Марди и путешествие туда - Герман Мелвилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из похожей разновидности, но меньшего размера, с остроконечным носом, были алжирцы, так названные, вероятно, из-за их схожести с корсарами; они подстерегали мирную рыбу в экстерриториальных водах и поглощали её душу и тело своими большими пастями. Зверьё, как турки! Нужно призвать к Крестовому походу против них!
Помимо всех них, мы столкнулись с Убийцами и Молотами – безусловно, самыми энергичными и «мужественны ми» из всех имеющих плавники существ. Если кто-либо из их компании думает о нападении на левиафана в одиночку, тот не умнее морской свинки. Они травят монстра, как тореадор преследует быка. Убийцы хватают синего кита за его огромную тёмную нижнюю губу, а молоты впиваются в спину, избивая кита жилистыми хвостами. Часто они бросают преследование, взволновав потенциальную добычу до смерти. Хотя, по правде сказать, если левиафан отбивается, стряхивая их со своего ужасного хвоста, они буквально отлетают в воздух, как будто сброшенные с телячьего рога.
Этому нападению мы были свидетелями. Имел бы счастье видеть его и запечатлеть старый Вауверман, который когда-то нарисовал приманку для быка, воспользовавшись редкой возможностью для своего карандаша. И Гудин или Исби, возможно, использовали бы бурлящее море в своих картинах. Наконец, один из закатов Клода, увиденный им здесь, несомненно, снискал бы себе славу. О, поверьте мне, что божьи существа, сражающиеся плавник к плавнику в тысяче миль от земли, на арене, обрамлённой по кругу горизонтом, – это не позорная натура для написания шедевра.
Таковы некоторые из достопримечательностей большого Южного моря. Но есть одно сообщение для всех. Тихий океан так же густонаселён, как и Китай.
Глава XIV
Предчувствия Ярла
Однажды произошёл один случай. Мой славный Викинг открыл рот и заговорил. Чудо произошло в тот момент, когда он держал складной нож в руке, склонившись к средней части весла, где, как на ткацком станке, он вёл наш календарь плавания, насекая зарубки при каждом закате солнца. В течение приблизительно сорока восьми часов дующий мимо нас ветер был лёгким и переменным. Это породило подозрения, что его поток двигал нас к северу.
Теперь, отмечая происходящее, Ярл высказал мысль, что чем сильнее ветер, тем лучше; и если долгий штиль продлится, что, видимо, ожидается, то мы должны будем взяться за вёсла.
Взяться за наши вёсла! Как будто мы пересекали реку на пароме, а никакой не океан. Идея косвенно обозначила все возможные ужасы. Чтобы быть избавленным от них немедленно, я продолжил урезать наш дневной паёк. Для воплощения этого плана нет ничего лучше, чем затянуть наши пояса; хотя, часто повторяемый, этот план очень способен породить расстройство желудка, а это расстройство – совсем тоска.
Но что осталось из нашего запаса провизии? Вполне достаточно, чтобы удовлетворить свой аппетит, и мы не чувствовали ни малейшего беспокойства по этому поводу; наши запасы оказались более богатыми, чем мы ожидали. Но, любопытно сказать, мы нуждались в одном компоненте для нашей еды. Им являлась вода, яркая вода, прохладная, сверкающая вода, единственная, которой мы жаждали. И наши запасы её также сначала казались вполне достаточными. Но поскольку наше путешествие удлинилось, и бризы дули слабые, и успокаивались они быстро, идея быть лишёнными драгоценной жидкости превратилась в некую непродолжительную мономанию, особенно для Ярла.
Каждый час или два с молотком и долотом, вынутыми из коробки, он что-то чинил в бесценном бочонке, опуская вниз обручи до такого натяжения, что я думал, будто он разорвёт их совсем.
Затем он положил бочонок на днище в середине шлюпки, где всегда собирается морская вода. И как-то раз вскоре, погрузив в неё свой палец, мой Викинг обеспокоился тем, что эта морская вода оказалась на вкус менее солоноватой, чем та, что была рядом. Конечно, бочонок должен был протекать. Тогда он перевернул его влажной стороной вверх, и эта сторона быстро высохла. Тотчас же, вооружившись ножом, он мягко исследовал составные дощечки, покачивая головой, смотрел на верх, смотрел на низ, пробовал на вкус воду в основании шлюпки, потом морскую, затем поднимал один конец бочонка, потом другой, с каждым испытанием доводя утечку до прекращения, о котором он и мечтал. Но Ярл был бы полностью удовлетворён, если б бочонок отвечал ещё и акустическим требованиям. Но в действительности этого было так же трудно добиться, как выделать кожу для барабанов, которые бьются в Сьерра-Гордо. О! Ярл, Ярл: мне, держащемуся в тихой корме лодки и философствующему в эти моменты, твои старания стали наукой. Ты и твой бочонок были исследованы.
Помимо основного, у нас имелись два наполненных водой шлюпочных бочонка, о которых я ранее упоминал. Они использовались нами в начале путешествия. Мы хватали ртами бьющие из них свинцовые струи, очень много глотков три раза в день ввиду отсутствия каких-либо других средств измерения потребления. Но когда мы начали опустошать большой бочонок, у которого было только одно отверстие, хотя и очень большое, то, поверьте, делали очень много глотков за раз, ревниво посчитанных наблюдателем.
Этот план, однако, был хорош только в течение единственного дня; получаемая вода не достигала языка. Поэтому мы ежедневно переливали воду из большого бочонка в один из маленьких и пили уже оттуда. Но чтобы устранить поглощение, связанное с фильтрованием, мы, наконец, придумали кое-что получше – ботинок моего товарища, который, лишённый своей пяточной части и старательно ополоснутый в море, был превращён в удобный подвижный ковш. Его мы держали установленным в отверстии в крышке бочонка, дабы никто и никогда не смог бы дважды отпить воду.
Оловянная посуда передаёт аромат пиву, запах пеньковой трубки примешивается к табаку из Смирны, и изумлённый взгляд через зелёные очки считают обязательным для принятия заклада. Что тогда можно сказать о кожаном кубке для воды? Попробуйте это, вы, моряки, что нас слышат.
Однажды утром, черпая воду, Ярл выловил в своём ковше мёртвое насекомое; что-то вроде долгоножки, только больше и тучнее. Откуда оно взялось? Захлестнуло волной? Верьте этому или нет, но была произведена тщательная чистка из-за его цепких длинных ножек. Ковш был опустошён до самой последней капли, и даже тогда, раздумывая, честный Ярл не торопился выкидывать его за борт.
Для нашей кладовой мы не могли не запасти солёную говядину; она была сыра, как свежий абиссинский стейк, и солона, как в Кракове. Кроме того, нам не хотелось сравнивать себя с людоедами Фиджи. Мясо было далеко от того, чтобы быть «нежным, как у мертвеца». Мы могли, не задаваясь вопросом, есть только булочки: ведь, даже будучи на борту судна, моряки в тропиках всего лишь экономят на едоках.
И здесь позвольте не опускать предложения, которые сослужат самую ценную службу любому, кто в будущем потерпит кораблекрушение, или вообще мореходу в разных обстоятельствах. Не ешьте свою булочку сухой, но опустите её в море, которое сделает её больше и съедобней. Во время еды мы с Ярлом замачивали их и глотали: каждый на своей стороне шлюпки опускал свою булочку в морскую воду. Это действие позволяло мыть пальцы в конце нашей трапезы. В целом это не настолько плохо, в конце концов. Китайцы не дураки. В операции по созданию своего туалета до чего же удобно плавать в своём корыте!
Глава XV
Один стежок, сделанный вовремя, стоит девяти
Как принадлежащий к самому тихому и серьёзному виду людей, мой славный Викинг был образцом мастерового человека. Я знал, что в шлюпке после охоты на китов он оставил свёрнутый рулон материи, чтобы потом сшить из него шляпу. И, располагаясь в шлюпке неподвижно в течение получаса или часа в ожидании команд, его
