Под немецким сапогом - Николаев Лев Петрович

* * *

Недавно я был в помещении бывшей 18-й украинской школы на Мариинской улице. Рядом со школой живут немцы. Они порубили всю мебель школы на дрова. В школе находились два чудных рояля. Один из них немцы уже уничтожили и сожгли. Такая же судьба ожидает и другой рояль. Директор школы и завхоз терроризированы и защитить имущество школы не могут. Чуть что, немцы угрожают им револьверами. Впрочем удивительно, как они ещё работают. Управа им не платит денег. По видимому они живут тем, что понемногу продают на базаре школьное имущество.

18 февраля.

Жена мне рассказывала, что под влиянием голода у большинства знакомых ей женщин прекратились менструации. Это — одна из причин их нервного настроения.

* * *

Мне часто снятся вкусные блюда. Во сне мы поедаем мясные котлеты, ветчину, масло, пирожные. О, да! Особенно много пирожных и конфет! Количественно мы едим сейчас много, но качественно мы продолжаем голодать. Нам не хватает животных белков, жиров, сахара и витаминов. И всё же наше положение гораздо лучше, чем полтора месяца тому назад.

23 февраля.

На кладбище не зарывают, а складывают трупы. Мертвецы окоченели в самых причудливых позах. Могилы не роются, так как земля мёрзлая. Когда начнётся оттепель, эти груды трупов будут гнить.

25 февраля 1942 г.

Протезные мастерские, которыми я заведывал, закрылись недели две тому назад. Не было заказов. Рабочим я выплатил жалованье. А сам остался без заработной платы. Кроме меня не получили денег бухгалтер и Н. М. Шевченко. Теперь я безработный, если не считать, что я числюсь ещё при университете. Но там нет никакой работы. Поэтому меня могут мобилизовать в качестве врача и послать куда-нибудь. Это было бы очень нежелательно.

5 марта.

Отдел здравоохранения управы направил меня к врачу немецкой комендатуры, доктору Вернике для работы в медицинской комиссии по отбору рабочих, посылаемых на работу в Германию. Вернике принял меня вполне корректно. К счастью, все места в этой комиссии были уже заняты другим врачами. Говорю «к счастью» потому, что работа в этой комиссии, как мне говорили, сводится к выполнению жандармских функций. Врачи, под давлением немцев, принуждены признавать здоровыми людей заведомо больных. Доктор Вернике заявил мне, что в ближайшее время он пошлёт меня в Германию для сопровождения в качестве врача транспорта рабочих, направляемых туда на работу. Я сказал ему, что я после голода чувствую себя ещё очень слабым и боюсь, что не вынесу путешествия. Он мне ответил, что кормить меня будут очень хорошо, что я поправлюсь и что по приезде в Германию я получу двухнедельный отпуск. Возражать не приходилось, во-первых, потому что я — безработный и меня всё равно немцы куда-нибудь послали бы на работу; во-вторых, потому что приобретённая мною мука быстро тает и её не хватит нам до лета: уезжая, я освобождаю свою семью от лишнего рта и, наконец, потому что я постараюсь использовать эту поездку для того, чтобы пробраться к моей матери, живущей в Ницце, на юге Франции. Может быть, мне удастся найти себе там работу, перевести туда семью и прожить в неоккупированной немцами зоне до конца войны. Если бы это удалось, это спасло бы семью от ужасов голода и войны. Моя мать живёт в Ницце с 1904 г. Её там все знают. Это обеспечит мне устройство на работу до конца войны.

6 марта.

Я соскучился по научной работе. Ведь с 1920 г. я беспрестанно работал в лабораториях, писал научные работы, собирал научные материалы. С приходом немцев и занятием ими здания Института ортопедии ценнейшие научные материалы погибли. Это — непоправимая потеря! И всё же хочется работать — написать учебник по биомеханике и руководство по антропологии. Хочется закончить некоторые начатые раньше научные статьи. Но это невозможно. Из-за холода я живу с семьёй в кухне рядом с плитой. Разложить материалы негде. Кроме того обстановка не благоприятствует сосредоточению. Очевидно, с научной работой нужно повременить. А ведь жить в умственной бездеятельности очень мучительно.

* * *

Я часто хожу на базар и продаю тетради. Проходя мимо людей, толпящихся на толкучке, я кричу: «Тетради! Купите тетради! Дёшево продаю!» Каждую тетрадь я продаю по два рубля, но часто я отдаю товар за полтора рубля, т. е. относительно очень дёшево по нынешним ценам. Испытываю мучительное чувство унижения, когда мне приходится торговаться и расхваливать свой товар. Что поделаешь? Нужны деньги! Некоторые люди узнают меня. Вчера какие-то хулиганы кричали мне: «Вот это — профессор! А тоже спекуляцией занимается! Вот так профессор!» Очевидно, этот субъект — сам спекулянт, так как по лицу не видно, чтобы он голодал. Нашёл в чем упрекать меня: в спекуляции! Я дошёл до крайней степени обнищания. Стал бы я ходить на базар продавать вещи, если бы у меня были деньги!

10 марта.

В Харькове очень много мадьяр. Они расхаживают по базарам и спекулируют. Сейчас цены на золотые вещи сильно пали: золотое обручальное кольцо стоит 200 рублей, а коробка спичек продаётся по 25–30 рублей. Вот и получается, что за 7 или 8 коробок спичек мадьяры выменивают себе золотое кольцо. До войны коробка спичек стоила 2 копейки, да и сейчас в Германии она стоит 3 пфенинга. Вот и получается, что таким образом, можно приобрести золотое кольцо за 15 или 16 копеек или за 20 пфенингов! Какие огромные деньги зарабатывают некоторые спекулянты!

11 марта.

Около Благовещенского базара находится маленькая бойня. У её двери толпятся люди. Немцы, работающие на бойне, выносят корыта, наполненные кровью и внутренностями убитых животных. Они выбрасывают содержимое корыт на грязный снег. Тогда люди бросаются, давят друг друга, дерутся и вырывают друг у друга из рук желудки и кишки зарезанных волов. Дикие сцены! Сегодня мне особенно запомнился один мужчина в пальто и в роговых очках, по-видимому, интеллигент. Он схватил обоими руками один желудок и тянул его к себе, не заметив при этом, что жёлтая жижица стекает ему на пальто. Добычу вырывала у него какая-то женщина. Она оказалась сильнее и захватила разорванный и истерзанный кусок желудка. Я видел также как мальчик лет 14-ти навалился всем телом на выброшенные на снег кишки и кричал: «Мои! Не смей трогать!» Люди толкали его ногами и тянули куски скользких кишек, которые мальчик тщетно пытался удержать давлением своего тела. Немцы смотрели на эти сценки и смеялись… Некоторые люди тащили эти органы, даже не обмывши их, на базар и начинали торговать ими. Гнусное зрелище!

13 марта.

Сегодня мой сын был в кинематографе. В кинохронике показали несколько кадров, изображающих русских детей. Это была очевидная фальсификация. Группа пионеров 10–12 лет была представлена очень худыми и оборванными. Ясно, что эти кадры сфабрикованы в каком-нибудь немецком киноателье. Таких пионеров в СССР не имеется!

14 марта.

Врач, работающий в деревне Большой Даниловке (рядом с Харьковом) рассказал мне, что в этом селе появилась одна душевно больная. Немецкий комендант узнал про это. Он вызвал к себе врача, дал ему несколько ампул пантопона и потребовал, чтобы русский врач отравил эту больную. К счастью, эту женщину удалось предупредить о готовящейся ей судьбе и она во-время скрылась из села. Это ужасно! Немцы не только сами убивают больных людей, но требуют, чтобы русские врачи помогали им в этом.