Элиминация - Василиса Алексеевна Русая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но по ужасному совпадению именно сегодня – двадцать первого июня – мне вдруг захотелось свободы, уйти из дома, развеяться и потусить. И я ушел.
Жара стояла нереальная, несмотря на подступающий вечер. На площадке играли дети, в тени домов прятались родители, хотя это не спасало. Это лето, вообще, выдалось аномально жарким, чего уж говорить. Пройдя пару домов, я оказался у друга, у него уже собралась целая толпа народа – большинство из них наши бывшие одноклассники, мы занавесили шторы, включили музыку и просто бесились, употребляя алкоголь и всю имеющуюся еду из холодильника. Мой телефон остался в куртке, один из приятелей сказал, что мне кто-то звонит. Я выбежал в коридор и ответил на звонок, это была мама, но из-за помех на линии было совершенно невозможно разобрать ее слова.
– Ребята, смотрите!
Мы вышли на балкон и все, как один, смотрели за падающим самолетом, грохот стоял нереальный, а потом огненная вспышка и крики. Мы все попадали на пол, девочки завизжали, да и мы с другом испугались, хотя не стали показывать этого.
– Саша! Саша, ответь! – Кричала мать в трубку.
– Мам? Мам, ты в порядке?
Помехи и шипение.
– Саша! Не… из…
– Мам! Я не слышу, мам!
В квартире поднялся крик, раздавались звонки, мой друг включил телевизор, там шли экстренные новости. Самолет упал так близко, что я чувствовал запах гари, тошнота подступала к горлу, как и дикая паника.
– Не выходи… – Продолжала мать.
По новостям передавали о чрезвычайном положении и запрете покидать свои дома.
– Не выходи… не выходи… на улицу! – Кричала она в телефон.
Я все понял за секунду и посмотрел на балкон, там стояли две девушки и ловили сигнал, чтобы кому-то позвонить.
– УЙДИТЕ С БАЛКОНА! – Завопил я, что есть мочи.
Обе они обернулись, но слишком поздно. Яркая вспышка света ослепила меня и всех окружающих даже через неплотные шторы. У меня свело все тело, легкие перестали дышать, клянусь, даже сердце на мгновение перестало биться, а потом я потерял сознание.
Глава 8. Артём.
Сегодня мне пришлось делать вскрытие тела своей обезумевшей дочери. На момент, когда лезвие моего скальпеля разрезало ее грудную клетку – она все еще была жива. Моя милая девочка была прикована к столу, то и дело она ерзала и брыкалась из последних сил. Ее сердце было похоже на сгусток черной липкой глины, оно не билось.– Запись ученого исследовавшего заболевание Безумия профессора Никулина С.Х.
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста» – стучало у меня в голове.
Я, наверное, сейчас выглядел самым жалким в нашей группе, проходя мимо большого торгового центра со стенами увешанными зеркалами и по счастливой случайности местами уцелевшими – я обратил внимание на то, как сейчас выгляжу: потрёпанная армейская куртка с вышитой на груди фамилией и инициалами, лицо чумазое от пыли, глаза красные, светло-русые волосы стоят дыбом, а руки дрожат. Помню, как Алиса говорила, что я всегда был впечатлительным и то, что зацепило наших ребят сегодня – просто разрывало меня на части.
– Чего стоишь? Идти надо. – – Вполголоса обратился ко мне Шрам.
Я посмотрел на него и кивнул, оценивая его же состояние, как удовлетворительное, но явно лучше моего. Тем временем, Даша с Сашей уже ушли вперёд, однако, они почти не разговаривали в течении всего дня, даже не прикасались друг к другу.
Перед началом нашего так называемого «небольшого похода» мы около часа сидели на открытой местности и не боялись ничего. Правда и сидели все молча, ели, да пили, потом Шрам вновь связался с кем-то через КПК и сказал, что у нас осталось не так много времени, чтобы дойти, если мы не хотим сделать это ночью, конечно же. По нашим лицам было видно, что потеря двух братьев сильно дала нам под дых. Одни лишь Даша с Ваней сидели и просто поддерживали всеобщую обстановку, они не знали их так, как мы. В конце концов, нам пришлось закончить трапезу и скорбеть продолжая наш путь. Как много потерял каждый из нас? Почему каждый раз очередная смерть становится все мучительнее?
– Долго ещё? – Спросил я.
Шрам уткнулся в свой КПК и касаниями пальцев прокручивал карту. Его взгляд был чёрствым и уставшим одновременно, я понимал, что ему приходится тяжелее многих из нас – он терял людей за которых нёс ответственность.
Ваня крутился впереди нас, не сходя с места он описывал ногами круги по земле, после чего наткнулся на какую-то жестяную банку и злостно пнул ее ногой.
– Он устал. – Пробормотал Шрам и протер пыльные глаза тыльной стороной ладони. – Мы все устали.
Я вдруг взглянул на него под новым светом: усталость, разочарование, голод, тоска… он натягивал на себя маску железного человека, но сейчас она сыпалась по кусочкам.
– Шрам?
– Ещё час. Час и мы в Кремле. – Бесстрастно ответил он и резко двинулся прочь.
Мой лоб покрылся потом, руки и ноги медленно, но верно, становились «ватными».
Усталость, недосып и потери давали о себе знать. Теперь уже Даша вела под руку Ваню, а Саша шёл рядом со Шрамом, они обсуждали что-то не столь важное, потому как их голоса были спокойны. Темнота подступала и окружала нас, накрывая куполом и защищая от вечной осенней погоды. Лёгкий ветерок, серое тучное небо и холод теперь стояли круглый год, кроме зимы – зимой было хуже всего. И дело было вовсе не в безумных, нет, они прятались в туннелях метро и почти не вылезали до самой весны. Однако, зима таила в себе больший ужас – холод стоял под минус сорок-пятьдесят градусов, приходилось зарываться под десятки одеял, озлобленные голодные звери блуждали по улице в поисках пищи, люди дрались за места и консервы, в ночлежках прибавлялось народа, однако не все они доживали до весны. Закапывать тела не было ни сил, ни возможности, разжигать огонь на улице – не вариант, это лишь привлечёт вандалов или животных, да и развести костёр на снегу получалось не у всех. Тела оставляли в закрытом помещении рядом или в самих ночлежках и там они тухли до весны.
Мы двигались вдоль улочек с бывшими магазинчиками, кафешками и прочими домиками. Я невольно вспоминаю о тех днях, когда мы
