Поступки во имя любви - Роушин Мини

– Тсс, – сказала она.

Она боялась возвращаться в зоомагазин. Он разозлится, когда увидит ее снова. Он может даже ударить ее. Но что еще ей делать? Она подоткнула одеяло вокруг малыша, хотя оно пахло неважно. Лоб у него не горел, возможно, эти колики из-за сэндвича. Она часто собирала еду в мусорных баках позади супермаркета. Правда, всегда брала только то, что было в нетронутой обертке, но иногда попадались испорченные продукты, и это выяснялось уже потом. Ничего. С мальчиком все будет в порядке.

Она запела ему песенку, продолжая растирать ему животик.

Вторник

– Но зачем ты туда идешь?

Джеймс развязал и снова завязал пояс на красном купальном халате дочки.

– Я уже говорил тебе, что мне хочется попробовать что-нибудь нарисовать. Это совсем ненадолго.

– Но почему ты не можешь рисовать здесь? – Чарли сунула пальчик в одну из петель на его пиджаке.

– Потому что я хочу, чтобы преподаватель помог мне, – терпеливо ответил он. – Потому что у меня не слишком хорошо получается.

– А почему мне нельзя пойти с тобой?

– Потому что это только для взрослых.

Чарли сильно потянула за петлю.

– Это нечестно.

Джеймс улыбнулся.

– Смотри сама: школа только для детей, и это тоже нечестно.

– Я ненавижу школу, – сердито выпалила девочка, крутя пальцем и наматывая на него ткань. – Школа – это вонючая задница.

– Фу, как некрасиво, – заметил Джеймс, вытаскивая ее палец. – Ну что ты сделала с моим бедным пиджаком! Смотри, он совсем мятый. Послушай, ты отлично проведешь время с Юнис. Разве вы не собирались посмотреть «Историю игрушек»?

– Мне не нравится Юнис, – пробормотала Чарли. – От нее плохо пахнет.

– Вот еще новости, – запротестовал Джеймс, но ему пришлось признать, что дочка права. Хотя их соседка Юнис им помогала, назвать ее ароматной или душистой язык не поворачивался. От нее исходил странный сырный запах. Джеймс подозревал, что так пахнут ее ноги. Но мог ли он отказаться от ее помощи, если Юнис дарила ему два драгоценных часа свободы?

В этот момент Юнис вышла из кухни.

– Попкорн готов, – сообщила она. – А что у нас с DVD? Мы отпускаем папочку?

Чарли спрятала лицо на груди у Джеймса.

– Не хочу попкорн, – прошептала она.

– Ну все, прекращай, – твердо сказал Джеймс, беря ее за плечи и отодвигая от себя. – Веди себя прилично. Юнис очень добра к тебе. Будь хорошей девочкой, – добавил он ласково, – и я принесу тебе сюрприз.

Чарли с сомнением посмотрела на него.

– Только не карандаш.

– Это определенно будет не карандаш.

– И не ластик, и не бумага.

– Ни в коем случае.

– Принеси что-нибудь такое, с чем я могу играть, – попросила Чарли.

Джеймс встал с дивана, гадая, где он сумеет что-нибудь найти во вторник вечером. Только если комикс из магазинчика на углу. Если ничего подходящего он не найдет, всегда можно купить шоколад.

– Подожди, и увидишь. Если я тебе скажу, то сюрприза не будет. И отдам я тебе его только в том случае, если ты будешь слушаться Юнис и будешь уже лежать в кроватке, когда я вернусь. Договорились?

– ОК, – вздохнула Чарли.

– Хорошая девочка. А теперь помоги мне найти ключи от машины.

Как только дочка вышла из комнаты, Джеймс повернулся к Юнис:

– Еще раз спасибо вам за то, что вы это делаете. Надеюсь, она будет хорошо вести себя с вами. С тех пор, как мы сюда переехали, она… никуда не хочет меня отпускать.

Юнис кивнула:

– Это понятно. Но именно поэтому вы нуждаетесь в передышке. О нас не волнуйтесь, все будет в порядке.

Джеймс не раз размышлял о том, что думают Юнис и ее муж Джерри о мужчине, появившемся по соседству с маленькой дочкой, но без жены или подруги. Он никогда не говорил с ними о Френсис, и они, слава богу, ни о чем не спрашивали, полагая, вероятно, что он либо вдовец, либо разведен. Юнис предложила услуги приходящей няни еще до того, как Джеймс собрался выходить по вечерам. Несомненно, женщина пожалела одинокого отца.

– Вторники – это лучший вариант, – сказала она ему, – так как Джерри по вечерам играет в покер в местном клубе. Уверена, что вы могли бы присоединиться к ним, если вас это интересует.

Джеймс легко представил, как Юнис упрашивает своего мужа взять новичка с собой и познакомить с другими парнями. Как долго его прошлое могло бы оставаться тайной в компании игроков в покер, не отказывающихся заодно пропустить по стаканчику? Да и местный клуб с испачканными граффити стенами и крутыми на вид курильщиками не вызывал у него желания познакомиться со всем этим поближе.

– Я не слишком люблю карты, – солгал тогда Джеймс, – но за предложение спасибо. Я буду об этом помнить.

После этого разговора чем больше Джеймс думал о свободном вечере, тем сильнее ему хотелось провести хотя бы несколько часов вдали от требовательной шестилетней дочки. Он любил ее всем сердцем, но забота о ней с пяти часов вечера по рабочим дням и в течение всех выходных оказалась невероятно трудной задачей.

Когда Френсис была жива, все было намного легче. На неделе они поровну делили заботы о Чарли, а Мод и Тимоти, теща и тесть, жившие всего в сорока милях от них, были готовы посвятить единственной внучке часть каждого уик-энда. Джеймсу нравилось проводить время с малышкой, но, как и любой родитель, он не меньше ценил часы, проведенные без нее.

Когда мама Чарли умерла, Джеймс принял решение, которое увеличило расстояние между девочкой и ее дедушкой и бабушкой. Единственной передышкой помимо работы – если это можно назвать передышкой – был визит к Мод и Тимоти один раз в месяц на воскресный ленч.

Джеймс долго сомневался, когда они это предложили. События двухлетней давности привели к катастрофическим изменениям в отношениях между ним и его тестем и тещей, что ни в коей мере не удивляло Джеймса. Их жизнь оказалась перевернута вверх дном, их счастье рассыпалось за один день, и они не знали наверняка, виноват ли в этом Джеймс.

Дело еще не закрыли, никому не предъявили обвинений и никого не арестовали: без единой улики, без единого доказательства того, чтобы было совершено преступление, как можно кого-то арестовать? Джеймс мог представить страшные смешанные чувства Мод и Тимоти и то, как сильно им хочется, чтобы все наконец закончилось, пусть даже самым ужасным образом. Ведь даже это было бы лучше, чем тот кошмар, в котором они жили.

Но что бы они ни испытывали к Джеймсу, и что бы о нем ни думали, и какими бы мрачными ни были эти мысли, они оставались дедушкой и бабушкой Чарли. Она нуждалась в них, и они были нужны друг другу, так как девочка оставалась единственной ниточкой, связывающей их с Френсис. Поэтому Джеймс согласился на ленч по воскресеньям раз в месяц, хотя теперь ему нужно было проехать почти двести миль. Но первый такой визит оказался удачным, во всяком случае, с точки зрения Чарли.

Разумеется, Мод и Тимоти были безукоризненно вежливы, и теща именно Джеймсу положила самый большой кусок жареного ягненка и дала добавку крамбла с черникой и яблоками. Но атмосфера была напряженной. Джеймс чувствовал это по тем быстрым взглядам, которыми иногда обменивались пожилые супруги, по паузам, возникавшим в разговоре, в натужном смехе.

К счастью, Чарли не заметила этого напряжения. Она весело болтала с дедушкой и бабушкой, отвечала на их вопросы о школе, друзьях и новом доме. По дороге домой она уснула в машине. Джеймс видел личико дочери в зеркале заднего вида и с болью в сердце отметил для себя высокие скулы и острый подбородок, унаследованные ею от матери.

Он не хотел заниматься рисованием с живой натуры. По дороге до колледжа в нем росло чувство страха. Он совершенно не умел рисовать – во всяком случае, рисовать живого человека, – и учиться этому у него не было ни малейшего желания. На короткое мгновение он задумался, не отказаться ли ему вообще от этой авантюры, не поехать ли вместо этого в паб и провести там два часа, выпивая и читая вечернюю газету. Кому какая разница? Кто будет знать об этом кроме него самого и других учеников в классе? Их он не знает, и мнение совершенно чужих людей ему безразлично.

Но он записался и заплатил, он купил карандаши и уголь, альбом для набросков и ластик-клячку. Нет, он должен сходить на занятия хотя бы один раз. Если все окажется так плохо, как он представлял, он больше туда не вернется.

Джеймс свернул на парковку колледжа ровно в двадцать семь минут восьмого.

Зарек с нетерпением ждал первого занятия по рисованию с живой натуры в Ирландии. Он гадал, насколько эти занятия будут отличаться от тех, на которые он ходил на родине. Нагое тело – это нагое тело вне зависимости от национальности – хотя ему еще только предстояло увидеть, как выглядит обнаженное ирландское тело, – а правила рисования человеческого тела одинаковы во всем мире. И все же будет интересно увидеть, как преподавательница, чье имя он забыл, подойдет к предмету. Зарек надеялся, что его английский не подведет.