Вне зоны доступа - Вита Витренко

Из Крыма я вернулась свободной и окрыленной. На звонки Павла даже не отвечала: первое время он еще пытался восстановить отношения. А вскоре я встретила Андрея. Ему тоже было 27, он тоже был одинок, и ему так же не хватало меня, как мне — его. Мы вцепились друг в друга с такой силой, что стало понятно: это судьба, и ничего тут не попишешь. Его голубые глаза и ямочки на щеках чем-то неуловимо напоминали Валеру. И я думала о том, что с ним буду так же счастлива, как тогда были счастливы эти двое.

А через год я встретила Свету. Гуляя по центру Киева, мы с Андреем забрели в Природоведческий музей. В детстве меня туда часто водил отец, биолог. Мы приходили в музей на целый день: исследовали несколько этажей, съедали по бутерброду, потом неспешно досматривали экспозицию, и те выходные были самыми яркими в моей жизни. Теперь же захотелось разделить минуты детского счастья с любимым человеком. Я даже пыталась вспомнить папины объяснения!

Рассматривая чудесной расцветки тропических птиц, я прямо перед собой увидела женщину, которую не сразу признала. Со «взрослой» высокой прической, в темном ажурном свитере, с уставшими глазами, она совсем не была похожа на то светящееся от счастья создание, которое я видела в Крыму. Я узнала Свету только благодаря веснушкам… Она держала за руку милую девчушку лет пяти, с рыжими кудряшками, собранными в два смешных хвостика, одетую в зеленый комбинезон с дракончиками. «Это колибри, доченька», — говорила она ей. «Света!» — закричала я, не скрывая радости. И чуть было не добавила: «А где Валера?». Но, наткнувшись на ее взгляд, я вдруг замерла и осеклась на полуслове. Тепло узнавания в них молниеносно сменилось страшным испугом, смешанным с мольбой. Света смотрела на меня и словно беззвучно просила: «Молчи». Сбитая с толку, я вцепилась в руку Андрея. Улыбка словно стекла с моего лица. И вдруг я увидела в двух шагах от моей крымской знакомой высокого полного мужчину в твидовом костюме, немолодого и строгого на вид. «Лиза, а ну-ка иди сюда, — позвал он рыжеволосую кнопку. — Посмотри на эту птичку. Сейчас папа прочитает, как она называется»… В этот момент всему нашлось объяснение. И той Светиной истерике в горах, и печальному Валериному взгляду, которым он иногда провожал любимую, и факту, что кольцо носила только Света.

В тот день я неистово любила Андрея. И думала о том, как же щедры ко мне небеса. Ибо самое большое счастье — быть рядом с тем, кого любишь. Смотреть на него, ежеминутно касаться, слышать его голос, засыпать в его объятиях, даже ссориться иногда — в шутку, несерьезно. Ведь вы все равно всегда будете вместе!

Жемчужная королева

Белый, розовой, желтоватый, черный с бронзовым отливом, идеально круглый, грушевидный, странной неправильной формы, мелкий и крупный — она могла перебирать нитки с жемчугом часами. Гладкие на ощупь, чуть прохладные, но быстро нагревающиеся от тепла ладоней жемчужины успокаивали ее и наполняли сердце светом. Все другие драгоценности оставляли ее равнодушной. И кроваво-красные рубины, и цвета кошачьих глаз изумруды, и даже сверкающие бриллианты казались ей холодными стекляшками, а жемчуг — он был живым. Отец-ювелир научил ее с первого взгляда отличать настоящие камни от подделки. Она могла определить, из какого региона привезена жемчужина, в чреве какого моллюска она созрела — о ее умении разбираться в жемчуге в ювелирных кругах ходили легенды. К ней на оценку везли жемчуг отовсюду — и этим она теперь зарабатывала, потому что не желала зависеть от родителей. Для нее это было действительно достижением, ведь она была не просто ребенком — а больным ребенком.

Ее диагноз состоял из трех букв — ДЦП. Эти три буквы означали: инвалидная коляска, специфическая нечеткая речь, косые взгляды окружающих. Ум, слава Богу, остался при ней — тут уж природа не пожадничала. А там то ли акушерка, помогая ее тельцу преодолеть препятствия на пути к свету, ошиблась, то ли мама сделала что-то не то — сейчас определить сложно. Да и зачем? Она уже есть, больное дитя, родительское бремя. Впрочем, сама Марта так не считала. Она радовалась той жизни, что получила, и, как могла, приспосабливалась к ней. Да, она не посещала школу, как ее брат и сестра. Но к ней приходил частный учитель, и ее знания были глубже и обширнее, чем у школьников: Макс и Лора всегда прибегали к ней, если нужно было решить сложную задачу по физике или математике. Она помогала, радуясь своей нужности, а их детские жестокие колкости она давно простила. Ей нравилось быть полезной. В домашних хлопотах толку от нее было мало, поэтому маминой помощницей Марта не стала. Зато стала папиной.

У нее была мечта: побывать на жемчужных приисках. И для здорового человека не слишком-то выполнимо, а что говорить о больной девочке? Даже попасть на борт лайнера было проблемой: увы, она родилась не в той стране, где инвалид считался полноценным членом общества. Но у нее был любящий отец, который и себе боялся признаться, что эта светлая во всех смыслах головушка, эти печальные голубые глаза, эти тонкие, слабые ручки и ножки, сквозь белую кожу которых просвечивались синие венки, — самое дорогое, что у него есть. Он, в отличие от ее матери, не видел в дочке обузы. Марта была для него соратником, другом — возможно, тем, кем не стала жена. Поэтому на 18-летие дочери он сделал царский подарок — организовал поездку на Красное море, где договорился с хозяином небольшого катера, что тот возьмет больную девочку на одни сутки в море — и неважно, сколько это стоило в зеленых бумажках. Его Марта могла теперь осуществить заветную мечту.

Никто не помнил ее такой счастливой. Улыбка не сходила с ее лица. Увы, папа сам не мог сопровождать ее в поездке — пришлось бы оставить магазин. Поэтому семья обратилась к дальнему родственнику, маявшемуся в поисках работы. Кандидатура была идеальной — крепкий сильный парень, чуть более 30, к тому же свой — можно не волноваться. Конечно, он искал не такую работу — возить девушку на инвалидной коляске и переносить из кресла в кресло, но щедрая плата компенсировала все моральные неудобства. Правда, парень долго не мог понять, зачем больную девушку везти так далеко, а тем более зачем платить за это такие деньги, но, по большому счету, это его не касалось — и папа при разговоре мягко ему на это намекнул. И вот уже Марта сидит на борту самолета, вся в предвкушении чего-то волшебного и прекрасного. Чего? Первого в жизни большого путешествия, любви, счастья? Она об этом не задумывалась.

По продуманному турфирмой маршруту в порт Марту вез автобус. Там ей предстояло попасть прямо на катер, где в компании ловцов жемчуга отправиться на прииски. И вот когда Давид, намучавшись и вспотев (температура воздуха приближалась к тридцати), вытащил Марту из автобуса, усадил в коляску и повез вдоль берега (сопровождающий из турфирмы волочился следом), Марта вдруг решила пройтись по песку. Она однажды была на море, в специальном лагере для детей с нарушением опорно-двигательного аппарата, но ей не понравилось быть вдали от семьи. А тут она увидела божественную красоту и захотела ощутить все сама — она могла ходить, но с опорой, и ей это было сложно. Марта сделала несколько шагов по песку, держась за плечо Давида, ее ноги увязли, запутались, ослушались — она упала. И тогда Марта уткнулась лицом прямо в раскаленный песок, нюхала его — он пах океаном, водорослями, рыбой, жемчугом — и была очень счастлива. Давид пытался ее поднять, но она не давалась, и только когда он сказал, что они опаздывают, собрала силы и встала.

На катере ее сразу же укачало. Давид сердился, но поделать ничего не мог. Марта не хотела есть, была бледно-зеленой. Ее вывели на палубу — и там она увидела молодого морячка, из местных, смуглого, худого, загорелого, с влажными оливковыми глазами, черными блестящими волосами и жемчужной улыбкой. Морячок тоже заметил светловолосого ангела, понял, что ангел болен, его сердце захлестнула жалость — и он улыбнулся Марте. У той сразу прошла тошнота, она не спускала с него глаз, и когда подъехали к рифу, шепнула Давиду (тот уже научился понимать ее странную речь), чтобы именно этот юноша достал ей со дна раковину. Давид на плохом английском изложил просьбу сопровождающему, а тот на хорошем местном наречии передал ее юноше. И Пауль, так звали мальчика, ласково улыбнувшись Марте, золотистой рыбкой рассек зеркальную гладь моря. Не было его достаточно долго. Марта знала, что истинные ловцы не пользуются аквалангами — вся надежда на мощь легких, и стала отсчитывать секунды. Наконец юноша вынырнул. Его смуглая кожа блестела от соленых капель. Он протянул Марте раковину, в которой наверняка пряталась жемчужинка и достал нож: хотел открыть моллюска сам. Но Марта запротестовала — схватилась за рукоятку ножа, их пальцы соприкоснулись, и ее обожгло.

Она загадала, что ей попадется черная жемчужина — ей непременно хотелось черную. И когда увидела в склизкой мякоти моллюска именно такую, вздрогнула от неожиданности. Там лежала не просто жемчужина, а королева жемчуга — огромная, идеально круглая. Марте хватило нескольких секунд, чтобы понять, сколько она стоит. Ловцам жемчуга тоже хватило этих секунд: они засуетились, зашумели — восторженно и обиженно, что такая красота досталась чужестранке. Вздрогнул сопровождающий, понимая всю пикантность ситуации, и лишь Давид оставался невозмутимым — он не знал цены жемчуга, для него это все было «бирюльками». А Марта держала жемчужину на ладони, гладила ее, грела, не могла оторваться от нее, зачарованная красотой, — и Пауль тоже смотрел на это чудо природы не в силах поверить, что именно он открыл его миру. Их глаза встретились, Марта покрылась румянцем и попросила увезти ее в каюту. Ей хотелось сказать «Спасибо!», но она испугалась, что парень не поймет ее странной речи, и решила — лучше быть невежей, чем посмешищем.