Последний ученик магистра - Корж Сергей

– А из остатка мы сделаем шампур, – пробормотал я. Все в дело, все в дело, никаких отходов! Экономика должна быть безотходной! Парные шпаги носились не на перевязи, а на ремне, «брат» на левом боку, «сестра» на правом. Старый ремень предка был безнадежно испорчен, поэтому мне в первом же городе надо будет озаботиться его приобретением. Но вот, кажется, все готово – «сестра» в левой руке, берем в правую «брата», и поехали! Удар-защита, укол еще раз, обводка, укол «братом» из положения длинного шага с приседанием на одно колено. «Сестрой» отбить попытку приблизиться, «братом» поймать в ловушку шпагу противника, «сестрой» мгновенный укол. Победа. Бой на шпагах скоротечен, это в кино герои полфильма машут клинками, на самом деле два-три удара для разведки манеры боя – и завершающий контрукол. Все!

Пару раз в прошлой жизни я наблюдал по телевизору соревнования шпажистов. И задавал себе вопрос: где, скажите на милость, эффектные реверансы, томные взмахи шляпой, картинные удары крест-накрест клинками? Реальная атака длится пять вздохов. Получалось, Миронов был прав, распевая алгоритм атаки. Только вслушайтесь: «Вжик, вжик, вжик – уноси готовенького». Атака, защита, выпад, смертельный укол! Мои экзерциции с оружием прервал запах подгорающей каши. Вложил шпаги в ножны, а теперь я постоянно носил оружие при себе, ибо одним из правил дуэли было: ты дерешься тем оружием, которое при тебе. Мое: «Эй, там, кто-нибудь, принесите мне шпагу из лодки» – в следующий раз могло не пройти.

Кинулся спасать кашу. На мое счастье, процесс не зашел столь далеко, чтобы выбросить все в реку, подгорела лишь небольшая часть, удалив которую, я съел остальное без остатка, запив все это добрым глотком сухого вина.

– Что теперь? Магия или энциклопедия? Брошу монетку.

Подброшенный мною щелчком медяк на землю не упал. Что за хрень? Я глянул вверх. На ветке сидела четырехногая сорока. В клюве она держала мою монету и глядела на меня сверху с немым вопросом в глазах: «А еще одну бросить слабо?» Я повелся и бросил еще одну монетку. Пока я рылся в кошельке, сорока переложила монетку из клюва в одну из четырех ног и следующую монетку цапнула клювом. Опять переложила, и снова сцена ожидания. На что я, усмехнувшись, ответил:

– А в клюв?

На что сорока тут же затрещала:

– Лассард, лассард (жадина).

– Лети-лети, балаболка, дураки кончились здесь монетку назад, – ответил я ей.

Сорока замолчала, и в ее взгляде я прочитал ухмылку: «Здесь, может, и кончились, но свою пару монет в день я имею».

В общем, посыл судьбы я понял и принялся за книгу, в конце концов, магией можно заняться и в сумерках.

– Итак, на чем я остановился? Один из трех континетов занимали орки. Континент размерами с земную Австралию представлял собой ровную в известном смысле поверхность земли, именуемую степью и переходящую в полупустыню и пустыню. Одна река, пересекающая континент и берущая начало в вершинах старых потухших вулканов, и практически полное отсутствие леса. Это и спасло человечество от истребления. Пересечь океан на лодках, сделанных из ребер и шкуры гигантской акулы, пробовали не раз и не два, но успеха за тысячелетие никто из орков не достиг. Сначала орки, сбежавшие со своим шаманом из еще большей задницы, съели всех крупных животных, потом мелких, потом начали жрать друг друга. Их общество деградировало, но шаманы еще лелеяли надежду шагнуть если не через Пелену, то хотя бы на другой континент. Кое-какие знания они сохранили, но амулет древнего шамана был утерян, и теперь, даже собравшись все вместе перед своим идолом и камлая до исступления, шаманы максимум, что могли сделать, это перебросить двух-трех подростков или одного взрослого орка для погони за раненым магом в надежде вернуть амулет.

– Надеюсь, дерево-страж – это серьезный аргумент. Что-то мне не хотелось встречаться с неандертальцами-переростками. Машинально перелистывая книгу, я задумался о своем будущем. Да, научиться владеть шпагой в одной из лучших школ королевства хорошо, научиться магии под руководством такого учителя, как магистр ван Бара, прекрасно. А дальше-то что? Сделать карьеру военного? Пройти путь от солдата до маршала? Ученого? Прожить жизнь в поисках формулы какого-то горчичника? Изобрести им паровоз, что ли? Кстати, это мысль. Допустим, не паровоз в прямом смысле этого слова, а механизм, работающий на смеси магии и механики.

Что у них с механикой? Что пишет по этому поводу мэтр? Итак, архимедов винт известен, зубчатое колесо известно, волочение проволоки через фильеры тоже. Чугун, бронза, сталь – есть. Уже веселей. Мне кажется, этот мир ждал именно меня. Алхимия. Что мы имеем? Щелочь, тройка кислот, опыты с ртутью, черный порох, стекловарение в зачаточном состоянии, никак не нащупают состав. Кстати, теперь уже мое зеркало стоит бешеных денег – золотой за квадратный сантиметр. Я Крез, Ротшильд, Морган и Чубайс в одном флаконе. Знания моего мира и магия этого – наше все! И магия Земли в первую очередь!

Захлопнув виртуальный справочник, я вызвал в воображении схему-ключ стихии Земли, направил ладонь на песок, поднес язык пламени – между ладонью с растопыренными пальцами и поверхностью песка возникло марево. Провел ладонью вокруг себя, отступил на шаг, чтобы посмотреть на результаты работы стихии, и обнаружил, что подошвы сапог вдруг встали на невесть откуда взявшуюся каменную полоску грунта. Ого! Да я, оказывается, и дорожки мостить умею не хуже молдаван, а может, и лучше.

Проделал несколько пассов в разные стороны, прошелся вокруг кострища, сделал дорожку до хижины, там «уложил» плитку. Попробовал воздействие стихии на корягу-кресло. Скрипя остатками коры и трещинами, дерево уплотнилось и разгладилось, казалось, его сделали из мрамора. Фух, выдохнул я воздух. На протяжении всего взаимодействия со стихией я дышал, как говорится, через раз. Огляделся. Неблестяще. Да, дорожки были обозначены твердой поверхностью, но, во-первых, они были непрямолинейны, а что называется, «как бык поссал». Кроме того, уплотнение сохранило рельеф площадки. До молдаван мне было еще учиться и учиться. Единственное, что мне удалось, – это кресло. Теперь я мог сесть на него, облокотиться, не рискуя вогнать себе занозу.

Для полного счастья мне не хватало стола.

– Надо попробовать его соорудить, – вслух продолжил я свою мысль. Очертив на песке круг диаметром около метра, я набросал в него плавника, несколько свежесрубленных веток дерева, десяток найденных створок раковин. В общем, попытался придать будущей столешнице какой-то вид. Бросив напоследок в центр какое-то перо, активировал ключ-схему и, присев на колени, придавил «маревом» заготовку. Не спеша пройдясь по проблемным пятнам пару лишних раз, я добился более или менее ровной поверхности, подковырнул кинжалом полусформировавшуюся столешницу, с трудом перевернул ее и проделал те же операции с обратной стороной диска.

– А вот сейчас действительно круто!

Полюбовавшись на дело рук своих, стал оглядываться в поисках будущих ножек для стола. Берег был пустынен, плавник, конечно, присутствовал, но не настолько он был толст, чтобы соответствовать моим задумкам. Груда камней, свалившихся с высокого уступа, привлекла мое внимание. Подошел, оглядел. Как придать этим гранитным обломкам вид ножек стола? Только расплавив их и вылив расплавленную массу в форму. К таким подвигам я не был готов. Поэтому, вернувшись к столешнице, нагреб длинный холм песка и, уже привычно запустив стихию, принялся формировать из него столбик. Помучившись с первой ножкой, я учел свои ошибки, и три остальные ножки, что называется, вылетели из под моих рук, как три молодца́, одинаковых с лица.

Установил их и с трудом водрузил столешницу. Дело в том, что декоративный слой из плавника получился тонким, около пяти миллиметров, остальные два сантиметра занимал бывший двадцатисантиметровый слой песка и гальки, утрамбованный магией в монолит. Тем не менее стол получился на славу. Тут же достал мешок с продуктами, соорудил себе бутерброд с колбаской и усугубил сей натюрморт полубутылкой вина.