И только лошади летают вдохновенно - Екатерина Кастрицкая

Новая левада, новый денник и «боевое крещение»

Конь был в ударе! Во-первых, он по уши вывалялся в грязи (причем в буквальном смысле по уши), а потом… Ну, по-всякому мы, конечно, могли веселиться, но такое в исполнении Рыжего увидеть доводилось нечасто. Прыжки, свечки, пробежки и неуемная жажда общения — и все это долго-долго… А я еще, помню, кому-то рассказывала, что моя лошадь «не бесючая».

А еще нас ждал приятный сюрприз. Нам гордо продемонстрировали вторую (практически, персонально нашу) леваду. Гулять один там Рыжуль, конечно, не стал — она расположилась обособленно, закрыто с трех сторон, а он не очень спокойно чувствовал себя в одиночестве, значит, нужен был или компаньон-лошадь (на что нам так никого и не удалось уговорить — не стабунивают они лошадей), или человечек рядом, но зато там можно было спокойно заниматься.

Во время лошадиного обеда меня с заговорщическим видом ждала возле Рыжулиного денника Инна. И позвала в красную конюшню, расположенную отдельно, где стояли все «ее» лошади.

— Послушайте, — зашептала она, — вот этот денник освобождается на днях. Давайте сюда Рыжулю переставим! Этот денник ведь лучше!

Денник действительно был лучше. Во-первых, намного больше (примерно 4 на 4 метра), во-вторых, светлее, и, в-третьих, сама конюшня была тише, чище, меньше и вообще уютнее.

Директор, однако, на это соглашаться не пожелал. Мы расстроились, конечно, но ничего не поделаешь. Да и понять их можно — в первую очередь думают о своих лошадях, а не о частных, а Рыжуль — не самый крупный экземпляр.

Но на следующий день, приехав в Зазерье и ткнувшись в знакомый денник, я обнаружила там… Чабреца.

— А… где моя лошадь? — изумленно спросила я у сторожа.

— Ой, они вчера лошадей переставляли, наверное, и его перевели. Посмотрите в дальней конюшне!

И точно — Рыжуль обнаружился в той самой красной конюшне в том самом «лучшем» деннике. Нет, с конюхом нам определенно повезло!

А еще… еще у меня появилась первая «лошадиная» травма! Уже потом я хихикала, что, когда осенью попала в больницу, первый вопрос знакомых-лошадников был: что, конь? А я всем отвечала, что МОЙ конь на такое не способен. Хотя по-честному, Рыжий-то, в общем, и в этот раз был не при чем — сама виновата.

В леваде он решил покачаться, а место выбрал не самое подходящее — как раз возле ограды, и я попросила его ТАМ этого не делать (мало ли — травмируется еще). Но поскольку Рыжуль к тому времени, как я подошла к нему, уже успел лечь, для того, чтобы подняться, ему, естественно, пришлось выпрямить передние ноги. И его копыто в ходе этого процесса встретилось с моей правой ногой.

Сначала было не очень больно — мы даже побегали еще вместе. Конкретно болеть нога стала уже на подходе домой. Кажется, ноги — вообще мое слабое место…

А мы держимся!

Сырой и промозглый ноябрь 2006-го. Каждый год одно и то же. «Неблагоприятные условия для людей с респираторными заболеваниями», — бесстрастно сообщает метеослужба. У нас вообще неблагоприятный климат. Для людей с заболеваниями… А для лошадей?

В Минске еще терпимо, но, выезжая на Могилевское шоссе, падаешь в молоко и мгновенно теряешь ориентацию в пространстве. Машина двигается почти на ощупь. Думаешь только, как бы не проскочить поворот… И чувствуешь себя героем известного мультфильма.

«Здравствуй, лошадь!» — говорю вслух. А мысленно спрашиваю: как ты сегодня? Рыжий — ничего, держится. Но я все равно боюсь… Уже год прошел после последнего приступа, а я каждый раз еду навестить свою лошадь — и думаю: что меня ждет сегодня? Удушающий страх не отпускает. И каждый раз сердце бешено колотится, а дыхание замирает. Потому что — эмфизема, говорят, не лечится. Значит, приступы могут вернуться. Мой самый частый ночной кошмар — задыхающаяся от непрерывного кашля лошадь, отвернувшись от еды, тоскливо отходит в дальний угол денника, словно прячась от нас, словно стесняясь своей слабости.

Самый пугающий кошмар — потому что самый реальный. Еще год назад так было на самом деле. Еще год назад мне хотелось плакать от собственного бессилия, а в голову лезли нехорошие мысли. Ну какая же я дура, ну зачем мне понадобился насквозь больной конь?! Ведь с ним не было связано ничего в моей жизни — кроме этого самого чувства бессилия! Наверное, именно так зарождается любовь. Не за что-то — а вопреки всему остальному. Например, вопреки прогнозам врачей. Когда остаешься с чем-то один на один, хотя бы даже с болезнью. «Он же инвалид! Он не переживет эту зиму! Ну ЗАЧЕМ вы мучаете лошадь?!» — говорили они и уговаривали… не буду, не хочу вспоминать, на что уговаривали. А Рыжий — он молодец, он — держится! Наверное, он знает, как нужен мне…

Но я все равно боюсь. И каждый раз замираю перед входом в конюшню, прислушиваясь — не раздастся ли этот ненавистный лающий звук.

Но все не так плохо. И наша жизнь состоит из маленьких радостей. Новый денник — где просторнее и светлее, выше потолки, а значит — больше воздуха. Отремонтированная левада. Прививка от гриппа, после которой ему не стало хуже! Пока? Я не знаю… Зато теперь я знаю, что такое счастье. Тот, кто не пережил этого, никогда не поймет, как это здорово — когда лошадь просто может дышать!

Анималотерапия по-нашенски: как это было

В том же 2006 году я работала в SOS — Детских деревнях. Должность солидно назвалась «советник по качеству опеки, координатор молодежных и образовательных программ», а по сути, как выразилась одна из SOS — мам — «адвокат детей».

И однажды позвонила Марина, психолог SOS Детской деревни, и спросила:

— Катя, я слышала, вы анималотерапией занимались?

— Ну да, было дело, — не стала отпираться я.

— У меня просьба. Не могли бы вы помочь семье О. Л.? Вы же знаете, что у них ситуация непростая, а она слышала про этот метод и загорелась.

Я, честно говоря, загорелась не сильно. Хотя анималотерапией на тот момент занималась давно и много, но не на своей территории и не со своими зверями. Из моих «терапевтом» работал только Бим, а его к тому времени уже не было с нами. Рыжулина я в этой роли не очень-то представляла, да и вообще именно к иппотерапии как ответвлению метода относилась тогда достаточно скептически.

Но затем