Полководцы Древней Руси - Андрей Сахаров

Незаметно появился коренастый, большеголовый Давыд Игоревич.

Свещание начал в княжеской парадной палате Владимир Мономах. Он обвел глазами, палату, наполненную людьми. Князья сидели на лавках за длинными дубовыми столами, укрытыми тяжелыми византийскими скатертями, рядом теснились их видные смысленые люди, мужи, поседелые в боях и междукняжеских спорах, знавшие лучше самих князей всю Ярославову лествицу и то, когда, где, за кем были те или иные столы и кто кому нанес какие обиды и совершил клятвопреступления по меньшей мере за последние 150 лет.

— Братья и сыновья любезные, — сказал Владимир, — вы видите и ведаете, какое настроение в Русской земле, какие междоусобия идут между нами, внуками и правнуками Ярослава, как сами мы губим Русскую землю, делая сами на себя бесконечную котору. Поссорясь о малом владении, не прося суда и расправ у старейших, мы чиним сами на себя управу силой оружия, разоряем и грабим свои дома, побиваем смердов и ремесленников, жжем и грабим села и города. А половцы землю нашу несут розно и радуются, когда между нами встанет рать. И вот они уже нападают на наши пределы, уводят людей в плен, разоряют все, что мы и копим и наживаем, и многие места русские стоят пустые. Ведь известно вам, что половецкие ханы говорят: «Пойдем и силой завладеем их городами. Кто избавит их от нас?» Кто же, братья и сыновья? Настало время собраться нам и посмотреть, кто чем обижен и кто у кого отнял неправдой земли или что иное, и пусть возвратим по правде что кому принадлежит и восстановим единение в мыслях и в сердце своем, чтобы совместно блюсти Русскую землю.

Мономах продолжал говорить еще о важности единства всех русских воинских вил против объединяющихся половцев, о необходимости самим двинуться на половецкие вежи, а в палате уже нарастал шум, слышались выкрики князей и бояр. Люди Святополка обвиняли Олега в том, что он первым воткнул между ними нож и привел половцев на своих братьев.

Киевский князь поддержал Мономаха. Он жаловался на то, что князья перестали слушать его как князя старейшего и не чтут более Киев за мать русских городов.

Олег отвечал людям Святополка, долго говорил о том, что все началось с нарушения сыновьями Ярослава установленного им самим порядка. Почему Всеволод захватил земли Святослава и всех Святославичей, почему его, Олега, лишили после смерти отца Чернигова и загнали в Тмутаракань? И кто теперь вправе упрекать его за начало междоусобиц. Давыд и Василько жаловались друг на друга, обвиняли в вероломстве и сговоре с врагами.

Потом князья разошлись и весь вечер совещались со своими боярами, а те наставляли их, вспоминали все новые и новые обиды, заставляли просить для себя прибавления к своим княжеским владениям, потому что было ясно, что съезд установит порядок, который князья будут поддерживать силой оружия.

Следующий день вновь прошел в просьбах, перечислениях обид, сведении старых счетов. Бояре же следили, кто на кого и как посмотрел, какие князья встречались между собой после совещания в Мономаховой гриднице.

Святополк и Владимир сходились вместе вечером и думали, как лучше разделить Русскую землю и как лучше объединить князей для войны с половцами, но как они ни раскидывали, одно постоянно мешало другому. Все чаще и чаще во время совещания князья и бояре говорили: пусть каждый держит свою отчину, — тогда не будет новых котор, а порядок, который мы установим, сами же и будем хранить по крестному целованию.

Святополк противился этому. Принять такое устроение — значило бы свести на нет главное в завещании Ярослава — хранить первенство за старшим в Ярославовом роде, почитать его за верховного князя, которому повинуются все остальные. Святополк видел, что не только иные князья, но и сам Мономах не очень-то настаивает на возвращении к прежнему порядку старшинства. Да это и понятно — Переяславль за последние годы при Мономахе выдвинулся на второе после Киева место, оттеснив Чернигов, на Мономаха смотрят все мелкие князья, его боится половецкая степь и зачем ему ходить под рукой его, Святополка.

Братья вспоминали, как еще под Стародубом они сговорились никогда более не сажать Олега в Чернигове, не давать ему большого стола, и вот теперь надо было решить это дело.

Митрополит Николай, что встал на киевскую митрополию в 1096 году после недавно умершего Ефрема, совестил князей, призывал их заботиться о христианах, страждущих под постоянным страхом половецкого нашествия. Обращаясь к сидящим на лавках хмурым чадам, он призывал их прислушаться к голосу переяславского князя, радетеля за всю Русскую землю, договориться о совместных походах против поганых.

Снова говорил Владимир Мономах, рассказывая о делах в западных странах, владыки которых в борьбе против неверных, овладевших гробом господним, объединились и в прошлом двинулись на Иерусалим. А они начинали вот так же, собравшись в 1095 году на Клермонский собор во Франции, и там выступил папа римский Урбан II и призвал владык к единению, как и здесь их призывает митрополит Николай. Бояре ерзали на лавках удивлялись на Мономаха, и откуда он все знает и про западных владык, и про папу римского, и про Иерусалим.

Наконец наступил час, когда можно было объявить князьям утвержденный всем съездом новый порядок.

Объявлял его по старшинству Святополк Изяславич.

К его роду, как это было и при его отце Изяславе, отходили города Туров, Пинск, Слуцк и другие до Буга по этой стороне реки Припяти, за ним оставался и Киев со всей землею до реки Горыни.

Владимир Мономах, которого провозгласил великий князь вторым после себя, получил земли отца своего Всеволода — Переяславль, Ростов, Суздаль, Смоленск. Святославичам оставили их прежние земли — Чернигов, Муром и Тмутаракань, а также северские земли. Чернигов отдали старшему в роду — Давыду, а следующему брату — Олегу, за все его козни, насилия, дружбу с половцами определили на житие Северу, а Муром отдали третьему брату — Ярославу.

Определили столы в волынской земле: Давыду Игоревичу оставили Владимир-Волынский, а за Ростиславичами — все червенские города, за Василько Ростиславичем закрепили Теребовль, за Володарем — Перемышль.

Потом в той же палате, где шло свещание, князья целовали крест. Митрополит Николай стоял в углу палаты под образами, держа в руках большой серебряный крест, а князья один за другим подходили к митрополиту, преклоняли колено, притрагивались губами к кресту. И каждому митрополит говорил: «Если теперь кто на кого покусится, против того будут все и крест честной». И каждый отвечал: «Да будет против того крест честной и вся земля Русская».

Свещание закончилось большим пиром на сенях.

А наутро князья покидали Любеч.

Святополк и Давыд Игоревич уехали в Киев, следом за ними двинулся Василько Ростиславич, решивший побывать в Михайловском Выдубицком монастыре и поклониться святому Михаилу. Святославичи же отправились вместе в Чернигов, откуда Олег должен был уйти в Северу, где ему по наказу княжеского съезда и надлежало жить. Владимир на несколько дней остался в Любече с тем, чтобы позднее, объехав свои села и устроив все хозяйственные дела, двинуться отсюда назад в Переяславль.

Но не успел он отправиться в свой стольный город, как гонец принес из Киева страшную весть: только что Святополк и Давыд захватили Василька Ростиславича, ослепили его, и теперь люди Давыда везут теребовльского князя во Владимир.

В тот день Владимир Мономах сидел на сенях своего Любечского дворца и смотрел сверху, как на дворцовой площади на празднике в честь окончания княжеского съезда забавляли людей скоморохи. Они потешали простую чадь тем, что изображали только что закончившееся свещание князей. Потом заиграли гусляры, и чадь стала петь песни. Все это было противно церкви, но Мономах не давал попам гонять скоморохов и гусляров: люди, думал он, должны веселиться без страха, да он и сам любил посмотреть на забавные скоморошьи проделки и кое над чем подумать после их представлений.

Эта осень выдалась в поднепровье теплой, и люди на площади веселились долго. По приказу Мономаха здесь же, около дворца, были расставлены столы, на них стояли меды, разная ества — князь угощал свою чадь.

Все было хорошо. После последних трех голодных лет в это лето уродились и жито, и пшеница, и рожь, и репа, и другое. Все клети, амбары и корчаги в его хозяйских владениях были набиты всяким припасом. Отстроились села после губительных разорений междукняжеских войн и пожаров. И, наконец, прекратились и сами княжеские междоусобия. Правда, за счет того, что теперь каждый князь был независим от другого, порядок старшинства, подчинения всех остальных княжеств Киеву рухнул. Но для Мономаха это не было большой бедой — что ему была за охота быть подручным у Святополка! И зачем слепо держаться за порядки, которые уже изжили себя.