Темница тихого ангела - Екатерина Островская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава третья
Витальев привез Торганова к высокому новому дому и сообщил, что Николай будет жить здесь на протяжении всего времени своего пребывания в России. Если квартирка понравится, разумеется. Торганов согласился сразу: ему было все равно, где жить, тем более что в Москве он не собирался задерживаться надолго. Мог бы и в гостиничном номере перебиться, но гостиницы утомляют обилием посторонних и не всегда приятных людей, постоянно встречающихся в унылых коридорах.
Квартира располагалась на пятнадцатом этаже, окна выходили на такие же высокие дома, между которыми просвечивали далекие холмы. Две комнаты: одна просторная гостиная – она же и кухня-столовая, со встроенной мебелью, а вторая оказалась спальней с широкой кроватью и портретами Достоевского и Тургенева на стенах. Квартиру, судя по всему, подготовили специально для приема Николая. Мебель оказалась новой и недешевой, шторы на окнах повесили явно накануне – они сохраняли еще складки от долгого хранения в фабричной упаковке. Холодильник был забит продуктами, бутылками с немецким пивом и русской водкой.
А Витальев достал из своего портфеля еще и бутылку «Хеннесси».
– Может, по рюмочке за встречу? – предложил он.
– Спасибо, но я уже вчера выпил за встречу с бывшими одноклассниками.
Издатель внимательно посмотрел в лицо Торганова и настаивать не стал.
– О’кей, – сказал он, – тогда располагайтесь. Сегодня пятница – все равно до понедельника никакой работы у нас не будет. Если захотите посетить музей или в Большой театр сходить, позвоните мне – я все устрою. А если будет время, посмотрите текст с вопросами вашего газетного интервью: я его оставил на столе.
Издатель, попрощавшись, ушел. А бутылка «Хеннесси» так и осталась стоять на столе.
Время приближалось к полудню, Торганов чувствовал себя опустошенным. Сил не было никаких. Поначалу Николай решил, что накануне слишком много выпил, но потом догадался, что сказывается разница во времени: в Штатах сейчас только четыре утра. Лучше всего было бы прилечь и поспать, но и на это не было сил. Торганов взял листы с вопросами, чтобы ответить на них, и удивился: кто-то уже это сделал за него.
«Вопрос: Вы, гражданин России, по семейным обстоятельствам оказавшийся в Соединенных Штатах, стали известным писателем. Вас знают и любят во всем мире, вашими книгами зачитываются самые широкие слои населения. Как вам удалось сохранить не только ясность мысли, но и такую чистоту русского языка?»
Насчет ясности мысли тот, кто придумал вопрос, явно перегнул. Сейчас Николаю ничего не лезло в голову, да и сама голова осталась где-то далеко, а потому содержание подготовленного ответа показалось непонятным и странным.
«Ответ: Я никогда не порывал связи со своей родиной. Здесь у меня остались близкие мне люди: родственники и друзья. Проживая за границей, я думаю и пишу по-русски. Но так уж получилось, что на мои первые публикации обратили внимание литераторы русского зарубежья: Сергей Довлатов, Иосиф Бродский, Василий Аксенов…»
Явная чушь! Торганов подумал и вычеркнул «Василий Аксенов». Потом хотел вычеркнуть и Бродского – уже нацелился ручкой, но не стал этого делать. Бродского он однажды видел: был на его лекции.
«Вопрос: Сейчас среди ваших друзей такие известные деятели киноискусства, как Арнольд Шварценеггер, Стивен Спилберг, Мишел Майлз…Что дает вам общение с ними?»
Николай отложил листы с текстом интервью в сторону: не хотелось ни читать, ни править ответы. Мобильный телефон лежал на столе, а листок с номером отца в кармане, и Торганов решил позвонить. Он дважды набирал номер и дважды сбрасывал его, не зная, что станет говорить.
И все же позвонил.
– Привет! Как хорошо, что ты не забыл меня, – обрадовался Александр Михайлович после того, как Николай назвал себя, – а то я уж начал думать, что ты стесняешься своего русского отца. Кстати, откуда ты знаешь этот номер? И где ты?
– Соседка твоя бывшая дала. Я сейчас в Москве.
– Надолго приехал?
– Пока не знаю.
– Где думаешь остановиться? Поживи у меня: особого комфорта не обещаю, но все же это лучше, чем в гостинице.
Николай объяснил, что ему предоставили квартиру, где он рассчитывает не только пожить какое-то время, но и поработать в спокойной обстановке. Александр Михайлович не обиделся, спросил только адрес, но Николай не знал ни названия улицы, ни номера дома. Увидеть отца захотелось очень сильно. Вспомнилась вдруг мать, отговаривавшая его от встречи: она постоянно напоминала о том, что отец наверняка будет просить денег. Понятно, конечно, это всего лишь неуклюжая попытка оправдать свою неприязнь к бывшему мужу, и все-таки… Николай опустил глаза и увидел лист с интервью.
«Вопрос: Вы родились в обычной советской семье. Ваш отец, как стало известно нашей редакции, был журналистом, а теперь он………………..
Как относится он к вашей нынешней популярности?»
Точки означали, что Николай сам должен вписать то, кем стал его отец, наверняка прозябающий в безвестности и нищете. От этого стало вдруг горько на душе. Дурацкий вопрос: как он относится?
– Давай увидимся прямо сегодня! – предложил Александр Михайлович. – Я, правда, сейчас на работе, но через пару часов отправлюсь на рыбалку. Если ты не возражаешь, посидели бы с удочками, как когда-то.
– Можно, – согласился Николай.
– Тогда узнай свой адрес, перезвони мне, я заеду.
Ровно через два часа Николай спустился вниз, вышел на крыльцо дома и огляделся. Почему-то казалось, что отец приедет или на стареньком «Москвиче», или на ржавых «Жигулях». Когда они жили в Ленинграде, отец не мог купить и такую, даже самую старую машину, но теперь его благосостояние, вероятно, возросло, раз он мотается на рыбалку на собственном автомобиле.
У крыльца был припаркован только представительский «Ауди-8» – других машин не оказалось. Николай знал, что отец вот-вот подъедет, ожидал встречи с ним и волновался. Но долго ждать не пришлось. Из «Ауди» вышел немолодой мужчина в джинсовом костюме и помахал Николаю рукой. Это был его отец. Он стоял и улыбался, не делая навстречу и шага. Отец был не молод, но далеко еще не стар, он остался почти таким же, каким помнил его Николай. Только поседел. Они обнялись, и Александр Михайлович, целуя сына, спросил:
– Как мама поживает?
– Молодеет с каждым годом, – ответил Коля.
Они сели в машину, и водитель, не дожидаясь команды, тронул с места.
– Твой автомобиль? – удивился Николай.
– Служебный.
– А кем ты работаешь?
– Спичрайтером, – ответил Александр Михайлович и, не объясняя ничего, стал расспрашивать сына о его жизни.
Они неслись по Москве, Николай говорил о том, что с ним произошло в последние годы: о неудачном браке с Джозефиной, о том, как начал писать, как поступило неожиданное предложение от известной продюсерской фирмы…
– Кстати, твои сто долларов, что ты мне послал тогда, – вспомнил отец, – пришли как нельзя вовремя. Газету закрыли, я сидел без работы, жена тоже, младшая дочка только родилась, жрать было нечего. Я толкался на рынке у метро, помогая ларечникам разгружать товар – по специальности устроиться было невозможно, и вообще в стране царила страшная безработица, да и работающим по нескольку месяцев не выплачивали зарплату. Сто долларов тогда были огромные деньги: мы на них почти три месяца жили. А потом мне повезло: позвонил знакомый и предложил работать у него.
– Спичрайтером?
– Тогда еще нет. Это потом, когда его в Москву перевели, он и меня взял с собой. Сейчас на жизнь не жалуюсь, а тобой горжусь. Жена смотрела трансляцию вручения «Оскара», и вдруг: «Саша, Саша! Быстрее беги сюда. Твоего сына показывают!»
– У тебя дочь? – вспомнил Николай. – Я о ней ничего не знаю.
– Две дочери, – улыбнулся Александр Михайлович, и Коля вспомнил слова питерской соседки. – Одна через год школу заканчивает, другой четырнадцать осенью будет. А я не говорил с тобой о них, потому что не знал, как ты к этому отнесешься. Вдруг расстроишься? И потом, Ирина была против нашего общения даже по телефону.
– С чего вдруг? – не понял Николай. – Наоборот, я даже рад, что у меня гораздо больше близких людей, чем я мог себе представить.
Машина свернула с оживленной трассы, некоторое время неслась мимо какого-то парка. Деревья росли рядом с дорогой, и Николаю показалось, что вскоре они прибудут на место – на берег реки или озера. Но вместо этого они въехали в ворота с полосатым шлагбаумом, миновали пару невысоких строений и оказались на открытом поле, где стояло несколько вертолетов.
– Ну, вот, – произнес Александр Михайлович, выходя из автомобиля, – теперь пару часов лета – и мы на месте.
– А где хоть придется рыбу ловить? – поинтересовался Николай.
– На Белом озере. Там прекрасная база, да и сам городок Белозерск – древний, на триста лет старше Москвы. Его посмотрим, а перед вечерней зорькой на катере выйдем на озеро и в тишине посидим.
