Покладистый Ложкин (Стихи, рассказы, фельетоны) - Вольт Суслов

- Наташей, - говорю. - Самсоновой.

- Ты что же, с ней вместе учишься?

- В одном классе.

Тётенька прямо цветёт в улыбке, глаза прищурила:

- Вы с ней, наверное, и в кино вместе ходите?

- Конечно, - говорю. - Если в школе культпоход, вместе ходим.

Тётенька ещё больше заулыбалась.

- Надо тебе помочь, - говорит. - Идём.

Вернулись мы в фотографию. Тётенька сразу куда-то за тёмную штору в другую комнатку юркнула, слышу - говорит :

- Аркадий Семёнович, можно вас на минуточку? Там к нам юный Ромео пожаловал. Так интересно!

Вот ненормальная! Какой я ей Ромео? Думает, я ничего не соображаю, и несёт всякую чушь!..

Вернулась она вместе с длинным-длинным дяденькой. Встал он рядом со мной и смотрит сверху, тоже улыбается:

- Гм... Значит, тебе нужен портрет?

- Очень нужен, - говорю. - Понимаете, такое дело...

- Понимаю, юноша, понимаю, - говорит. - Всё понимаю. И не надо ничего объяснять. И я был когда-то школьником!..

- Надо ему помочь, - напоминает тётенька.

- Конечно, - соглашается Аркадий Семёнович. - В таком деле помочь это же благородно! Возвышенно!

- Так снимете с витрины? - спрашиваю.

- Зачем снимать? - улыбается Аркадий Семёнович. - Пусть висит! Пусть на эту девушку люди любуются! Пусть все видят, какая она красивая!

Я растерялся.

- Как же так? - спрашиваю. - Вы же сами сказали: надо помочь.

- Надо помочь! Но не надо снимать. Я вам, дорогой юноша, отпечатаю дубликат! Такой же большой. Восемнадцать на двадцать четыре.

Вот это фокус!..

- Нет, - говорю. - Дубликата мне не надо. Мне тот нужен, с витрины.

- Да я вам ещё лучше сделаю! - сияет Аркадий Семёнович. - Дома на стенку повесите!

- Да не надо мне на стенку! - не выдержал я. - Она мне и в школе-то надоела хуже горькой редьки!

И тут все сразу кончили улыбаться. Аркадий Семёнович посмотрел на тётеньку, пожал плечами:

- Тогда я отказываюсь что-либо понимать...

- Что ты нам голову морочишь! - накинулась на меня тётенька. - Мы думали, он с благородными намерениями...

- Конечно, с благородными, - говорю. - Я же эту Самсониху спасти хочу, а вы её губите.

- Губите? - изогнулся ко мне Аркадий Семёнович. - Мы губим Самсониху?

- Факт! - говорю. - Она же зазналась. Стала плохо учиться, отрывается от коллектива. И вообще, у меня это - пионерское поручение. Меня сюда Марина Рубейчик послала.

- Так-так-так... - Аркадий Семёнович выпрямился и почесал подбородок. - Но при чём здесь портрет?

- Так ведь Самсониха теперь всем твердит, что она красивая,- объясняю, - что у неё внешние данные, что она будет сниматься в кино и география ей не нужна. А до этого она географию учила. Вы её этим портретом с толку сбили.

- Н-да... - Аркадий Семёнович взялся за тёмную штору, собираясь уходить. - Что будем делать, Лия Львовна? Общественность требует...

На следующий день я этот портрет в школу принёс. Показал Самсонихе.

- Вот, - говорю. - Если двойки не исправишь, висеть ему в стенгазете.

Самсониха, конечно: "Отдай!", и "Андрюшенька", и "миленький", и "хорошенький". Только на меня все эти ласкательные суффиксы не действуют. Портрет я домой унёс. Чего это я буду отдавать такой хороший портрет? Наташка на нём и правда красивая: правильные черты лица, мягкий овал... Некрасивую бы на витрину не выставили. Так что пусть она у меня дома висит. Смотрит со стенки, как я уроки делаю.

Смешно мне немножко

И грустно немножко...

Живёт в нашем доме

Мальчишка Серёжка.

Обычный мальчишка.

Обычный сосед.

Но только

Какой-то

Сосед-домосед.

Одна лишь дорожка

Серёжке знакома:

От дома - до школы,

От школы - до дома.

Вернётся с уроков,

Нырнёт в тишину,

И дальше - ни с места,

Ни тпру и ни ну...

Ребята под окнами

Мячик футболят,

Ребята - на поле!

Серёжка - в неволе.

Не слышит он криков,

Ударов мячей...

Он - узник.

Он - пленник

Неведомо чей.

Неведомо? Ведомо!

Бедный Серёжка

До позднего вечера

Смотрит в окошко.

Окошко особое:

Форточек нет.

Сидит в духоте

Мой несчастный сосед.

Скрутил телевизор

Его проводами:

В лесу он бывает

По первой программе,

Гуляет в саду

По программе второй,

По третьей

Грибы собирает порой.

От этого душного

Домосиденья

Родителям бедным

Одни огорченья.

И слышу однажды

Соседка стучится:

- Серёжка на "скорой"

Отправлен в больницу.

- А что с ним случилось?

- Врачи говорят, Что это, мол,

Ветер во всём виноват.

- Продуло? Простуда?

- Да что вы!

Откуда?

От горя Серёженьке

Сделалось худо.

- От горя?

А ветер при чём здесь тогда?

- От ветра-то этого

Вся и беда:

Ка-ак дунул!

Ка-ак дунул из облака он!

И с крыши

Антенну

Свалил

На газон!..

Прежде Лёша Ковырялкин всегда завидовал путешественникам. "Вот, думал он, - жизнь так жизнь!" Будь он на месте Колумба, он бы, высадившись на американский берег, первым делом к пальме побежал. И вырезал на её стволе: "ЛЕША". Нет, лучше: "ЛЕША КОВЫРЯЛКИН".

К сожалению, время Колумбов уже прошло, а время Лё-шиных путешествий ещё не наступило. Правда, один раз он ходил в поход со своим классом и по дороге на свиноферму им даже попалась неизвестная скала. Но что-нибудь написать на ней Лёша не смог, всё уже было занято. Скала сообщала, что "ЗДЕСЬ БЫЛ ПЕТЯ", "СТАСИК КАРАСИК", "СЕЙ КАМЕНЬ ПОСЕТИЛА ГРУППА ВЫПУСКНИКОВ ТЕХНИКУМА ХОРОШЕГО ПОВЕДЕНИЯ ГОРОДА ПЯТИПАЛАТИН-СКА", а также "ДУСЯ, МУСЯ И АГРИППИНА".

Негде было Лёше развернуться. Начертать и увековечить.

С горя пошёл он в парк и вырезал на садовой скамейке ножом: "ЗДЕСЬ БЫЛ ЛЕША". Два дня спустя он пошёл полюбоваться на свою работу и обнаружил, что его фразу кто-то продолжил, приписав: "ДА ВЕСЬ ВЫШЕЛ...".

"Куда это я вышел? - удивился Лёша. - Может быть, погулять? Или вышел в люди? Но почему "весь"? Новая надпись его как-то обидела. Он присел на соседнюю скамейку, достал нож и вырезал просто: "ЛЕША".

Уже на следующий день Лёша обнаружил, что рядом с его красивым именем вырезано другое слово. Совершенно отрицательное по содержанию. Намекающее на его умственные способности.

Совсем было приуныл Лёша. В школу пришёл окончательно грустный. Сел за парту...

И тут его осенило!

Парта - это вам не скамейка, где каждый может писать что угодно! Парта - его, Лёши Ковырялкина! Он и сидит за ней один. Даже пополам делить не надо. Вон она какая огромная: целый год вырезать можно.

И Лёша вырезал: "ЛЕША".

Во время урока русского языка.

На ботанике добавилось: "КОВЫРЯЛКИН".

На уроке истории Лёша вырезал дату своего рождения. Для истории, разумеется. А также изобразил два скрещённых меча на фоне щита с заклёпками.

На географии появился якорь.

- Что скажешь? - спросил Лёша Вовку Ерохина.

- Нож острый... - уклончиво ответил тот.

- А голова тупая, - откликнулся сбоку Димка Ларин.

"Завидует", - решил Лёша. И на следующий день вырезал формулу по математике: а-квадрат плюс б-квадрат и всё, чему эти квадраты равняются. Точно по учебнику.

На парте всё ещё оставалось много свободного места.

"Все формулы вырежу, - улыбнулся про себя Лёша. - По математике и по физике. Потом буду отвечать на ощупь".

И вырезал.

Правда, отвечать на ощупь ему не пришлось. Пока он с формулами возился, они у него просто в голове застряли. Словно Лёша их не на парте вырезал, а где-то там, в памяти.

К концу третьей четверти парта пестрела различными словами, рисунками, формулами, склонениями, спряжениями и, почему-то, совершенно посторонним именем "ЛЮСЯ".

- Народное творчество! - сказал Вовка Ерохин. - Резьба по дереву! Умелец ты у нас, Лёшка!

- Н-да... - согласился Димка Ларин. - Такую парту в музей надо. Слышал я, в следующем году как раз открывается музей школьного образования. Экспонаты уже собирают? Отдашь парту?

- А чего?.. - смутился Лёша. - Если возьмут...

- Конечно, отдай, - поддержал его Вовка Ерохин. - Только как же ты сам без парты-то?..

- Вот именно, - удивился Лёша. - Где же я сидеть буду?

- Так ведь не сразу заберут, - успокоил его Ларин. - Пока согласовывают, открывают, то да сё - новую сделаешь.

- Как? - ещё больше удивился Лёша.

- Пойдёшь в кабинет труда. Доски там есть. Григорий Фёдорович покажет, поможет...

Целый месяц трудился Лёша: пилил, строгал, склеивал, красил. Парта получилась - хоть в музей! В классе даже мнения разделились: какую, действительно, отправлять?

- Конечно, новую! - убеждал всех Димка Ларин. - Представляете: стоит в музее парта! Ни одной царапинки на ней нет! А рядом - табличка: "СДЕЛАНА СОБСТВЕННЫМИ РУКАМИ УЧЕНИКА КОВЫРЯЛКИНА".

- Но тут же это... - цеплялся за старую парту Вовка Ерохин. - Это самое... Резьба по дереву...

- Тогда пусть сам решает.

- Чего тут решать, - улыбнулся Лёша. - Новую отдам. Куда же в музей такую исчирканную? Да ну её!.. Я и себе ещё одну новую сделаю.