать другие возможности…

А сам пилот – разве он не понимает, на какое чреватое последствиями дело идет? Он ведь действительно может лишиться сертификата – документа, дающего право вести такой или даже более сложный корабль. Пилот, кажется, колеблется. Не следует ли помочь ему? Ведь это так просто: стоит только сказать несколько слов… Нет, разумеется, не ради себя, дело не в этом. Но ради самого же пилота! Да, да, для него все может обернуться плохо. Что он там? Кедрин вслушался.

– Не забывайте, – произнес пилот, – перегрузки будут не пассажирские.

– Случалось, – сказал Велигай.

– Ну, ну… – мрачно проворчал пилот. Он повернулся в кресле и, почти не глядя, потыкал пальцем в клавиатуру решающего, затем столь же мрачно обозрел шкалу. – Учитывая износ машины, тридцать процентов риска.

– Ради жизни людей я ходил на шестьдесят, – сказал Велигай.

– Я ходил на девяносто, – пробормотал пилот. – И знавал людей, ходивших на сто. Самсонов ходил на сто процентов риска и пришел обратно.

– На Цербере? – Велигай глядел на металлический кружок на правом рукаве пилота.

– На Диане, в системе Инфра-три. Я? Да, на Цербере. Через год снова пойду. Сейчас в отпуске – отдыхаю…

Кажется, он согласится… Сейчас самое время – встать и сказать. Ну же!

Он встал. Для того чтобы пройти в пилотскую кабину, пришлось миновать всех монтажников. Кедрин шел, стараясь ступать легко и уверенно, как это получалось у Велигая. Но, кажется, его походка в этот миг больше напоминала судорожные шаги робота.

Одно за другим кресла оставались позади, но взгляды сидевших провожали Кедрина дальше, до самой двери. Гур смотрел – и Кедрин даже спиной ощущал этот взгляд – с веселым и несколько удивленным интересом, словно недоумевая и желая услышать, что сможет предложить Кедрин такого, чего не знал бы Велигай; Холодовский глядел исподлобья, как будто уже по походке догадался о желании Кедрина не допустить изменения курса и теперь только и ждал момента, чтобы схватить, усадить, зажать рот. Дуглас казался настроенным доброжелательно, но челюсти его внезапно сжались, как если бы он готовился к драке. Ближе всего ко входу в пилотскую кабину сидела Ирэн; Кедрин старался избежать ее взгляда, но что-то заставило его повернуть голову и увидеть ее глаза: он прочел в них горячую просьбу, почти мольбу – не сделать и не сказать ничего такого, что заставило бы женщину пожалеть, горько пожалеть и обвинить самое себя в том, что когда-то она была знакома с этим деревянно вышагивающим по узкому проходу человеком… Может быть, этого и не было в ее взгляде, но Кедрин прочитал его именно так. Зачем он поднялся с места, зачем?

Но просто повернуться и сесть теперь было уже нельзя: этим он признался бы в возникшем у него намерении. Но что же можно сделать?

Он остановился в дверях.

– Простите, – сказал он. – А я бы не мог в это время побыть здесь, в вашей кабине? – Он просительно улыбнулся. – Очень интересно.

Пилот доброжелательно взглянул на него.

– К сожалению, нет, – развел он руками. – Тут только два кресла. А стоять во время взлета не рекомендуется.

Кедрин повернулся и пошел на свое место. Ему хотелось петь.

– Любопытный парень, – сказал пилот. – Мне нравится.

– На десятом они почти не видят космоса, – пояснил Велигай.

Пилот кивнул и взглянул на своего спутника.

– Всыплют, – радостно откликнулся Сема.

– Всыплют. Не забудьте присоединиться к контролю состояния здоровья. Все. Сема, проследи.

Сема проследил. Возвращаясь в рубку, он остановился на пороге и доверительно сообщил пассажирам:

– Вы ему сделали подарок – лучше не надо. А то он говорит, что от таких регулярных рейсов у него кровь свернулась в простоквашу. Сейчас отведет душу…

– Звездолетчик, – пробормотал Велигай. Он произнес это таким тоном, каким люди пожилые говорят: «Молодой…» – тоном, в котором под маской легкого осуждения прячется и одобрение, и явная зависть, и сожаление об ушедших молодых годах… – Звездолетчик, – повторил Велигай, ставя точку на этих размышлениях, и откинулся в кресле. И даже этого повторенного слова было достаточно, чтобы понять, чем образ жизни и мышления Велигая отличался от того, который, по мнению Меркулина, был бы единственно подходящим для настоящего конструктора.

А интересно, что сделал бы на твоем месте Учитель? Разве он стал бы возражать против такого риска, если это ради людей? Нет. Он не стал бы даже бояться. И ты не станешь. Обстоятельства…

Он не успел додумать об обстоятельствах. Мысли сдвинулись с места, смешались, завихрились, канули куда-то. Кресла полезли вниз, одновременно откидываясь и раздвигаясь. В глазах потемнело. Пилот «Кузнечика» отводил душу.

Она ревела тремя «Винд-семнадцать», наконец-то дорвавшимися до форсажа, близкими и понятными в своем желании достичь определенного им потолка. Громовым салютом глайнер прощался с наезженной трассой, как будто насовсем вырываясь в простор, о котором всегда мечтают корабли. Мелькнули внизу, стремительно уменьшаясь, резервные емкости – те самые сигары, на которых приводнялся корабль. Теперь, отдав свою мощь машине, они, ведомые автоматами, уходили по старой трассе, чтобы сесть в очередном пункте и там дожидаться корабля.

А он, рыча от ярости, карабкался на вершину невидимого пика, на который не восходили альпинисты. Атмосфера голубым пламенем стекала по обшивке, указатели ползли к первой космической, но двигателям было мало этого, и они все нагнетали скорость…

Далеко внизу, на Земле, в посту слежения и управления Глобальных трасс, диспетчер схватился за голову и послал в пространство негодующую радиограмму. Сема мгновенно закодировал ответ, и передатчик вышвырнул сообщение в эфир в какую-то долю секунды. Диспетчер прочел, топнул ногой, призвал на помощь всех чертей и, одобрительно подмигнув неизвестно кому, пустил по спирали сообщение о том, что глайнер восемнадцатый задерживается в пути и на линию будет выслан резервный номер семьдесят три.

А корабль уже вышел в черное небо, и Кедрин смотрел на экран и переводил дыхание. Кажется, ему чуть не сделалось нехорошо? Но он сдержался, не крикнул. Да, с непривычки… тяжеловато. Он расстегнул воротник. Вздохнем глубже, еще раз… Вот так…