Двадцать три часа (СИ) - Брэйн Даниэль

Легков сел на электричку и поехал на работу. Возможно, он как-то объяснил свое отсутствие или попросил подменить себя на время, найдя важный для сменщика повод. Плотникова сидела в ОВД, опера бегали по городу. Где-то находился и ребенок, и это было сейчас самым важным.

Юрка перевернулся на другой бок. Подумал и поджал ноги: «Хрен с ним».

Спланировано все было довольно грубо, с расчетом на какой-то киношный эпатаж. Юрке захотелось встать, выйти в коридор, спросить, когда привезут Легкова, а потом совершенно некорректно, как совсем не подобает полицейскому, дать тому в рыло просто потому, что было обидно: их держали за дурачков.

И не давала покоя мысль: зачем?

Зачем отец и мать, пусть небогатые, но вполне благополучные люди, инсценировали похищение годовалого ребенка? Зачем — или почему? Для сбора денег в соцсети? Но народ делится на две части: одни все равно не дают, по разным причинам, другие дают, наплевав на любые доводы. Первых больше не будет, даже если повесить фотографии материалов дела. Вторым достаточно плаксивого поста матери. Но это если инсценировка похищения была как цель. А если как причина? Кому-то задолжали? Нужно было привлечь к себе внимание полиции, а как к потерпевшим это было сделать лучше всего, безопаснее, надежнее? Хотели кого-то разжалобить? Или, может быть, спрятать ребенка? Плотникова и Легков действовали сообща, но вряд ли причиной были они оба сразу. И скорее Легков, чем Плотникова, юридически мать-одиночка, без работы и образования, без особого круга знакомых в Селезнево. Вряд ли все это было ради каприза, больше похоже на акт отчаяния.

И кому мог так насолить охранник, учитывая, что в большинстве коммерческих фирм эта должность такая же номинальная, как какой-нибудь менеджер по рекламе: в штатном расписании есть, зарплата иногда даже платится, результат от присутствия нулевой. В те времена, когда Юрка был еще студентом-программистом и подрабатывал сисадмином, он всегда удивлялся, до каких пределов могут раздуть коммерсанты свой штат. Схема была, как правило, неизменна и строилась по принципу «как один мужик семерых генералов прокормил». Охранник относился всегда к генералам, деньги какие-никакие, но получал, а потому исполнять обязанности не слишком рвался...

Выходит, Легков проявил где-то слишком большое усердие, чем вызвал чей-то начальственный гнев? Задержал на проходной заместителя директора с только что купленным принтером? Застукал начальника отдела продаж с секретаршей?

«Да бред!»

Подобные мотивы Юрку не устраивали. Они годились для телешоу, но, увы, в жизни ценности не имели. Среднестатистический телезритель еще искренне верит в современного Монте-Кристо и наивно считает, что где-то водится бескорыстный дурачок д’Артаньян. Ему показывают абсолютную фигню про несчастную мать, голыми руками убившую олигарха вместе с трижды профессиональной охраной ради миллиардного наследства, — для лечения больного ребенка, конечно; на самом деле телезрителю вместе с этими соплями продают ненужную ему бытовую технику в кредит и чудо-средство для роста волос на глазах. В реальной жизни пойманное на горячем начальство сунуло бы Легкову от пятисот рублей до десяти тысяч, в зависимости от того, что тому случилось бы наблюдать, а при попытке шантажа то же начальство дало бы в зубы трудовую книжку и велело валить на все четыре стороны...

Тогда что?

Юрка сел на диване. Всему этому идиотскому спектаклю должно было быть объяснение. Простое, незамысловатое, возможно, столь же нелепое, как и сама инсценировка...

Что-то крутилось у него в голове, но что именно — уставший напрочь Юрка ухватить не мог. Он вздохнул, лег, накрылся тонким одеялом и с наслаждением вытянул ноги.

Под жужжание кулера он снова обходил квартиры и говорил со свидетелями. Танечка, Якушев и Лукреция, жильцы домов близ «Елочки»... Майя, глухая бабка, Вера Игоревна, крысообразный мужичок, какие-то прочие лица, слившиеся в одно, не слишком трезвое...

Пустая квартира. Юрка почему-то снова стоял там, но уже при дневном свете, и все виделось ему как будто со стороны. Квартира, в которой был ребенок — и нет ребенка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Если я могу вам хоть что-то сказать, — услышал он голос Веры Игоревны, — так это то, что последнюю неделю, может, чуть больше или меньше, у них было очень тихо. Возможно, никого из них не было дома.

— Как их могло не быть? — обернулся к ней Юрка. — Может, Плотникова уезжала в Гусь?

Но тут же вспомнил показания других свидетелей, что Плотникова гуляла с ребенком. А Вера Игоревна пожала плечами. Она была почему-то в медицинском халате и шапочке.

— Последний раз орали неделю назад, — откуда-то из-за ее спины сказала Майя. — Потом было тихо. Тогда я уже думала вас вызывать, спать вообще невозможно было. И ребенок реветь начал, но они все как-то внезапно заткнулись.

Юрка осмотрелся. Майя и Вера Игоревна куда-то исчезли.

Неделю назад. Достаточно времени, чтобы постирать и убрать детские вещи, разобрать кроватку...

Оставить коляску, чтобы потом с ее помощью инсценировать похищение.

Ребенок исчез неделю назад. Но куда? Ребенок в таком возрасте, может быть, не так уж и сильно нуждается в матери, и в кроватку его можно положить с собой рядом, но коляска, разве не нужна для годовалого ребенка коляска? Легков и Плотникова не настолько богаты, чтобы выложить за зимнюю прогулочную коляску, даже бэушную, восемь-десять тысяч рублей. Кто согласится взять ребенка, пусть даже спрятать, пусть даже за деньги, без коляски?

Возможно, кто-то, у кого осталась коляска. Кто-то, кому все равно ребенка некуда возить. Родственники из Гуся?..

Но Плотникова не могла считать полицию за полных дураков. Или могла?

Юрка почувствовал, как разболелась голова. Ощущение было странным, как будто боль ему передавалась, а была не его собственной, ее хотелось взять в руку и стряхнуть. Юрка водил пятерней по голове, но ничего не получалось.

— А в Гусь уже кто-нибудь поехал? — спросил Юрка. Ему никто не ответил. — Есть кто?

Тишина. Только журчала вода.

— Если ребенок где-то спрятан, то родители им доверяют! Эй! Слышите? Они спокойно трахались перед тем, как пойти с коляской по городу. И всю неделю гуляли с пустой коляской.

«Наверное», — добавил Юрка. Потому что ни он, ни Латугников не подумали, что кроватка могла просто сломаться.

И все-таки были «но».

Ребенок не был на учете у патронажной сестры, или как там называется все это медицинское дело. Его никто и не хватился бы, если бы не инсценировка похищения.

А кто вообще в здравом уме будет похищать годовалого ребенка? Даже с целью шантажа или вымогательства? Это имело бы смысл, если бы с родителей возможно было стребовать пару-тройку миллионов, да лучше и не рублей. А если Легков и правда где-то начудил, то не проще похитить хотя бы Плотникову? Ее не надо кормить по часам, можно не бояться сквозняков, ей не нужна нянька, и вместо памперса ей можно поставить ведро. А на голову надеть мешок — все равно она ничего не скажет. А логичнее всего просто пригрозить Легкову увольнением: ну не растрату же бюджетных средств мог обнаружить простой охранник? Тут и ревизоры с тремя высшими образованиями не всегда находят концы.

— Проще, все это проще, — сказал сам себе Юрка. — И Красин с Никольским не считают, что это вымогательство.

Но тогда почему Плотникова все еще в ОВД? Он, Юрка, опять в этой квартире, а она все еще в ОВД?

«А ведь у них даже компьютера нет», — сообразил Юрка.

— Объявления! Витек, объявления надо проверить! — сказал он вошедшему Лагутникову. — Они могли подавать объявления!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ты что, блин, оракул? — скорчил рожу Лагутников. Голос его шел откуда-то издалека. Юрка так удивился, что даже проснулся.

За окном серело. Одеяло сползло на пол, компьютер давно погас. В кресле, облокотившись на стол всем телом, спал Андрей Ермолаев. Утро ласково гладило его по блестящей лысине.

Лагутников устало смотрел на Андрея, и в руках он держал газету.