2 - Герой - 2 - Сергей Антонов

— Я абсолютно уверен в войсауле Кребне, господин Президент, — твердо, государственно произнес Сухоручко.

— А не жалко казачка в люди отдавать, Иося? — спросил вдруг деревянным голосом фон Марц. Все уставились на него. — Вместе дела делали, честь воинскую блюли?

Вопрос, вообще-то, вертелся на языке у Чандрагупты, вполне приличный вопрос, если задать его с соответствующей отеческой интонацией и другими словами… У фон Марца получилось очень резко и вызывающе — именно от деревянности тона, кроме того, все знали, как не терпит Сухоручко какого-либо уменьшения своего гордого имени. "Эге, — сообразил Кребень, — да они враги! А Сухоручко на столе фото держит, где они с фон Марцем в обнимку улыбаясь…" Встреча получалась очень поучительной для войсаула.

— Конечно жалко, господин тайный советник, — после неуловимой паузы ответил Сухоручко. — Только дело требует.

— Господа, — сказал Президент. — Спокойнее. Всем сейчас тяжело, а я не собираюсь растаскивать вас, как мальчишек, если вы опять сцепитесь. Извольте тогда выйти вон, господа…

Неизвестно, что собирались ответить Сухоручко, побелевший, и фон Марц, внешне спокойный. Скорее всего, они извинились бы. Но тут в дверь кабинета раздался стук. Чандрагупта поднял брови.

— Господин Президент, — пискнул женский голосок в приоткрывшуюся щель. — Извините, но к вам принцесса Элеонора… Она настаивает.

Чандрагупта, известный своей терпимостью, сдержался.

— Извините, господа… — начал он, и тут принцесса Элеонора Романова-Брюллова, ворвалась.

Через две недели принцессе должно было исполниться пятнадцать. Элеонора была умная, добрая девочка, лишь в меру испорченная высоким происхождением и предстоящим царствованием. Более того, она была вполне симпатичный ребенок, счастливо избежавший как угловатой неправильности черт мамы, так и неземной истонченной красоты папы. При дворе ее любили, причем не за то, что она принцесса, — пока что просто так.

— Дядя Чандра! — твердо сказала принцесса, приближаясь к столу и косясь на Кребня. — Простите, но у меня срочный вопрос. Доброе утро, господа. Можете сидеть. Дядя Чандра!

— Да, дитя мое, ваше высочество? — бархатно сказал Чандрагупта и принял ручку, и вытянул губы, и коснулся ими нежной кожи, прямо под драгоценными часиками, отметив походя время — 10.20.

— Дядя Чандра! — в третий раз произнесла принцесса Элеонора, но теперь голос дрожал, а за стеклами очков — точно таких же, как у Президента — текло с небольших хорошо очерченных глаз. — Во дворце слух, что погибла баба Лена Ларкин. Я звоню ей — автомат отвечает "Абонент недоступен". Я хочу все знать! Я требую! Пожалуйста, я вам приказываю мне все сказать! Ну что же вы молчите!

Сухоручко, много раз предлагавший Президенту почистить двор от сплетников, как всегда в самый неподходящий момент, неведомо как заполучающих строго секретную информацию, ухмыльнулся про себя. Генерал Ларкин очень любила принцессу, и та любила Ларкин, так, что Королева испытывала иногда самую настоящую материнскую ревность. Сухоручко часто задумывался, о природе феномена Хелен Джей, ведь он сам сколько раз нечувствительно подпадал под ее невероятное обаяние, только жесткий разум политика мог противостоять наваждению, или предварительная серьезная подготовка, как было в случае с Президентом три дня назад: Сухоручке пришлось применить почти все свои придворные способности и, во-первых, заранее создать у Президента мнение, а потом, во-вторых, обставить доклад Хелен Джей не как доклад, а как допрос… Ларкин заметила это и оценила. Она ничего не могла сделать. Она была уже подозреваемая, неблагонадежная. Космонавт и воин в мыслях и делах, она не могла не проиграть опытному интригану Сухоручке в коридорных наземных войнах. Интрига — сложное искусство, это как стрельба в мишень, тренировка нужна постоянная; Ларкин проиграла и отправилась в отпуск.

Тем временем, Чандрагупта решился.

— Элеонора, девочка, ваше высочество, — сказал он, оливковый лоб его пошел скорбными морщинами, голос понизился и плечи упали. — Эти господа явились ко мне и сообщили мне скорбную весть только что… Да, Элеонора, девочка, генерал баба Лена Ларкин погибла на Амальгаме в результате несчастного случая… Скорбь и ужас ещё не успели даже поселиться в наших сердцах, так внезапно и необратимо это случилось… Мужайтесь, ваше высочество, ибо мы, слуги народов и миров Галактики не имеем права на… девочка моя, Элеонора, успокойтесь… Фон Марц, черт побери, дайте же какой-нибудь воды!

Принцесса взахлеб рыдала на впалой сухой груди Президента. Фон Марц попытался сунуть ей в руку стакан, — она отпихнула его, стакан разбился. Чандрагупта по очереди посмотрел на посетителей, поджал губы и приподнял плечи. Сухоручко сказал:

— Господин Президент, разрешите мне и войсковому есаулу Кребню идти и исполнять ваши приказания.

— Идите и выполняйте, — ответил Чандрагупта. — И — адмирал! — тщательное расследование смерти нашей любимой Хелен Джей! Идите!.. Я вас вызову, встретимся через три часа, и первичные результаты расследования обстоятельств смерти генерала Ларкин должны уже у вас наличествовать! Идите!

"И не грешите," — добавил про себя Кребень, щелкая каблуками и разворачиваясь через левое плечо к выходу. Он был рад уйти, явление сентиментальной принцессы неожиданно сильно на него подействовало, и он подумал, что ему и впрямь далеко ещё до Сухоручки, много нужно пройти порогов, подробно обстучав лбом и прочими частями тела каждый из них, чтобы приобрести подобную реакцию, точное знание сути дела и научиться точно оценивать соответствие данной сути своим собственным интересам… Однажды, не так давно, случился у них с адмиралом вечерок, штука редкая и невообразимо ценная для растущего карьериста, — вечерок с начальником… После третьей стопки "Казачьей Перцовой С Вишнями" Сухоручко сказал, сверля войсаула неопределимого наполнения взглядом, словно в стереоприцел разглядывал, то ли целясь, то ли просто заинтересовавшись… сказал: "Вижу я, Матвей, как ты иногда косишься на меня. Бывало, бывало, не юли… Это не страшно, вот не косился бы — хуже… Я тебе скажу сейчас, а ты запомни. Ведь очень просто! Да, я, адмирал Сухоручко, сукин сын. Но я — запомни, Матвей! — я сукин сын наш! Свой собственный, конечно, но и наш, правильный! Вот и думай. Я — тот, кто делает карьеру, одновременно делая историю… Наливай! И меня держись."

Сухоручко был не очень умен, как и все карьеристы. Но он обладал неизмеримо более важным качеством — чутье и скорость реакции его были беспредельными. "Галактика — очень зыбкая вещь, — говорил Сухоручко. — Мир очень плохо плавает, если представить мир пловцом по божьему океану. Такие как я — нас немного — мы отмели, оказывающиеся под ногами пловца, когда он уже захлебывается. Просто я не отказываюсь от медалей за спасение утопающих, вот и все…"

Кребень никогда никого не боялся. Но сейчас он испытывал неуверенность, ибо предстоял очень серьезный разговор.

— Кребень! — сказал адмирал, проходя к своему креслу и попутно мельком указывая войсаулу на стул. — Ну-ка, сядь и, мать твою за ногу, объясни мне, что же произошло? Был выстрел, или нет, так его и так?

— Мой человек утверждает, что не было. Там какая-то дикая случайность, господин адмирал.

— То есть прогадили бандиты операцию?

— А это, господин адмирал, вопрос сложный. Судите сами. Операция подготовлена, вероятность успеха громадная. За несколько секунд телохранитель явно что-то почуял, но Ларкин была перекрыта со всех сторон — она неминуемо погибала, в любом случае.

— Кребень! — сказал Сухоручко. — Если ты ждешь разноса от дурака-начальника, то ты сам дурак. Цель поражена, все остальное — уже детали. Я тебя даже за службу готов поблагодарить, но! Детали деталями, но я тебя, как специалиста, спрашиваю: нет ли оснований для расторжения договора с бандитами? Очень уж огромные деньги.

Кребень ждал этого. Ответ был готов, но явно не тот, которого хотел адмирал.

— Как специалист, господин адмирал, могу рекомендовать одно: сполна и в срок расплатиться.

— Твою мать! — заревел Сухоручко. — Но не стреляли же они!

— Но они были готовы, и, без всякого сомнения, выстрел был бы точным. Господин адмирал, не то нынче время, чтобы затевать с Корпорацией склоку. Ей-богу.

Сухоручко помолчал.

— А, — сказал он, — я понял. Боишься, что, как ты выразился, склоку, я повешу на уши тебе? По принципу: начал — заканчивай?

Кребень признался себе, что Сухоручко смотрит в корень. Основания не платить были налицо. Выстрела не было, клиент на встречу не явился. Никто заказ не перехватывал. Однако, Кребень ясно видел последствия: бандит, не получивший ожидаемого, — непредсказуем, тем более, когда речь идет о таких деньгах. Первое, что отказывает в подобной ситуации — здравый смысл. Ни в чем не виноватые непосредственные исполнители покушения сейчас, вероятно, уже мертвы, как прогадившие и не оправдавшие. Все так. Но Кребень действительно не хотел заниматься сейчас делом, не стоившим после смерти генерала Ларкин выеденного яйца. Сухоручко смотрел в самую тютельку.