Отец ребенка - Елена Сапожникова

— Ты? — недоуменно протянул он. — Пришла откупать грехи? Значит, все, что говорила мама, — правда?

— Ты о чем? — пробормотала она непослушными губами, заранее зная ответ.

— Не притворяйся, — просипел он внезапно севшим голосом и сильно тряхнул ее за плечи. — От кого ребенок, стерва?

— Разве твоя мама не посвятила тебя во все? — тупо глядя перед собой, переспросила Оксана. Он не ответил, только тихо-тихо выругался. Потом повисло молчание, разжижаемое воем и свистом ветра. Оксана уже поняла, что возврата к прежней безмятежной жизни не будет, даже если он простит ее, а она очень хотела, чтобы простил, происшедшее всегда будет стоять между ними. — Валера, — она сделала робкую попытку оправдаться, — все совсем не так.

Но он не захотел ее слушать и закрыл ей рот и нос своей ладонью, перекрывая доступ воздуха.

— Может, убить тебя? — как-то буднично спросил он.

Она подняла на него затравленный взгляд. Нервы были как натянутая струна, казалось, еще чуть-чуть — и лопнут. Его глаза стали колюче-ледяными, кривоватая улыбка будто наклеилась на губы, исказив лицо и сделав его ужасным в своей неподвижности. Скорее даже не улыбка, самый настоящий оскал дикого зверя, готового безжалостно порвать свою добычу. Ей стало по-настоящему страшно. Казалось, что она стоит на зыбучем песке, который неумолимо засасывает ее в себя, погребает заживо, стискивает в стальных объятиях так, что невозможно вздохнуть. Ей хотелось кричать, визжать от ужаса, топать ногами, выть, вопить, рвать на себе волосы от отчаяния, но она стояла затаив дыхание, окаменевшая как истукан. Дыхание, перекрытое ладонью мужа, затруднял еще и выросший в горле огромный ком. Ей казалось — еще чуть-чуть, и ее разорвет от невыносимого напряжения. Слез не было. В глазах плескался дикий страх. Она испугалась его. Лучше бы он кричал, скандалил, но этот тихий, спокойный голос, который так буднично сказал об убийстве, напугал до жути. Угроза прозвучала так обыденно, словно убийство для него было нормальным занятием, таким же, как ежедневная газета, которую он просматривал вечером перед телевизором.

— Убить бы тебя, да жизнь ломать из-за шлюхи не хочется. Живи и будь счастлива, если сможешь. — Он оттолкнул ее от себя с силой, так что она не смогла устоять на ногах и опять упала в сугроб. Этот толчок был единственной вспышкой ярости, которую он позволил себе. Он брезгливо отряхнул руки, словно прикосновение к Оксане вымазало их чем-то нечистым. — Я ведь тебя боготворил, — как-то глухо обронил на прощание. Слова ему дались с огромным трудом. Несколько секунд он смотрел на нее. Потом повернулся и, чуть сгорбившись, стал уходить.

— Валера! Не бросай меня! Я люблю тебя! — импульсивно, с неистовым отчаянием закричала Оксана.

Но он даже не остановился. Как-то отрешенно отмахнулся, словно эти слова были досадным камнем, летящим в него, и почти побежал прочь.

— Валера!!! Валера!!! Валера!!!

Она потеряла счет времени. Голос постепенно охрип и ослаб, из груди вырывались тихие всхлипы и стоны, но на зов так никто и не отозвался, кроме ветра. Он сочувственно завывал вместе с Оксаной, свистел вместе с ней от отчаяния и продолжал исступленно сражаться со снегом. Ее почти замело, но она не замечала. Ей было так плохо, так скверно, как не было еще никогда в жизни. Боли было слишком много. Из-за нее не хотелось жить. Боль огненным комом поселилась в груди и постепенно выжигала все внутри, причиняя немыслимые страдания. Оксана не чувствовала холода, не чувствовала слез, которые уже образовали ледяную дорожку на щеках, не чувствовала закоченевших пальцев, она не чувствовала ничего, кроме этой саднящей боли.

Лицо стало страшным. Бледно-серое, с прихваченными морозом щеками, за ночь они покраснели и распухли. Под глазами залегли огромные тени, губы пересохли и, потрескавшись, кровоточили, нос заострился. Домой она вернулась глубокой ночью. Общественный транспорт уже не ходил. Ей повезло, попалось одиноко стоящее такси. Сначала водитель ни в какую не хотел везти ее, даже пытался вытолкать из машины, но она достала из кармана заветную бумажку — деньги ее в парке никому не понадобились, — и он смилостивился. Даже пытался ее разговорить, но она посмотрела на него тусклым, как старое зеркало с осыпавшейся амальгамой, взглядом и надтреснутым голосом прошептала:

— Извините, мне сейчас не до этого.

Он только тогда заметил, что по ее неподвижному лицу как-то самопроизвольно катятся слезы: быстро-быстро, горохом выпадая из неподвижных глаз, горькие и прозрачные.

Он понял мгновенно, что у этой странно одетой женщины произошло что-то ужасное, и всю оставшуюся дорогу молчал. Даже когда машина натужно ревела на занесенных улицах, стараясь преодолеть снежные завалы, едва шевелил губами, виртуозно матерясь. Он даже отдал ей сдачу, когда довез до места, хотя сначала и думать об этом не собирался. «Что я, нелюдь какой, в горе человека обирать», — грубо сказал он сам себе.

Она еле сняла вчера верхнюю одежду и бросила ее валяться в прихожей, не в силах прибрать. И если все это время в душе теплилась смутная надежда, что Валера ждет ее дома и еще не все потеряно, то, зайдя в квартиру, она умерла окончательно. Ей придется научиться жить без него. Нельзя позволять себе распускаться. Именно сейчас, когда только от нее зависит будущее ее ребенка. Такого долгожданного, полученного весьма дорогой ценой.

На душе у Оксаны немного потеплело. Она любила малыша, несмотря ни на что. Он это чувствовал и тоже своеобразно проявлял о ней заботу. Тогда в парке именно он своими толчками заставил ее подняться и побрести домой, хотя она почти уснула, заметенная снегом.

Сегодня она встала в девять. Поднялась через силу: все тело болело. Не расчесываясь, собрала спутанные волосы крабиком и прямо в пижаме пошаркала в ванную. Невероятно долго рассматривала себя в зеркало, поражаясь собственной опрометчивости. Потом набрала тепловатую воду в ладошки и осторожно плеснула на лицо. Обмороженную кожу неприятно защипало. Она еще несколько раз проделала эту процедуру, стараясь не касаться лица руками, с грехом пополам почистила зубы и промокнула кожу полотенцем. Наверное, надо смазать лицо, но только чем? Как бы не сделать хуже.

Хотя… куда там хуже. Из зеркала смотрела такая страшная рожа, что ее и лицом-то трудно было назвать.

Она достала из шкафчика в прихожей коробку, в которой хранила лекарства, принялась перебирать флаконы и тюбики с мазью, внимательно перечитывая инструкции к применению. Долго разглядывала антимикробный гель «Аполло», отложила в сторону. Если не найдется ничего лучше, можно попробовать нанести его. Во всяком случае, написано, что он обладает охлаждающим и обезболивающим действием. Но он противопоказан детям младше семи месяцев. Наверное, все же не стоит рисковать здоровьем малыша. Переложив еще пару упаковок с таблетками, Оксана увидела крем «Спасатель». Вот о нем-то стоило вспомнить в первую очередь! Его действие она испытала на себе еще год назад. Оксана тогда жутко опаздывала на работу и в спешке неудачно уронила раскаленную плойку на оголенную шею. Ожог был страшенный, но благодаря этому снадобью прошел за неделю, не оставив даже шрама.