Гномобиль. Повесть-сказка - Эптон Синклер

Как много мог рассказать гном о том, что происходит в этих горных ущельях, о красивых лугах, окаймленных лесами! Он понимал, что переживают деревья и о чем беседуют травы с цветами на своем языке. Глого действительно был профессором арборальной психологии.

Гномобиль покатился по первой долине с секвойями. Это были древние чудовища со времен прапрадедушки Глого, около девяти метров в поперечнике, и не там, где ствол раздавался вширь у самой земли, а над этим местом, в комле. Ростом они были ниже красных кондори, но плотнее, коренастее, каждое из них настоящее дерево-гора. Во времена птеродактилей и динозавров такие деревья покрывали весь северо-запад американского материка, а теперь их оставалось всего несколько сотен в государственных парках. Их сок ядовит для насекомых и разных других вредителей. Они не боятся бурь, потому что у них ломкие ветви, и если ветки сдувает ураганом, то на стволе вырастают новые. Единственное, чего они боятся, — это огня. По стволам прочитывалась вся история их борьбы с этим страшным врагом леса. У них кора твердая, как металл, ее не легко сжечь. Но было видно, что когда-то горел у их ног подлесок, и огонь проел дыры в стволе, и сок при этом закипал, и сердцевина гибла. Но могучий ствол все стоял, выжженный внутри, и посылал сок по уцелевшей коре к ветвям, питая их там, наверху, у самых небес. Можно было увидеть дерево-калеку, у которого оставалась одна только кора не больше тридцати сантиметров толщиной, но она достигала вершины и питала одну-единственную ветвь — как бы последний вздох этого дерева.

Шоссе было построено с таким расчетом, чтобы сохранить деревья: оно протискивалось между ними, иногда сбривая некоторые их корни, и из окошка машины можно было рукой потрогать кору. В одном месте дорога шла прямо сквозь выгоревшее дерево, и это было незабываемо для всякого путешественника, который, вернувшись, всем об этом рассказывал. Гномобиль легко прошел сквозь такое дупло. Через него могли пройти и сотни гномов. Но их не могло оказаться в таком лесу, им негде было бы поселиться: гномам нужен кустарник, мелколесье, чтобы было где прятаться от людей, а в этом лесу, чтобы сократить возможность пожара, лес был очищен от подлеска. К тому же молодые побеги секвойи не умеют вырастать из пней и поваленных стволов, как кондори. Каждое деревце должно начинать свою жизнь от семечка, а семечку было не прорасти, потому что уж очень древней была эта земля: густые сплетения корней, мох, опавшая хвоя — все это создало такой плотный ковер, сотканный от начала времен, что слабый росточек, проклюнувшийся из семечка, был не в силах пробиться к свету и погибал.

Прекрасное путешествие, пейзажи один красивее другого, но, увы, никаких гномов! Они проезжали долину за долиной, и по главному шоссе, и по менее наезженным дорогам. Машина останавливалась, Родни относил корзинки в лес, выпускал из них своих крошечных друзей, и они занимались розысками, но все безрезультатно. Родни расспросил одного лесника о тех долинах, где бывает мало туристов. Они провели целый день в поисках, и Глого расстраивался все больше и больше.

Когда в сумерках они сидели в укромном местечке и ужинали, Глого сказал, что не стоит больше искать, потому что, видимо, гномы не живут там, где секвойи. Он утратил всякий интерес к лимонаду и сельдерею, хлебу и сыру, спелым маслинам и маринованному луку и погрузился в бездну мировой скорби, откуда было нелегко его спасти.

— Право же, смешно отчаиваться, Глого, — уговаривал его Родни. Америка — огромная страна, где большие пространства покрыты лесом. Хотя бы эти горы. Они тянутся на сотни миль и покрыты лесами по обоим склонам. Гномы могут обнаружиться в любом из них.

Но это не утешило старейшего из гномов. Все его предки жили среди больших деревьев, а если в другом лесу и найдутся гномы, то, возможно, они окажутся совсем другими, может, они говорят-то на непонятном языке.

— А мы с Бобо научим их, — сказала Элизабет. — Вот будет интересно, да?

Бобо быстренько согласился. Он женился бы на девушке-гномке, даже если бы она говорила на языке сеуаш. Кто-то из его предков однажды слышал, что на таком языке говорит какое-то племя индейцев.

— Если даже мы их найдем, — продолжал Глого, — они все равно уже во власти больших людей, которые покорили всю землю, изменив ее до неузнаваемости. Что бы стали гномы делать в ваших городах? Разве что помогать газетам рассказывать басни!

— Я уверен, что дело для них очень быстро нашлось бы, — бодро отозвался потомок лесопромышленника. — Я бы попросил отца сделать для них заповедник. Вы бы назначили один приемный день в неделю или чтонибудь в этом роде, а в остальное время вас бы не беспокоили.

— Мы не хотим зависеть ни от чьей благотворительности, — холодно заметил Г лого. — Гномы всегда были свободны. А теперь, видишь, мы вынуждены пользоваться вашей добротой и заставлять ваш гномобиль возить нас.

— Боже мой! — воскликнул Родни. — Да не думай ты об этом. Это одно из самых больших удовольствий из тех, что я в жизни испытал.

— Это прекрасное времяпрепровождение! — вставила Элизабет. — Родни все равно только слонялся бы вокруг дома, читал бы книжки и не знал бы, куда себя девать.

— Верно, Глого. Мне было так скучно, что я чуть было тоже не впал в мировую скорбь. — Родни вдруг подумал, что можно попробовать излечить Глого от его печалей, рассказывая ему о своих.

И Родни стал рисовать Глого безрадостную картину жизни потомка лесопромышленника, приговоренного судьбой унаследовать отцовское дело и преследуемого мыслью об этом и днем и ночью.

— Понимаешь ли, друг мой, мне совершенно нечего делать дома. На то, чтобы что-то делать, есть прислуга. И если я что-нибудь вздумаю сделать, то я попросту буду путаться у прислуги под ногами, что, несомненно, вызовет ее недовольство.

— Какое странное положение! — воскликнул старый гном, начиная проявлять интерес.

— Так было с самого раннего детства. Всегда находился кто-то, кто должен был делать домашние дела, а мне это запрещалось.

— Гному трудно в этом разобраться, — заметил тысячелетний Глого. Каждый гном был у нас обязан крепко стоять на ногах и все делать для себя самостоятельно.

— Теперь ты видишь, — продолжал Родни, — если вы с Бобо позволите мне возить вас в гномобиле, я могу считать, что я помогаю науке, и мне это гораздо приятнее, чем играть в гольф или писать стихи, которые все равно никто никогда не прочтет.

— Ты очень добрый, — сказал Глого. — Ни один человек, большой или маленький, не мог бы сделать больше для другого, чем ты для меня в своих попытках заставить меня быть счастливым.

Так, без особых надежд, но не желая обидеть Родни, Глого согласился продолжать путешествие. Он постарается победить свою мрачность, чтобы оказаться приятным компаньоном. Глого и Родни обменялись почти японскими вежливостями, а потом принялись изучать карту, планируя посетить Йосемит, чтобы разузнать, какие гномы живут в тамошних лесах.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ,

в которой гуси посещают косметический кабинет

Гномобиль возвратился на шоссе. В ближайшем городе Родни купил свежую газету. На первой полосе было описано их утреннее приключение в отеле и опубликован странный рацион королевских гусей, а также были помещены фотографии: Родни, отвернувшись от объектива; Элизабет, скорчившая гримасу, и портрет принца Уэльского. Был к тому же помещен отчет об утренней гонке и поставлена скорость, с которой Родни вел машину (мама придет в ужас, когда прочтет!), и даже номер машины. Родни сказал:

— Они скоро объявят награду за наши головы.

— Что мы будем делать? — спросила Элизабет, оживленная быстрой ездой и польщенная видом своей фотографии в газете.

Родни ответил, что они будут теперь путешествовать инкогнито. Он объяснил, что когда путешествуют члены королевской семьи и хотят при этом избежать выполнения общественных обязанностей, то они называют себя вымышленными именами. И если так можно было поступать членам королевской семьи, то почему бы этим не воспользоваться и членам семьи лесопромышленника? Родни объявил, что отныне он Иеремия Титертон Дженкинс из Каламазу, штат Мичиган. Элизабет удивилась: откуда это Родни взял такое смешное имя? Родни объяснил, что вымышленное имя должно быть смешным, а то оно еще окажется настоящим именем какогонибудь человека, который подделывает чеки или собирается ограбить банк. Элизабет засмеялась от восторга.

— А кем я буду? А девочки могут ограбить банк?

Родни сказал, что вообще-то грабительницы встречаются на свете, но лучше пусть Элизабет назовется его дочкой или гувернанткой, как она захочет. Наконец, они решили, что ее будут звать Люсита Луиза Дженкинс и что это милое, мелодичное имя, которое вряд ли принадлежит какойнибудь грабительнице. Бобо решил, что он тоже должен путешествовать инкогнито, — одна из виденных ими гигантских секвой была названа «генерал Шерман», — Бобо решил, что он тоже будет называться генерал Шерман, пока не придумает что-нибудь получше. Но они никак не могли уговорить Глого выбрать себе имя какого-либо выдающегося деятеля, например генерала. Ему очень не понравилось, что Бобо взял себе человеческое имя. Глого определенно не хотелось, чтобы его внук проявлял интерес к делам больших людей.