Ассоциация вольных стрелков имени товарища Вильгельма Телля и друга его Робина Гуда - Юрий Артемьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Могилку свою смотреть не хочу. Там не я лежу.
* * *
Саркис Арменович у себя в кабинете, достал из шкафа бутылку коньяка, налил себе в рюмку и выпил, глядя задумчиво куда-то вдаль. О чём он думал, я не знаю. Мысли я пока читать ещё не научился.
Я вообще старался не отсвечивать чайкой. Сидел на дереве метрах в тридцати от нужного окна. Мне уже ясно стало, что похоронили эту тупую курицу Иру, вместо меня. А следовательно — концы в воду. Машу тут искать не будут. Поставят памятник через год. Не исключено, что Саркисов расстарается, и сделают мне надгробие в виде ангела с крыльями, или ещё какой изысканный каменный обелиск.
Армяне умеют делать красивые надгробия. Вот через год и полюбуюсь. А сейчас можно и отпустить эту птицу. Пусть летит по своим птичьим делам.
* * *
Я реально задремал на этой неудобной деревянной лавке. Разбудил меня скрежет решётчатой двери.
— Вилкайте! На выход! — сержант равнодушным голосом проговорил эту казённую фразу, которая не означала абсолютно ничего. Меня могли просто выпустить на улицу, а могли и на допрос к следователю потащить.
— Удачи тебе, девочка! — сказала мне вслед Рада.
— Спасибо за добрые слова!
* * *
Меня отвели в какой-то кабинет. Там сидел немолодой уже мужчина в гражданском костюме. Седина на его висках говорила о многом. Выглядел он не как следователь простого отделения милиции. Скорее он напоминал начальника этого самого отделения милиции, почему-то переодевшегося в гражданскую одежду. Я бы присвоил ему как минимум звание майора или подполковника. Капитаны в таком возрасте тоже бывают, но у них взгляд уже потухший и безразличный. А у этого взгляд такой цепкий, с прищуром, как у волка, который готовится к прыжку. И он пристально меня разглядывал.
Что мне надо сделать? Смутиться под его взглядом? Опустить глаза в пол, как осетинская невеста?
— Присаживайтесь! — казённая фраза казённым голосом.
Садиться я не стал, а с гордо поднятой головой и как мне казалось, с каменным лицом произнёс:
— Я бы хотела умыться, после того, как меня избил Ваш сотрудник, и извалял по полу в крови. А после готова буду выслушать Ваши извинения за поведение Ваших сотрудников.
Да… На его лице читалось состояние человека, который подавился вишенкой, и никак не может её выкашлянуть из горла.
Наконец, он принял какое-то решение и глухо скомандовал в сторону коридора:
— Туманов! Отведи умыться эту… гражданку!
Сержант указал мне куда идти. Местный туалет в конце коридора явно знавал лучшие времена. Я уж не говорю про запах, но ржавые трубы и подтёки на дешёвой чугунной сантехнике… на вокзале белее загажено, но всё же посвежее будет.
Дверь в туалет сержант не закрывал, наблюдая за моими действиями.
— Может, Вы закроете дверь!
— Не положено!
— Тогда пригласите сотрудницу моего пола, чтобы она смотрела на меня, когда я буду в туалете.
Сержант замялся. Мои требования были вполне законны. Просто он не понимал, что ему сейчас делать.
Он тут один. Идти искать, сотрудницу-женщину, это значит оставить меня одного. А это как я уже слышал: «Не положено!».
Бродить вместе со мной в поисках этой сотрудницы — это выставить себя клоуном и посмешищем ещё не пару месяцев, это точно…
Умного начальства, которое всегда знает, что и когда делать, рядом нет. И некому подсказать ему, обычному сержанту как правильно поступить.
Мне надоело наблюдать за броуновским движением мыслей у него в голове. Они были видны невооружённым глазом в его осоловелых глазах. Я просто глянул на него построже и скомандовал:
— Дверь закрой!
Обшарпанная дверь в туалет моментально была закрыта. Я в позе горного орла справил нужду, а потом долго отмывал своё лицо и руки. Кровь уже запеклась, мыла никакого не было. Приходилось действовать старым проверенным способом: «Не мытьём, так катаньем.» Соскребая с себя кровь и грязь, я думал. Но мысли в точку никак не сходились. Такое ощущение, что пока дело вырисовывается только из картинки нарисованной тем старшиной, который первым ворвался в ресторан. Что он мог увидеть?
Девица ногами отбуцкала четверых джигитов, а сама возилась с пятым. Руки у неё были в крови. Возможно, и на лице была кровь. Я кажется, вытирал пот со лба окровавленной рукой. Вот и измазался. Он меня нейтрализовал, не применяя ко мне ни спецсредств в виде…
А не применяют ещё пока в милиции ПР[1] и «Черёмуху»[2].
Ну, тогда значит, он нейтрализовал меня, не применяя ко мне огнестрельного оружия, при помощи физической силы, что не запрещено, согласно «Положению о Советской милиции». Наверняка это старшина, как опытный служака, умеет и рапорта писать, прикрывая свою задницу.
Седовласый в кабинете ко мне отнёсся негативно, а это значит, что пока в мою пользу никто ничего доброго не сказал.
А где же Руслан?
Есть два варианта: Первый мне не нравится. Это если врачи не смогли его спасти, и он умер от большой потери крови.
Второй вариант: Руслан в больнице. Но пока не дал никаких показаний по причине… Либо ещё без сознания. Либо… Да скорее всего ему ещё только операцию делают. Времени-то прошло всего ничего… Тогда он точно ничего сказать не может, ибо под наркозом лежит на холодном столе, а над его телом колдуют медики. А после он будет ещё от наркоза отходить… Сейчас вечер… Раньше утра к нему никого не пустят… Сюда информация про то, что я хороший, дойдёт ближе к обеду.
Так что меня могут и не выпустить ещё до завтрашнего вечера.
Чем мне это грозит? Могут прошмонать мой номер в гостинице, и найти там… Много чего интересного. Тогда простой уголовной статьёй за избиение джигитов — я не отделаюсь. Хотя обыск — это дело процессуальное и не быстрое. Но кто мешает им это сделать неофициально, а когда найдут все мои ништяки, то и бумаги правильные оформят и что надо туда напишут. И, кстати, мои новые пальчики на том оружии уже есть…
Я поглядел на свои мокрые руки и тяжело вздохнул… Ладони окутались зеленоватым дымком, а я почувствовал сильное жжение в руках. Зато при ярком электрическом свете было интересно наблюдать, как мои папиллярные узоры живыми червячками перемещаются с места на место. Хватит уже.
Я охладил руки под краном и вышел в коридор.
Полотенца для посетителей в данном учреждении были не предусмотрены. Пришлось по старой детской привычке вытирать мокрые ладони