Двадцать три ступени вниз - Марк Касвинов

Западные буржуазные пропагандисты, как только речь заводят о казни Романовых, прежде всего подчеркивают:

- Это сделали большевики.

Подразумевается:

- Это могли сделать только большевики.

Да, приговор Романовым вынес Уральский Совет, возглавляемый большевиками. Но в его составе были не только большевики. За ним стояла огромная масса трудового населения Урала и России. И вынесенный 12 июля 1918 года приговор был отражением воли этих народных масс.

Поставив в Уральском Совете вопрос о Романовых, большевики выполнили настойчивые требования народа, в особенности рабочих, требования, которые громко зазвучали по всей стране сразу после свержения царского самодержавия.

А. Ф. Керенский подтверждает, что требования о казни царя он слышал повсюду. По его словам, когда он через 5 дней после отречения Николая поднялся на трибуну Московского Совета, со всех сторон послышались голоса казнить бывшего царя. "Я сам 7 (20) марта в заседании Московского Совета, отвечая на яростные крики: "Смерть царю, казните царя", - сказал: "Этого никогда не будет, пока мы у власти. Временное правительство взяло на себя ответственность за личную безопасность царя и его семьи. Это обязательство мы выполним до конца. Царь с семьей будет отправлен за границу в Англию. Я сам довезу его до Мурманска"" (1). И далее: "Смертная казнь Николая Второго и отправка его семьи из Александровского дворца в Петропавловскую крепость или в Кронштадт - вот яростные, иногда исступленные требования сотен всяческих делегаций, депутаций и резолюций, являвшихся и предъявлявшихся Временному правительству и, в частности, мне, как ведавшему и отвечавшему за охрану и безопасность царской семьи" (2). То же показал Керенский в эмиграции Соколову: "Возбужденное настроение солдатских масс и рабочих Петроградского и Московского районов было крайне враждебно Николаю. Раздавались требования казни его, прямо ко мне обращенные. Протестуя от имени Временного правительства против таких требований, я сказал лично про себя, что я никогда не приму на себя роль Марата. Я говорил, что вину Николая перед Россией рассмотрит беспристрастный суд. Самая сила злобы рабочих масс лежала глубоко в их настроениях. Я понимал, что дело здесь гораздо больше не в самой личности Николая Второго, а в идее царизма, пробуждавшей злобу и чувство мести" (3).

Несколько ниже Керенский добавляет, что если бы Романовых не вывезли из Царского Села в Тобольск, "они погибли бы и в Царском Селе не менее ужасно, но почти на год раньше" (4).

Засвидетельствовано, таким образом, вполне авторитетным для такого случая источником, что Романовым грозила расплата смертью и в те дни, когда большевики еще не были у власти. За год до екатеринбургской июльской ночи могло произойти то же в любую царскосельскую ночь. И это несмотря на то, что царскую семью охраняли Корнилов и Кобылинский, что о ней заботился глава тогдашней власти Керенский.

Верно, что корни враждебного отношения народных масс к царю лежали глубоко, что народу чужда была идея царизма. Но нельзя отделять, как это пытался сделать Керенский, личность Николая от царизма ("дело... не в самой личности Николая"). А "злобу и чувство мести" народных масс придумал бывший глава Временного правительства.

Такие эмоции и побуждения были характерны не для народных масс, а для самих Романовых. Отношение низов народных к низвергнутой династии определялось не жаждой мщения, а стремлением - осознанным или подсознательным - защитить революцию, подрубить корни проромановских интриг, отвратить угрозу монархической реставрации. Угроза же эта была реальна.

Кстати было бы вспомнить, что советской власти вначале претила идея жестоких кар. Смертная казнь в первое время (после ноября 1917 года) вовсе не применялась. Принципиальным правилом были гуманная сдержанность и великодушие. Достаточно было уличенному подсудимому пообещать, что он "больше не будет", что он от борьбы против советской власти отказывается, как его отпускали на свободу. "Нас упрекают, - говорил в ноябре 1917 года В. И. Ленин, - что мы применяем террор, но террор, какой применяли французские революционеры, которые гильотинировали безоружных людей, мы не применяем и, надеюсь, не будем применять..." (5). Одна из инструкций Ф. Э. Дзержинского органам безопасности 1918 года гласит:

"Вторжение вооруженных людей на частную квартиру и лишение свободы повинных людей есть зло, к которому и в настоящее время необходимо еще прибегать, чтобы восторжествовали добро и правда. Но всегда нужно помнить, что это зло, - что наша задача - пользуясь злом, искоренить необходимость прибегать к этому средству в будущем" (6).

С самого начала, в принципе отвергнув террор и смертную казнь, как методы борьбы и самообороны, советская власть, однако, вскоре оказалась вынужденной прибегнуть к этим мерам, чтобы не заплатить за великодушие слишком дорогой ценой - своим существованием. Уже 14 (27) января 1918 года В. И. Ленин, выступая в Петроградском Совете, призывает рабочих и солдат осознать, что в борьбе с наседающей контрреволюцией "им никто не поможет, кроме их самих" (7). А 21 февраля того же года, когда обозначилось намерение кайзеровских генералов перейти в наступление на Петроград, Совет народных комиссаров под председательством В. И. Ленина принимает декрет "Социалистическое отечество в опасности!", восьмой пункт которого гласит:

"Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления" (8).

Опираясь на это решение правительства, ВЧК через день объявляет, что "до сих пор она (то есть ВЧК) была великодушна в борьбе с врагами народа, но в данный момент, когда гидра контрреволюции наглеет с каждым днем, вдохновляемая предательским нападением германских контрреволюционеров", советская власть не видит других мер борьбы, кроме самых решительных и крайних (9).

В общем до лета 1918 года, то есть до екатеринбургских событий, случаи тяжелых наказаний насчитывались в Советской России единицами. Стремясь обезвредить своих врагов, советская власть тем не менее избегала самой крайней меры, то есть лишения их жизни. Иную позицию заняли тогда некоторые "ультрареволюционные" политические группы, главари которых впоследствии сделали сочинение небылиц о "большевистских зверствах" своим излюбленным занятием. Например, левые эсеры в лице своего лидера Марии Спиридоновой потребовали для себя анархистского "права" на расстрелы без следствия и суда. Возражая этим людям на V Всероссийском съезде Советов, Я. М. Свердлов 5 июля (то есть за 11 дней до екатеринбургского финала Романовых) говорил: левые эсеры выступают "против смертной казни по суду. Но смертная казнь без суда допускается. Для нас, товарищи, такое положение совершенно непонятно, оно кажется нам совершенно нелогичным" (10). Отстаивая принцип революционной законности и организованного пролетарского правосудия в противовес левоэсеровским и анархистским установкам на "эмоциональный" произвол, Я. М. Свердлов вместе с тем заметил, что, конечно, революция в своем развитии может вынудить советскую власть и к "целому ряду таких актов, к которым в период мирного развития, в эпоху спокойного органического развития мы бы никогда не стали прибегать" (11).

Поскольку не оставалось никаких иллюзий насчет того, почему белые рвутся к дому Ипатьева и как поведут себя Романовы в случае, если интервентам и белоказакам удастся их захватить, Уральский Совет принял кардинальное и единственно возможное в тех условиях решение.

Приговор, вынесенный в Екатеринбурге 12 июля, был приговором Романовым по совокупности совершенных ими преступлений. Он отразил требования страны в целом, местного трудового населения в особенности.

Главный редактор газеты "Уральский рабочий" засвидетельствовал в двадцатых годах, что ее читатели в июне-июле 1918 года засыпали редакцию письмами, в которых, во-первых, выражали беспокойство, "не сбежит ли царь", во-вторых, призывали "покончить с ним". Такие призывы звучали и в письмах, и с трибун рабочих митингов и собраний как в Екатеринбурге, так и по всему Уралу (12).

Низкорослый голубоглазый человек с подергивающимся плечом и тусклым взглядом глубоко чужд и враждебен был народу, подпавшему под его власть. И царь, и его политические оруженосцы боялись народа, ненавидели его и всегда были готовы устроить ему кровопускание.

Злодеяния царизма неисчислимы. Вина его перед страной безмерна. В. И. Ленин в "Письмах из далека" писал, что события раскрыли перед миром всю "гнилость, гнусность, весь цинизм и разврат царской шайки"... "все зверство семьи Романовых - этих погромщиков, заливших Россию кровью..." Ради сохранения своей власти, привилегий, миллионов десятин земли и прочей "священной собственности" эти первые среди русских помещиков всегда готовы были пойти и шли, по выражению Ленина, "на все зверства, на вес преступления, на разорение и удушение любого числа граждан" страны, волей исторических судеб оказавшейся под властью царизма (13).