Казнь СССР – преступление против человечества - Юрий Мухин

Причем, поймите меня правильно, я обеими руками за то, чтобы скопировать удачную вещь: зачем же велосипед-то изобретать? Но когда конструкторы и ученые только этим и заняты, то ведь они же отвыкают думать (если когда-то умели).

Вот такой пример. Позвонил мне тогдашний главный инженер завода Масленников (ставший главным после Друинского), сообщил, что у него в кабинете ректор Павлодарского индустриального, который просит в нашем экспериментальном цехе проверить какую-то серьезную идею. Посему мне надо срочно прийти, забрать у Масленникова этого посетителя, провести его в экспериментальный и там на месте оценить, что нужно будет закупить, где расположить установку и что еще потребуется для проверки этой идеи ректора.

Привожу его в экспериментальный, садимся за стол, и я начинаю расспрашивать о сути того, что мне предстоит сделать. Ректор как-то непонятно темнит, но все же рассказывает, что речь идет о революции в области производства меди электролизом. Медь и электролиз – это не наше, это Минцветмет, но революция – это интересно. Поскольку он уверял, что все эксперименты уже проведены в институте и теперь нужна полупромышленная установка, то я прошу его нарисовать эскиз и электрическую схему. Он рисует, и мне как-то сразу все перестало нравиться – уж больно схема была примитивна, как из школьного учебника: сеть – трансформатор – выпрямитель – электроды в ванне электролиза. Так в чем же суть революции? – начал допытываться я. Ректор темнил, я настаивал, угрожая, что не буду заниматься тем, чего не понимаю. И он, в конце концов, сообщил, что вот по этой схеме у него мощность в электролизной ванне получается больше, чем та электрическая мощность, которую установка забирает из сети. Таким образом, часть меди будет получаться бесплатно с точки зрения затрат электроэнергии.

После этих слов я начал к нему присматриваться.

– Но ведь у вас получается, что КПД этой установки больше единицы?

– Да! – гордо ответил он, удивив меня чрезвычайно, поскольку с такими дубами я еще не встречался.

– Послушайте, но если в вашей схеме электроды в ванне соединить проводниками с входом в схему, то установку можно будет отключить от сети – она будет работать сама по себе.

– Да! – опять-таки гордо подтвердил он.

– Но ведь это же вечный двигатель, а вечный двигатель невозможен.

Тут ректор взглянул на меня со всем высокомерием профессора и кандидата физических наук и выдал что-то про то, что малообразованным людям трудно понять неисчерпаемые таинства природы и величие умов, которые эти таинства познают.

Меня это обозлило, и я попросил его показать на схеме, в каких местах и какими приборами он замерял мощность. Оказывается, в сети он замерял мощность счетчиком активной электроэнергии, ток и напряжение на электродах – соответственно амперметром и вольтметром. Все стало ясно.

– На постройку вечного двигателя я не затрачу ни единой заводской копейки и даже за ваши деньги ничего делать не буду, чтобы не позориться.

Тут ректор, само собой, обиделся и покинул экспериментальный, не попрощавшись. Мы сидели за столом в пультовом помещении печи, а рядом молоденький киповец заправлял чернилами и бумагой самописцы. Я его подозвал.

– Посмотри схему! У этого мужика на выходе мощность получается больше, чем на входе.

– Естественно, – сказал электрик, бросив на схему беглый взгляд, – он же на входе замеряет активную мощность, а на выходе – кажущуюся.

Надо пояснить, что электрическая мощность рассчитывается как произведение тока на напряжение – это школьные знания. Но в случае с переменным током дело усложняется, и чтобы так подсчитать мощность, нужно, чтобы синусоиды тока и напряжения абсолютно совпадали, т. е. чтобы максимум напряжения соответствовал максимуму тока. В реальных схемах такого не бывает из-за наличия реактивных сопротивлений, из-за которых максимум тока то отстает от максимума напряжения, то опережает его. Поэтому в таких случаях рассчитывается три мощности: активная – реальная мощность, которая у всех в доме замеряется счетчиком электроэнергии, реактивная и кажущаяся. Последней мощности реально нет – это просто произведение тока на напряжение, и, как видите, паренек, окончивший ПТУ, немедленно понял, в чем дело. А дело в том, что кажущаяся, несуществующая мощность всегда численно выше активной, иногда, если реактивные сопротивления велики, выше в несколько раз.

И вот от этой своей профессиональной беспомощности основная масса «ученых» как огня боится всего нового, даже если им это новое бесплатно предлагают, но при этом практически все люди с учеными званиями обладают непомерным апломбом.

Между прочим, на всю жизнь мне запомнилось, как разобрался с наукой С.А. Донской, который в то время доказывал Москве, что в плачевном тогдашнем состоянии завода виновато само же московское начальство. В ответ вышестоящая бюрократия при обсуждении проблем у высокого начальства пыталась задавить нас инженерными и техническими аргументами, для чего использовала, как свой козырь, науку. На завод ездили комиссия за комиссией разных «специалистов», которые состояли из увенчанных учеными званиями и степенями работников различных отраслевых научно-исследовательских и проектных институтов. Вообще-то это тоже специалисты, но в очень уж узких вопросах тем своих диссертаций, которые, само собой, к проблемам завода отношения не имели. Однако ученые звания эти люди имели, и эти звания обязывали их говорить что-либо и по проблемам завода. Причем чем глупее были эти ученые, тем охотнее они болтали общими словами и тем авторитетнее провозглашали те выводы, которые требовались организаторам этих комиссий.

И вот после того, как Донской успел наступить в Москве на очень многие мозоли, начальник ВПО привез к нам на завод комиссию ученых. Привез для того, чтобы потом их выводами козырять, дескать, наука подтверждает, что плохая работа завода – это не вина главка, а результат плохой работы самих работников завода. Ученые день или два ходили по заводу, насобирали, само собой, миллион разных очевидных замечаний, после чего нас собрали в кабинете директора на оглашение научного вердикта.

Встал какой-то кандидат наук, по-моему из Харькова, и начал читать перечень замечаний банальных до тошноты, о которых и на заводе все, разумеется, знали, и в цехах. А в то время проблема была в том, что цех подготовки шихты № 2 (ЦПШ-2) был не способен снабдить цеха № 1 и № 6 шихтой в плановом объеме. Ну и «науку» понесло: там – то сломано, там – то не работает, там – прогулов много, там – рабочие на рабочих местах спят и т. д., и т. п. Дальше – выводы: необеспеченность плавильных цехов шихтой объясняется низкой трудовой и технологической дисциплиной. И рекомендации заводу: крепить трудовую и производственную дисциплину. (А мы без тебя, дурака, этого не знали?! Ты бы сказал, как ее укрепить, не имея к этому средств?) Докладчик с победным видом сел, чувствуя, как удачно он перевел стрелки с министерства на завод. Зашелестели своими бумагами остальные члены комиссии, в свою очередь готовые рассказать нам про необходимость укрепления трудовой и производственной дисциплины. Но тут взял слово Донской.

С одной стороны, покраснев, а это подсказывало, что он разозлился, с другой стороны, каким-то нарочито спокойным и ласковым тоном вдруг спрашивает докладчика:

– А сколько вы в Харькове получаете?

– 350 рублей, – замявшись и не понимая, к чему этот вопрос, ответил ученый.

– Переезжайте к нам, я вас назначу начальником ЦПШ-2, гарантирую заработок в два раза выше и трехкомнатную квартиру в течение месяца. Вы укрепите трудовую и технологическую дисциплину в этом цехе, а мы поучимся у вас, как это делать.

Мы опешили от неожиданности, а у бедного ученого челюсть отпала, ведь предложение последовало абсолютно серьезно, и 700 рублей в месяц в СССР были такими деньгами, от которых не отказывался никто, тем более тот, кто зарабатывал 350. До ученого, надо сказать, мигом дошло, чем болтовня отличается от работы, – он начал юлить и объяснять, что не может принять это предложение. И тут Донской совершенно демонстративно поскучнел и выразил на лице крайнюю степень презрения: о чем говорить с болтуном, который за свои слова не отвечает? Перевел взгляд на очередного члена комиссии – что у вас?

Тот понял, что и ему после доклада последует предложение, от которого трудно отказаться, поэтому запихнул свои бумаги в папку и стал от себя невнятно мямлить, что положение очень сложное, что так сразу сказать нельзя, что надо думать и т. д. За ним в том же духе высказались и остальные – о крепеже дисциплины они боялись упоминать, а ввиду такого поведения членов комиссии и начальник главка вынужден был спустить вопрос на тормозах.

На тот момент, мягко скажем, я недолюбливал Донского, но здесь он меня восхитил: ну молодец! Это же надо так элегантно размазать по стене и комиссию, и начальника главка! И я, между прочим, рекомендую запомнить этот прием всем, кого подобная ситуация может коснуться.