Дела и ужасы Жени Осинкиной - Мариэтта Чудакова

— Классика! — сказал Василий. — Профессионалы работают. Понятно теперь, что это из-за вас сибирский прокурор нас тут третьего дня на уши ставил. Москвичи почтили своим присутствием! Своих отморозков нам тут маловато стало… И главное — не понять ни черта. Наследство американского дядюшки… Бред какой-то.

— Василий, вот ты про Монголию говоришь, — сказал Леша, не спуская глаз с дороги. — А кто их там ждет-то больно? Как они границу-то пересекут?

— Кто ждет? Не беспокойся, ждут! Уж если их заказчики в Америке шуруют, не стесняясь, насчет не своего наследства — таким в Монголию-то отход обеспечить раз плюнуть!

— Не знаю… — протянул Саня. — Ты, сержант, упускаешь, по-моему, из виду, что заказ-то не выполнен. Женя-то, дай ей Бог здоровья, — жива. Кто с ними теперь цацкаться будет?

— Не скажи! Заказчики в их аресте в любом случае никак не заинтересованы.

— Согласен. Но у заказчиков есть свой способ абсолютно исключить их арест. Он тебе, Василий, хорошо известен.

— Кончайте базар, — сказал Леша. — Усть-Сема. Куда идем — налево, направо?.. Решайте, только по-быстрому!

Глава 46. Александр Осинкин выходит на финишную прямую

— Наш самолет приступил к снижению… Просим вас пристегнуть ремни… Температура в Барнауле плюс 20 градусов…

Было семь утра. Александра Осинкина ожидал в аэропорту, чтобы везти до Горно-Алтайска, а то и до Чемальского района — по ситуации, — коллега из Алтайского университета. Осинкина мучила совесть, что пришлось подымать беднягу ни свет ни заря.

У него вообще была настоящая аллергия на то, чтобы затруднять своей персоной других людей. И когда это все-таки случалось, Осинкин уговаривал себя одним только способом — тем, что он сам решительно всегда готов был прийти на помощь друзьям, коллегам, просто знакомым и вовсе незнакомым.

Никакого багажа у него, натурально, не было. Чемодан, с которым прилетел в Шереметьево-2 из Мексики, он отдал встретившему его сотруднику, который вручил Осинкину купленный по его просьбе билет на Барнаул и тут же повез его из одного аэропорта в другой — в Домодедово. Осинкин с извинениями просил подержать чемодан дома до своего возвращения с Алтая. По дороге коллега весьма был удовлетворен подробным рассказом о всех интересовавшем мексиканском семинаре и долго благодарил Осинкина, прощаясь перед отлетом. Осинкин не объяснял, почему он вернулся раньше времени и так скоропалительно летит в Сибирь, а сотоварищ тактично не расспрашивал. С женщиной такой номер в России бы не прошел — забросала б вопросами. Но с мужчинами иногда проходило.

Барнаульский коллега, весьма симпатичный и талантливый молодой человек, несомненно, тоже надеялся услышать кое-что от непосредственного участника престижного, блиставшего известными именами международного семинара. Но пока из скромности помалкивал.

Прежде чем выйти на главную трассу, долго ехали из аэропорта по самому Барнаулу. Осинкин был здесь первый раз, но историю города себе представлял — в самых общих чертах. В конце XVIII века Барнаул имел статус «горного города». К тому времени Демидов уже наладил — в окружении воинственных кочевников — плавку меди на Колывано-Воскресенском заводе. Затем навез крепостных, выстроил плотину на Барнаулке. Потом построил Барнаульский завод.

Но следов долгой и интересной истории горного города на его улицах было уже не найти. В советское время заменили, а когда оно кончилось, так и не вернули исконные названия ни Соборной площади (стала Площадью Свободы), ни Соборному переулку. Хорошо хоть Демидовская площадь есть! Давно не было на городской карте — и уже, пожалуй, не осталось даже тех, кто их помнил, — ни Московского проспекта, ни Бийской или Петропавловской улиц. Вместо них город из конца в конец пересекал Ленинский проспект. А параллельно и чуть покороче — проспекты Красноармейский, Комсомольский и Социалистический — как раз вместо Соборного переулка.

Проспект Калинина. Чем, собственно, этот человек себя в Барнауле зарекомендовал?.. Даже жена М. И. Калинина, председателя президиума Верховного совета СССР, то есть вроде как президента, но не имевшего при генеральном секретаре правящей партии Сталине ни крошки власти, была арестована Сталиным и отправлена в концлагерь не сюда, в Алтайский край, а далеко на север — в Коми. А ее муж — этот самый Калинин, чей проспект, — продолжал верно служить Сталину…

Улица Карла Маркса. Улицы Крупской, Кирова, Димитрова. А также — Советская, Пролетарская, Интернациональная, Союза Республик. Ну еще Молодежная, Промышленная, Деповская…

Будь голова Осинкина свободна от тревожных мыслей — у него, пока он долго, как уже сказано, ехал по Барнаулу, было время поразмыслить над одной хотя бы из этих улиц. Например, над улицей Димитрова. Сколько, интересно, наберется сегодня барнаульцев, знающих, кто же это был такой и чем славен? В Москве тоже значилась улица его имени. Но москвичи, между прочим, вернули ей название Большая Якиманка. Никто вроде не протестовал.

А барнаульская улица Димитрова называлась до 1960 года 6-й Алтайской — тоже не лучшее название. Но барнаульские краеведы нашли какие-то карты, на которых она уже с начала 30-х была Дмитровской. Тогда получается, что официальное переименование в 1960 году в честь Георгия Димитрова вроде бы наслоилось на нечто привычное. Судить об этом оставляем жителям Барнаула. Ясно одно — что болгарский коммунист Георгий Димитров, руководивший вооруженными восстаниями в своей стране еще в начале 20-х годов, стал известен в нашей стране только в 1933-м. Он был тогда арестован нацистами и обвинен в поджоге рейхстага. Но на Лейпцигском процессе, за которым следил весь мир, в конце того же года после блестящей речи в свое оправдание был, представьте себе, оправдан! Как смеялся, наверно, тогда Сталин над слабаком Гитлером! У него-то самого невиновных давно уже не было.

Димитров после этого эмигрировал в Советский Союз. И долгие годы у нас жил. И даже почему-то был с 1937-го по 1945 год депутатом Верховного Совета СССР. То есть в самый разгар репрессий над бывшими его сотоварищами-коммунистами из европейских стран — «коминтерновцами» — он занимал в Советском Союзе немалый пост — и молчал.

После победы над фашистской Германией (а Болгария была в той войне, увы, ее союзником), когда советские войска установили в Болгарии «народную демократию», он в ноябре 1945 года вернулся на родину и возглавил страну — стал председателем совета министров и генеральным секретарем правящей коммунистической партии. А когда болгарская крестьянская партия стала возражать против такого единоначалия, он, наученный Сталиным, как поступать с инакомыслящими, ее лидера казнил.

Сам же вскоре стал поддерживать югославского лидера Тито, которого Сталин объявил изменником и кровавым палачом — за его неуправляемость. Но арестовать и казнить Димитрова за его шашни с Тито (как это было сделано в те годы с лидерами Чехословакии и других «народных демократий») Сталин — из-за большой европейской известности этого человека — не мог. И тогда в январе 1949 года Димитров исчез. Никто не мог понять, где он. А в апреле того же года объявили, что заболел и находится в Советском Союзе на лечении.

Там, в правительственном санатории в Барвихе, находясь под домашним арестом, лишенный Сталиным всяких контактов с внешним миром, он через несколько месяцев и скончался. Тело его было торжественно отправлено на родину, мумифицировано и помещено в специально построенный мавзолей. А сорок лет спустя, после падения советской власти в Болгарии, прах был извлечен оттуда и по-человечески похоронен. А потом город София принял решение о сносе этого странного здания в центре города. И теперь там — забетонированная площадка.

…Так что не очень и поймешь, в честь чего носит улица это имя. В память какого именно этапа сложной и даже причудливой биографии болгарского революционера.

«А ведь были, наверно, — думал Осинкин, краем глаза поглядывая на город, по которому они ехали по раннему времени на довольно большой скорости, — уроженцы Барнаула, чьи заслуги перед городом, Сибирью, да и перед всей Россией — неопровержимы. Где же их-то имена?.. Почему болгарский революционер Димитров — „это наша история“, как любят сейчас оправдывать сохранение имен улиц и тысяч памятников Ленину в центре каждого города, городка и поселка? Может, пора восстанавливать нашу собственную, реальную историю, затоптанную нашими жестокими вождями?»

…Уже давно выехали из Барнаула, приближались к Бийску. Но Осинкин, не зная, что там сейчас делается вокруг его дочери, не представляя, насколько сама она посвящена в суть дела, звонить ни ей, ни тем, кто ее сейчас защищал, не хотел. Женя сразу поймет: если папа прилетел — значит, происходит что-то ужасное. Зачем пугать девочку?